Увидят кого-то похожего на контролеров – не станут пробивать фальшивые чеки. То есть придется проверять этот ресторан каждый вечер, держать армию контролеров специально для поедания пиццы. Вероятнее всего, контролеры устанут есть пиццу еще до того, как обезвредят этих нарушителей порядка.
– Ну, значит, – отрезала Майя, явно обиженная, – пусть налоговики и ищут, как их ущучить, нарушителей. Мы просто сигнализируем о проблеме.
– Радость моя, – снисходительно подвел итог Симеи. – Могу вам предсказать, к чему приведет публикация подобного расследования. Во-первых, восстановим против себя налоговиков. Они будут уязвлены, что вы выявили, как они проморгали мошенничество у себя под носом. А налоговики люди мстительные и захотят посчитаться. Не с нами, так с коммендатором. Кроме того, мы затронем, по вашему собственному заявлению, триады, каморру, ндрангету или кого-нибудь еще из таких же симпатичных товариществ. А стоит нам с ними цапаться? Потом сидеть ждать, пока они нам подложат бомбу в редакцию? Нет, если серьезно, знаете, чем, по-моему, все это кончится? Наши читатели все ринутся туда, прочтя вашу статью. Ресторан как из детективного фильма, мест полно! Кухня отличная, цены скромные! «Сено-солома» переполнится этими идиотами, и мы, по сути, сделаем «Сену-соломе» замечательную рекламу. Нет, не следует, не следует печатать этот ваш материал. От добра добра не ищут. Занимайтесь своими гороскопами.
Глава VII
Майя была в таком состоянии, что я вышел вместе с ней и на лестнице придержал ее за локоть.
– Не огорчайтесь, Майя. Давайте пойдем чего-нибудь выпьем, я провожу вас.
– Я живу на каналах Навильи, там полно баров. Есть один, где отлично готовят «Беллини». Можно туда зайти.
Мы шли по набережной, я впервые за всю жизнь в Милане видел эти каналы. Я о них слышал, но почему-то считал, что это дело какое-то древнего прошлого, а в наше время каналы все засыпаны. Ничего подобного! Там, оказывается, примерно то же, что в Амстердаме. Майя рассказывала с какой-то даже гордостью, что Милан был действительно похож на Амстердам, еще совсем недавно, сплошные кольца каналов, и на периферии, и в самом центре. Как же это было, наверное, красиво. Стендаль очень хвалил. Но потом каналы закопали. Якобы по гигиеническим причинам. Они остались только в этой части. Вода, конечно, гнилая… А в прежние времена тут полоскали белье прачки. В закоулках тут еще до сих пор есть старинные дома. Много и домов с галереями, di ringhiera.
Эти дома, честно сказать, тоже для меня были чистой абстракцией. Когда я занимался энциклопедиями, видел какие-то фотографии пятидесятых годов, сам их заверстывал, для статьи о постановке пьесы «Наш Милан» Бертолацци в «Пикколо Театро». Но, признаюсь, мне думалось, что и «рингьеры» – это что-то из девятнадцатого века.
Майя смеялась:
– Что вы! В Милане полно до сих пор таких балюстрадных домов. Но теперь уж не для бедных людей. Пойдемте, вот они.
Мы оказались в прелестном двойном дворе.
– Пожалуйста, на первых этажах бутики и антиквары. По сути, конечно, старьевщики. Но называют себя антикварами и заламывают цены. Видите, художественные мастерские, магазины. Сюда теперь толпами валят туристы. А верхние этажи до сих пор такие, какими они были в прежние времена.
Действительно, вдоль всех этажей, начиная со второго, тянулись железные галереи. Череда дверей выходила на каждую. Я подумал – белье, конечно, вывешивают тут же на лестницах.
Майя сияла.
– Насчет белья не знаю. Мы все-таки не в Неаполе. Сегодня тут проведен большой ремонт. Раньше в конце каждой галереи находился туалет, по одному на каждый этаж, то есть на несколько семей. А ванных комнат не было. Сейчас все перестроено с комфортом, для имущих. В квартирах не только душ, у некоторых стоят и джакузи. Жилье здесь стоит будь здоров сколько. Ну, не мое, конечно. У меня повернуться негде, с сырыми стенами, и слава богу, что все-таки есть душ, хотя и совмещенный с сортиром. Однако район, конечно, милый. Придет время, проведут ремонт и у меня. И после ремонта мне придется в обязательном порядке съезжать, потому что снимать будет уже не по карману. Одна надежда, что «Завтра» скоро запустится по-серьезному и меня возьмут на постоянную ставку. Только из-за этого я хожу туда, жду и терплю дурацкие унижения.
– Не сердитесь, Майя, на них. Естественно, что на стадии обкатки они должны дать нам понять, что именно им желательно печатать, а что нежелательно. У Симеи, ясно, есть обязательства перед газетой и перед собственником. Когда вы устраивали вот-так-сюрпризы в ежемесячных журналах, вы там печатали все, что удавалось нарыть. Но тут, согласитесь, издание другого типа. Это не скандальная пресса.
– Поэтому я и надеялась, что с вот-так-сюрпризами покончено. Мечтала заняться журналистикой. Боюсь, что не выйдет, в очередной раз окажется – не судьба. Что делать, не везет. Университет не окончила, ухаживала за родителями. Болели, умерли, потом уже было поздно начинать. Живу в трущобе, никогда не стану спецкором… Не отправиться мне в журналистскую командировку на Ближний Восток… Что меня ждет? Гороскопы. Дураченье дураков. Чистое лузерство.
– Мы в самом начале. Вот подождите, запустимся, и при ваших данных и подготовке вы получите выход на новые горизонты. Ваши предложения были блестящие. Мне понравилось. Думаю, что понравилось на самом деле и начальнику.
Это уж я привирал. По-хорошему следовало бы открыть ей, что она попала в тупик, что ей и правда не отправиться в журналистскую командировку на Ближний Восток, и вообще ни в какую командировку, а лучше всего бы бежать от нас куда глаза… Но просто язык не поворачивался вот так вот взять ей все и выложить. Я, впрочем, выложил, что думал, но не о ее делах, а о моих собственных.
Захлестнутый волной откровенничанья, я и не заметил, как меня снесло с вежливого «вы» на проникновенное «ты».
– Ну вот посмотри на меня. Я тоже, в конце концов, диплом не защитил. Всю жизнь пробегал по работенкам. В эту газету меня взяли в пятьдесят лет. И все-таки знаешь, с каких пор я уверился, что превращаюсь в лузера? С тех пор как сказал себе в первый раз: превращаюсь в лузера. Если бы я это так четко не сформулировал, как знать, может, и не уверил бы себя в том.
– Неужели пятьдесят? По вам не скажешь. То есть по тебе не скажешь.
– Ты бы мне дала, то есть, только сорок девять?
– Ничего подобного. Ты замечательно выглядишь и, читая нам нотации, не теряешь чувства юмора. Возраст в сочетании…
– Возраст в сочетании с нотациями – хуже не придумаешь.
– Возраст в сочетании с чувством юмора спасает положение. Прекрасно вижу, что ты сам не веришь в то, что говоришь на собраниях. Просто ты обязан играть по их правилам. В твоем цинизме… как бы это определить… есть что-то забавное.
Забавное? Это в ней было что-то забавное, хотя и смешанное с грустью. И глаза у нее были… Как бы их назвал паршивый писатель? Ну, паршивый, конечно, сказал бы: «глаза, как у олененка».
Ох уж этот олененок. Вообще-то, когда на вас смотрят снизу вверх, все похожи на оленят. Вот и вся причина. Любая женщина, если она ниже вас ростом и поднимает на вас глаза, приводит вам на память Бемби.
Мы дошли тем временем до ее любимого бара и уже давно сидели, и она прихлебывала «Беллини», а я мирно наслаждался виски. Я смотрел на эту женщину, которая не являла собой секс-продукцию по заказу. Чувствовал себя с каждой минутой моложе.
Алкоголь тому виною или что, но из меня рекой текли признания. Да и подумать, сколько лет как я никому ни в чем не признавался?
Я рассказал ей, что у меня когда-то была жена, которая меня оставила. Я рассказал ей, что я когда-то был покорен, в самом начале, тем, что на слова «я болван, прости меня» в ответ услышал «ну, я люблю тебя, хотя ты и болван». Подобные слова могут свести с ума человека, переполнить любовью. Но потом жена, вероятно, заметила, что я и вправду болван. Болванистее, нежели жена могла и хотела вынести. И тут история кончилась.
Майя смеялась:
– Ничего себе объяснение в любви, «болван»!
Потом рассказала, что хотя она и молода и болванов никогда специально не искала, но и у нее были неудачные любовные истории, вероятно, потому, что люди ее возраста, как правило, ей казались слишком незрелыми.
– Можно подумать, я сама зрелая… Но в результате, как видишь, мне уже почти тридцать лет, а я не замужем. В общем, каждый жалуется на свои обстоятельства. У кого что есть, тот на то и жалуется.
Тридцать лет? В бальзаковские времена это считалось бальзаковским возрастом. А я бы дал Майе двадцать. Только полуневидимые складочки около глаз лучились, как будто она слишком долго плакала или слишком напряженно щурилась на солнце.
– Нет повести приятнее на свете, чем встреча двух неудачников, – сказал я ей на это. И тут же перепугался ужасно.
– Дрянная фраза, – сказала Майя уязвленно.
Прошло несколько мгновений молчания, потом пришла ее очередь извиниться – за перебор фамильярности.
– Нет, что ты, что ты, я благодарен, – заверил ее я. – Никто никогда мне не говорил «дрянная фраза» таким обольстительным голосом.
Кажется, это тоже был перебор, в обратную сторону.
Слава небесам, она выкрутилась – переменила тему.
– Они тут очень хотели бы переплюнуть «Харрис-бар», – сказала она. – А сами даже бутылки толком расставить не умеют. Гляди, в ряду виски торчит джин «Гордонс», а «Сапфир» и «Танкере» поставлены вообще на другую полку.
– На какую полку? – переспросил я, вглядываясь. Не мог понять где. Везде были только другие столики.
– Да нет, – сказала Майя. – За стойкой же, посмотри.
Я повернулся. Да, она была права. Но как ей могло прийти в голову, будто я могу видеть то, что видимо только ей? Так я впервые обнаружил то, что потом мне подтвердил злоязыкий Браггадоччо. Но тогда я не обратил никакого внимания на это. Просто помотал головой и попросил счет. Повторил Майе одну-две утешительные фразы и проводил до подъезда, за которым просматривался двор, а во дворе матрасная мастерская. Неужели еще есть на свете матрасники?
Майя сказала на прощанье:
– Настроение улучшилось.
И пожала мне руку.
Рука была теплая, благодарная.
Домой я добирался пешком вдоль благословенных каналов старого Милана, который выглядел намного приемлемее, чем Милан Браггадоччо. Надо все же получше изучить этот славный город, таящий такое количество сюрпризов.
Глава VIII
Пятница, 17 апреля
Всю следующую неделю, вперемешку с проверкой наших домашних заданий (так мы сами их называли), Симеи излагал нам планы и проекты, может быть, не самые срочные, но о которых надо было начинать думать.
– Не знаю, будет ли это проект 0 / 1 или 0 / 2… Мы и 0 / 1 не доделали, там еще много страниц не доведено… Но нигде не сказано, что в первом номере их должно
