значение этого слова неизмеримо богаче, чем для нас), то в случае таких слов, как
«красота», «единорог», «однако», «Бог», не знаешь, на что и указывать. Единственный способ
объяснить значение этих слов (описать означаемое соответствующих означающих), не прибегая к
платоновским идеям, мысленным образам и навыкам словоупотребления, это
25 Это объясняет, в каком смысле (см. по этому поводу Барт, cit.) не лингвистику следует считать
ответвлением семиологии, но семиологию — отраслью лингвистики, ибо невербальные знаки получают
значения только благодаря словесному языку. Вполне возможно, что в перекличке различных интерпретант
какого-либо знака, словесное определение получает наибольший вес. Однако, интерпретантой словесного
означающего вполне может служить фигуративный знак
53
перевести эти лингвистические знаки в другие, описать условия их использования, в итоге, включить в систему языка в качестве ее элементов, объяснив код при помощи кода. И коль скоро
язык, описывающий другой язык, это метаязык, то семиология оказывается не чем иным, как
иерархией метаязыков. Как мы увидим ниже, ряд достаточно строгих структуралистских
концепций ограничивается тем, что определяют означаемое в терминах его сходства/различия с
ближайшими означаемыми в пределах того же самого языка или в сравнении с означаемыми
других языков 26. Как бы то ни было, должно быть ясно, что семиология изучает не мыслительные
операции означивания, но только коммуникативные конвенции как феномен культуры (в
антропологическом смысле слова). Таким образом, нимало не претендуя на исчерпывающее
объяснение проблем коммуникации, семиология ограничивается тем, что ставит их так, чтобы они
были узнаваемы и описуемы.
1.8.
Итак, благодаря коду определенное означающее связывается с определенным означаемым. Связь
означающего с означаемым прямая и однозначная, она строго фиксирована кодом в том же
смысле, что и в примере с водохранилищем, когда ABC означало нулевую отметку. Но мы уже
знаем, что предполагаемый адресат сообщения, в разбираемом случае человек, получив
сообщение ABC, отдает себе отчет в том, что это не просто нулевая отметка, но еще и сигнал
опасности. Денотация «нулевая отметка» сопровождается коннотацией «опасность».
Это коннотативное значение рождается именно тогда, когда означающее и означаемое формируют
пару, которая становится означающим нового означаемого 27.
К примеру, словом «петух» называют всем известную домашнюю птицу (в этом случае
интерпретантой могло бы быть изображение петуха или, скажем, такое определение: «оперенное
двуногое, кукарекующее на рассвете», и т. п.), но в определенном контексте это слово
26 См А 2 III 2
27 См , в частности Barther, Elementi, cit, гл IV Барт вернулся к этому вопросу в R Barthes, Systeme de la Mode, Paris, 1967 Иное понимание коннотации (чаще всего как эмоциональной ауры, окружающей понятие в связи с
какими-то сугубо личными ассоциациями) см у Шарля Балли — Ch Bally, Linguistica generale, Milano, 1963, особенно второй раздел Однако, как верно подчеркивает Чезаре Сегре во Вводной статье, лингвистика Балли
это лингвистика «речи» (parole), a не «языка» (langue), акцентирующая индивидуальные особенности
говорения и, стало быть, призванная уловить рождающийся смысл там, где код еще не установил точных
соответствий и мы имеем дело с «мыслью, которая еще не стала сообщением» (с 171) 54
приобретает созначение (коннотацию) «дать петуха», т. e. «сфальшивить при пении». Однако
созначение «сфальшивить при пении» не следует непосредственно из представления о петухе. Когда
говорят, что певец дал петуха, представление о петушином крике опосредуется представлением о
скверном пении. Стало быть, коннотация спровоцирована не одним только означающим, но
оказывается преобразованием прежних означающего и означаемого в новое означающее. И может
статься, эта коннотация породит новую, в которой уже вновь сложившийся знак весь целиком
выступит в роли нового означающего. Так, во фразе «Подпевая оппозиции, министр такой-то
регулярно давал петуха», метафора «подпевал» (министр не пел, а говорил) делает возможным
употребление выражения «дать петуха» (сфальшивить при пении), в данном случае подчеркивающего, что министр говорил очень неубедительно. Будучи разложенной на смысловые составляющие, эта
фраза приобретет следующий вид: первичная денотация, порождающая первичную коннотацию (петух
= фальшивое пение), на основе которой возникает вторичная коннотация (фальшивое пение = лживые
речи). На схеме это будет выглядеть так:
55
II. Коды и лексикоды*
II.1.
Так вот, всякий, кто пользуется языковым кодом того или иного языка, знает, что такое петух.
Однако это не значит, что всем известно созначение «дать петуха = сфальшивить», опознаваемое
часто только благодаря контексту. Легко предположить, что определенный круг читателей не
уловит связи между пением петуха и неискренними речами, на которую намекает слово
«подпевать», и не опознает второй коннотации. Следовательно, скажем мы, в то время как
исходные денотативные значения устанавливаются кодом, созначения зависят от вторичных
кодов или лексикодов, присущих не всем, а только какой-то части носителей языка; и так вплоть до
крайнего случая поэтической речи, когда мы впервые встречаемся с совершенно непривычной
коннотацией, смелой метафорой, неожиданной метонимией, и адресат должен сам справляться с
контекстом, чтобы разобраться со смыслом предложенного образа, что, впрочем, не мешает
поэтической находке, если она удачна, постепенно войти в обиход, сделаться нормой, превратившись в лексикод для определенной группы носителей языка.
Вернемся к нашему случаю с человеком, получившим сообщение ABC. Связь устанавливается
между значением «нулевая отметка» и представлением об опасности так тесно, что перестает быть
коннотативной связью, фактически отождествляясь с основным кодом Но получив исходное
сообщение ABC, адресат может соотнести изначальное денотативное значение с другим
побочными значениями, при этом ему может открыться то, что обычно называют «семантическим
или ассоциативным полем», «спектром ассоциаций» и т. д 28, все то, благодаря чему, когда я слышу
«корова», мне приходят в голову образы выгона, молока, крестьянские заботы, деревенская
тишина, мычание, (а индиец к тому же при этом вспомнит о ритуале, испытает чувство почтения и
религиозного пиетета). Так вот, у нашего получателя сообщения ABC этот знак (означающее плюс
означаемое) может связаться с идеями неминуемой гибели, разрушения расположенного в долине
поселка, смытыми домами, тревогой, с мыслью о недостаточности систем защиты и т. д., в
зависимости от того, что ему подсказывает предшествующий жизненный опыт. И в той мере, в
которой опыт этого человека, трансформировавшийся в определенную систему ожиданий, разделяется также и другими людьми, можно говорить
28 Таковы концепции Трира, Маторе, Шпербера и др , анализируемые Guiraud, La semantica cit 56
о наличии некоего лексикода, в рамках которого могут быть предсказаны соответствующие
коннотации — тревога, наводнение ..
Таким образом, означающее все более и более предстает перед нами как смыслопорождающая форма,
производитель смыслов, исполняющийся множеством значений и созначений, благодаря корреспондирую-
щим между собой кодам и лексикодам.
II.2.
Пора сказать еще несколько слов о том, что такое код. В нашем примере он достаточно прост. Его
основу составляют всего четыре символа. Очевидно, что один символ отличается от другого как
своей противопоставленностью всем остальным символам, так и положением в их ряду, иными
словами, своей оппозицией и позицией. Код представляет собой систему различений, в которой А
определяется как то, что не есть В, С и D, и наоборот. Само по себе А ничего бы для нас не
значило, если бы не соотносилось с другими символами, как присутствующими, так и
отсутствующими. Но именно так обстоит дело и с более сложными кодами, такими как
естественный язык. Предполагаемые структурной лингвистикой дефиниции языка соответствуют
такому понятию кода.
Если вспомнить известное соссюровское определение языка (langue) как совокупности правил, которыми руководствуется говорящий, и речи (parole) как индивидуального акта говорения, в
котором эти правила им и применяются ради общения с себе подобными, так вот, если вспомнить
это разграничение, то мы обнаружим знакомую нам пару код-сообщение, и обе эти пары, по сути
дела, представляют собой оппозицию между теоретической системой (язык — физически не
существует, это абстракция, лингвистическая модель) и конкретным феноменом (мое нынешнее
сообщение, ваш ответ и т. д.).
«Язык — это общественный продукт речевой способности и вместе с тем система необходимых
конвенций, принятых в том или ином обществе и обеспечивающих реализацию этой способности
говорящими»29 . Язык — это система, стало быть, структура, описываемая отвлеченно и
представляющая собой совокупность отношений. Идея языка как структуры посещала умы многих
лингвистов прошлого. Уже Гумбольдт 30 утверждал, что «мы не должны понимать язык как нечто, начинающееся с обозначения разных объектов с помощью слов и составленное из слов. На деле не
речь состоит из предшествующих ей слов, но наоборот, слова берут свое начало в речи». Согласно
Соссюру «язык — это система, все части которой можно и должно
29 Saussure F Cours, cit, pag 15
30 Wilhelm von Humboldt, Gesammelte Werke, VII, l
57
рассматривать в их синхронной взаимосвязи. Изменения, которые затрагивают всегда только тот
или иной элемент системы, но не всю ее в целом, могут изучаться только вне целостной системы; действительно, любое изменение отражается на всей системе, но изначально оно происходит в
какой-то одной точке и никак не связано с совокупностью вытекающих из него следствий, меняющих характер целого. Это сущностное различие между следованием и сосуществованием, между частными и системными характеристиками не позволяет рассматривать те и другие в
рамках одной науки» 31.
Типичный пример, приводимый Соссюром, игра в шахматы. Система взаимосвязей, устанавливающихся между фигурами, меняется с каждым ходом. Всякое вмешательство в систему
меняет значение всех остальных фигур. Всякое диахроническое изменение устанавливает новое
синхронное отношение между элементами 32. Диахронические изменения системы-кода (как мы
увидим ниже) случаются в актах речи и вызывают кризис языка (langue) — даже если, как
полагает Соссюр, отдельный говорящий едва ли в состоянии расшатать систему. В конечном счете
система определяет речь, навязывая говорящему комбинаторные правила, которые он обязан
Код, когда мы имеем дело с языком, устанавливается и крепнет в процессе общения, являясь
результатом общепринятых навыков говорения; и в тот миг, когда код устанавливается, каждый
говорящий начинает неизбежно соотносить одни и те же значки с одними и теми же понятиями, комбинируя их по определенным правилам 33 . Бывает, что код вводится, так сказать, сверху, каким-то авторитетным лицом, и становится обязательным для той или иной группы (азбука
Морзе), и в этом случае код используется осознанно. В то время как другие коды, и среди них
язык, будучи столь же обязательными, используют-
32 Как разъяснял Соссюр в своем курсе (с. 114 ), синхронное изучение системы предполагает анализ
сложившихся отношений в их статике, тогда как диахроническое исследование, напротив, занимается
эволюцией системы Естественно, что размежевание между диахронией и синхронией не должно перерастать
в полный разрыв, один подход предполагает другой. Несомненно однако, что определяя структуру, код, мы
неизбежно пресекаем живой процесс установления соответствий между означающими и означаемыми и
правил их сочетания и рассматриваем устанавливающиеся отношения как если бы они были неизменными И
только после того, как мы очертили систему в целом, можно говорить о ее возможных изменениях и пытаться
выяснить их причины и следствия.
33 См. Cours, pag 29. О различении нормы, узуса и функции См . Luigi Rosiello, Struttura, uso e funzioni delia lingua, Bologna В этой работе содержится анализ взглядов Ельмслева, Брендаляи др
58
ся говорящими неосознанно, последние подчиняются им безотчетно, не ощущая своей
зависимости от навязанной им жесткой системы правил.
В последнее время лингвисты обсуждают вопрос о том, как следует понимать этот код, как
закрытую или как открытую систему, т. е. речь идет о том, как люди говорят, то ли они
повинуются какой-то незыблемой системе правил, установленной некогда раз и навсегда
