существует множество аргументов против вращения Земли.
«Знаю, знаю, – не унимался Роберт. – Екклесиаст говорит: terra autem in aetemum stat, sol oritur (Земля же пребывает вовеки; солнце восходит (лат)), а Иисус Навин остановил Солнце, не Землю. Но именно вы намедни предостерегали меня, что если воспринимать Библию буквально, получится, будто свет существовал еще до появления Солнца. И мы решили, что к Священному Писанию надо подходить с разбором; и еще святой Августин подмечал, что в тексте Библии многое сообщается more allegorico…»
Фатер Каспар с тонкой улыбкой парировал, что вот уже немалые годы иезуиты отказались в борьбе с противниками прибегать к священнотекстовому крючкотворству, а действуют посредством непобораемых аргументов, основанных на астрономии, на разуме, на математических и физических резонах.
«На каких же резонах, интересно?» – отзывался Роберт, соскребая отложения грязи с живота.
Интересно, отвечал на это задетый иезуит, было бы тебе послушать знаменитое Рассуждение о Колесе. «Теперь ты слушай меня. Вздумай колесо».
«Вздумываю колесо».
«А теперь попытайся соображать своими мозгами, вместо того чтобы как обезьяна повторять то, что тебе втемяшили в твоем Париже. Теперь вообрази себе, что это колесо мягко насажено на ось, как будто колесо у горшечника, и ты хочешь повращать это колесо. Что тогда будешь делать ты?»
«Рукой или просто пальцем трону обод, колесо завертится».
«Не думаешь ты, что лучше завертеть ось?»
«Нет, так ничего не выйдет…»
«О! А ваши галилеяне с коперникианцами ставят неподвижное Солнце посреди Вселенной и доказывают, будто оно вращает весь большой круг планет около себя, и не видят, что движение касается именно этого большого круга планет, в то время как Земля неподвижно пребывает в центре, как ось вращения. Как бы мог Господь Бог приковать Солнце на неподвижное место, а Землю, подверженную порче, темновидную, ввести в компанию сияющих и вечных звезд? Теперь ты осознал свою ошибку?»
«Нет, Солнце должно стоять в самой середине Вселенной! Телам природы необходимо это радикальное пламя, пламя должно гореть в центре царства, дабы удовлетворять потребности, имеющиеся во всех краях. Работа зарождения, где следует ей корениться, как не в середине? Природа разве не расположила семя в гениталиях, на половине дороги от возглавия к ногам? Разве семена не в середине яблока, кость не в пупе сливы? Вот и Земля, которой потребны и свет и жар от серединного пламени, крутится вокруг него, дабы принимать на любые свои поверхности солярные достоинства. Пресмехотворно полагать, будто Солнце вращается около точки, которая неведомо зачем нужна. Это, как если бы жаря жаворонка, оборачивали около него печку и с угольями».
«Ах, вот? Значит, когда епископ обходит по кругу церковь, благословляя ее, с кадилом, ты хотел бы, чтобы церковь ходила около епископа? Солнце способно вращаться, потому что принадлежит к стихии огня. А тебе хорошо известно, что огонь летает и двигается и никогда не пребывает в покое. А горы, ты когда видел, чтоб они двигались? Как же может способна быть двигаться Земля?»
«Лучи Солнца подталкивают ее и сообщают ей силу движенья. Так можно подталкивать мяч рукой, а если мячик маленький, то и поддуванием… И наконец, неужели, по – вашему, Господь Бог гоняет Солнце, которое в четыреста тридцать четыре раза крупнее Земли, только для того, чтобы вызревала на огороде капуста?»
Дабы придать наивящую театральную выразительность этому последнему аргументу, Роберт воздел руку с перстом по направлению фатера Каспара, а ногами отпихнулся от борта, стараясь по возможности попасть в поле зрения священника. При этом движении второю рукой он тоже отпустил канат, голова запрокинулась и потянула все туловище Роберта в пучину моря, и вовсе не полезен оказался, как мы уже указывали, привязанный к пояснице канат, так как длина его была чрезмерной. Роберт проделал все то, что положено утопающему: бурно барахтался и поглощал воду, покуда Каспар не догадался с силой вымотать линь, причалив Роберта обратно к трапику. Роберт взобрался, клятвенно обещая, что никогда и ни при каких обстоятельствах не сойдет больше вниз.
«Завтра ты попробуешь снова. Соленая вода как медицина, не вижу никакого большого зла», – улещивал его на палубе фатер Каспар. И покуда Роберт вновь налаживал свои отношения с морем путем рыболовства, Каспар объяснял ему, сколько и какой пользы получат они оба, если Роберт доплывет до Острова. Кроме очевидного – заново обрести шлюпку и иметь возможность, как свободные люди, ездить с моря на Остров и обратно, они бы смогли работать на Мальтийской Установке.
Эта Установка по пересказу Роберта рисуется смутно, и остается заключить, что ее замысловатость превосходила Робертовы способности постижения, а может быть, загвоздка и в том, что речь фатера Каспара, как случалось весьма нередко, составлялась из эллипсисов и восклицаний, которыми священнослужитель пытался отобразить и форму и назначение постройки, и даже идею, которая ее предвосхитила.
Идею, вдобавок, изобрел не сам преподобный Каспар. Он проведал набросок Установки в бумагах почившего собрата, который в свою очередь перенял эту мысль от другого иезуита, побывавшего на благородном острове Мальта, который он именовал Мелита, и слышал, как восхваляли сей наблюдательный снаряд, выстроенный по приказу Верховного Князя Иоанна Павла Ласкариса, Великого Магистра ордена знаменитых Рыцарей.
Какова была Установка, воочию никто не видел; от первого собрата имелась какая – то тетрадь с набросками, да и ту не удалось сохранить. С другой стороны, жаловался Каспар, в тетради были «беглые записи, и ни одной schemate visualiter, ни одной табулы, изображения, ниже практических указаний на строительный счет».
На основании этих скудных сведений отец Каспар, в ходе долгого плавания на «Дафне», взявши в работу корабельных древоделов, перепроектировал (или перекроил) различные элементы технизма, они были созданы, и Установка сооружена на Острове, и на месте были промерены все ее неисчислимые добродетели, и Установка воистину собой представила Ars Magna во плоти и крови, то есть в дереве, железе, холсте и прочих материалах, новоявленные Мега – Часы, Ожившую Книгу, способную огласить все тайны универса.
Она – проповедовал фатер Каспар с очами, сияющими как карбункул – была Единственной Синтагмой Новейших Приборов Физики и Математики, «по дискам и циклам искусно размещенных». Потом он что – то рисовал пальцем на досках палубы или на воздухе, и предлагал вообразить какую – то круглую основу, что – то вроде основания или цоколя, который соответствует Недвижному Горизонту с означенными по окружности небоската румбами тридцати двух ветров, и с учетом всего Навигаторского Искусства, что потребно для предсказания погод. «Серединная часть, – продолжал он, – на эту основу насажена и представляет собой куб, то есть нам дается пять граней, нет, не шесть, а пять, так как шестая смотрит вниз на цоколь и из – за этого ты не можешь наблюдать ее. На первой грани Куба, сия грань есть Хроноскопиум Универсальный, виднеются восемь колес извечной цикличности, изображающие времяисчисление по Юлию и по Григорию, и на какие дни должны приходиться Воскресения, и Високосные прибавки, и, как разбит Круг солнопутья, и когда бывают Передвижные праздники, и Пасхи, и новолуния, и полнолуния, и каковы квадратуры Солнца и Луны. На второй же грани Куба, коя есть Спекулум Космографии, отображение Вселенского времени, – на первом месте помещен Гороскоп, где задается время мальтийское и сообщается возможность увидеть точный час на всех других поясах нашего земного шара. Там расположено Колесо с двумя планисферами, одна из которых показывает и поучает обо всей науке, касательной Девятого небесного круга, по Птолемею („primo mobile“), а другая обо всей науке Восьмого круга и о неподвижных звездах, и о теории, и о движении. А также о приливах и отливах, вернее сказать о повышенье и пониженье морей, кои по причине движения Луны то задерживаются, то ускоряются во всей Вселенной…»
Именно этою гранью Куба был страстнее всего увлечен иезуит. Именно она давала ему возможность использовать Католические Часы, о них уже рассказывалось выше, то есть отсчеты времени во всех католических миссиях на любых меридианах; и не только, а еще, похоже, ею исполнялись функции хорошей астролябии, поскольку она указывала еще и продолжительность дня и продолжительность ночи, и положение Солнца с пропорцией Отвесных Теней, и полуденники, и высокий и малый притины Солнца, то есть как отвесный, так и наклонный; и еще длительность сумерек и кульминацию постоянных звезд в отдельные годы, месяцы и дни. Как раз – таки путем проверок и перепроверок данных с использованьем этой части Куба преподобный Каспар пришел к уверенности, что наконец – то очутился на антиподном меридиане.
Существовал еще у этого Куба, на третьем боку, набор из семи колес, передающий всю Астрологию и все ожидаемые затмения Солнца, а также затмения Луны, все астрологические формулы для подсчета периодов полевых работ, лечебного дела, навигаторского мастерства, а также описания двенадцати небесных Домов, и физиономию природных явлений, которые от каждого знака зависят, а также соответствующий Дом.
У меня не хватает таланта резюмировать все Робертовы резюме. Кратко подытожу сказанное о четвертой грани: все чудесности врачебства ботанического, спагирического, химического и герметического с медикаментами как однородными, так и составными (композитными), вытянутыми как из минеральных, так и из животных веществ, а также «алексифармаки привлекающие, мягчительные, болеутолительные, послабительные, разрешающие, разъедающие, стягивающие, нарывные, горячительные, прохладительные, очистительные, облегчительные, возбуждающие, усыпительные, мочегонные, наркотические, едкие и успокоительные».
Я не способен передать, и в некоторой степени выдумываю сам, что же совершалось на пятой стороне, иначе говоря, на крышке этого Куба, параллельной линии глазоема, по некоторым деталям похоже, что она воспроизводила устройство небесного свода. С другой стороны, упоминается некая пирамида, которая, безусловно, не имела основанием крышку Куба, иначе бы эта крышка целиком пирамидою бы закрывалась, так что более вероятно, что пирамида накрывала собою весь Куб, как палатка, но тогда она должна была быть выполнена из прозрачного материала. Разумеется, ее четыре ската должны были передавать идею четырех частей света, и для каждой части приводились алфавиты и языки различных народов, не исключая элементов примитивного Адамова языка, иероглифов египтян и закорючек китайцев и индейцев Мексики, и фатер Каспар прославляет эту фигуру в следующих выражениях: «Мистагогический Сфинкс! Эдип Египетский! Иероглифическая Монада! Ключ к Соразмерности Языков! Театр Космографии Истории! Чаща Чащ всех алфавитов естественных и искусственных! Новая Любопытная Архитектура! Лампада Комбинаторики! Мерильня Исиды! Метаметрикон! Сжатый перечень Антропоглоттогонии, то есть Рождения человеческих языков! Базилика Криптографии! Амфитеатр Науки! Раскрытая Тайноменесис! Зерцало Полиграфии! Газофилиациум Верборум, иначе говоря, Сокровищница Родовой преемственности Глаголов! Темница Искусства Стеганографии! Ковчег Арифмологии! Сборник Полиглотских Архетипов! Эйисагога Гораполлонова! Долгое перечисление, другими словами: Конгестиорум Изобретательной Памяти!
