ли у данной структуры своей структуры, нет ли кода у этого кода, такого, который позволил бы охватить большое число явлений, расширить сферу применения
кода.
Так, фонологи и лингвисты, описав систему какого-то языка, спрашивают себя, а на что это
похоже и нельзя ли сравнить эту систему с системой другого языка, сыскав такой код, который
стал бы их общим основанием. А затем, нет ли такого кода, который позволил бы выявить
общность системы внутриязыковых отношений с системами родства, а эти, в свою очередь, связать с системой расположения домов в обследуемом селении. Этим успешно занимается
структурная антропология.
Итак, переходя от упрощения к упрощению, структуралист грезит о том, чтобы в конце концов
ему открылся Код Кодов, некий Пра-код, который позволил бы выявить скрытые ритмы
(элементарные структуры), управляющие любым поведением, как культурным, так и био-
логическим. Этот код должен был бы воспроизводить устройство человеческого ума, которое
окажется сходным с механизмом органических процессов. И по сути дела, сведение всякого
человеческого поведения и всякой органики к коммуникативным процессам, а также сведение
всякой коммуникации к двоичному выбору предполагает не что иное, как сведение любого
культурного и биологического факта к одному и тому же механизму порождения 44 .
44 См Levi-Strauss, Il crudo e il cotto, cit, e Lacan, cit.
65
IV.5.
Но это не означает, что к абстракциям структурных моделей приходят путем последовательного
упрощения того, что и без того известно, напротив, чаще структурный метод не столько
обнаруживает структуру, сколько выстраивает ее, изобретает в качестве гипотезы и теоретической
модели и утверждает, что все изучаемые явления должны подчиняться устанавливаемой
структурной закономерности. Так ли это на самом деле, будет видно позднее, задача ученого в том
и заключается, чтобы не загонять то, с чем он сталкивается, в придуманную схему, допуская
возможность ошибки и ее исправления; во многих дисциплинах этот способ исследования
оказался плодотворным, он позволил ввести безграничную стихию эмпирических исследований в
определенное русло, предложив структурные гипотезы, поддающиеся контролю как раз там, где
они кажутся наиболее сомнительными 45.
Так вот, найти код — это и значит теоретически постулировать его. Конечно, каждый
лингвист, прежде чем установить закономерности языка, изучает языковое поведение во всей его
конкретности и многообразии; но он не в силах исчерпать все возможности индивидуального
произношения, индивидуальной манеры говорить, индивидуальных намерений говорящего, стало
быть, он должен бросить накапливать факты и заняться построением языковой системы.
Код — это модель, являющаяся результатом ряда условных упрощений, производимых ради того, чтобы обеспечить возможность передачи тех или иных сообщений.
IV. 6.
Вот почему не следует ни смешивать значение с психическими процессами, ни помещать их в мир
платоновских идей, ни отождествлять с конкретным узусом, несмотря на то что именно
наблюдение за практикой речи, позволяющее вывести какую-то усредненную норму говорения, и
подводит к идее кода. Код устанавливается тогда, когда участник коммуникации имеет в
распоряжении набор известных символов, из которых он осуществляет выбор, комбинируя их
согласно известным правилам. Формируется нечто вроде станового хребта будущего кода, представляемого в виде двух осей, вертикальной и горизонтальной, парадигматической и
синтагматической. Парадигматическая ось представляет собой репертуар символов и правил их
сочетаний, это ось выбора, синтагматическая ось — это ось комбинации символов, выстраивающихся во все более сложные син-
45 Эта точка зрения хорошо изложена в двух предисловиях, во вводной статье Рюве (Ruwet) o генеративной
грамматике в журнале «Langages» и в статье Барта в «Communications», посвященной структурному анализу
повествования
66
тагматические цепочки, собственно, и являющиеся речью. Ниже мы увидим, что этот подход
также применим для установления закономерностей при артикуляции невербальных кодов.
В заключение скажем, код — это структура, представленная в виде модели, выступающая как
основополагающее правило при формировании ряда конкретных сообщений, которые именно
благодаря этому и обретают способность быть сообщаемыми. Все коды могут быть сопоставлены
между собой на базе общего кода, более простого и всеобъемлющего.
VI.7.
Возвращаясь к тому, что было сказано о денотативных кодах и коннотативных лексикодах
укажем, что в то время как первые легко выделяются, подчиняются строгим правилам, являются
более стойкими и, стало быть, сильными, вторые изменчивы, слабы, часто зависят от того, кто
именно говорит, от социальной принадлежности говорящего, какой бы малой группе он ни
принадлежал, их описание всегда более или менее приблизительно и связано с известным риском.
IV.8.
Но следует также делать различие между репертуаром знаков, кодом и лексикодом, по крайней
мере, в том смысле, который здесь имеется в виду: репертуар предполагает перечень символов, причем иногда указывается их соответствие определенным означающим. Код воздвигает из этих
символов систему различий и оппозиций и закрепляет правила их сочетания. Лексикод
выстраивается как система значащих оппозиций, но может не включать в себя правил сочетания, отсылая к тем, что установлены основным кодом, лексикодом которого он является. Так, коннотативный лексикод приписывает другие смыслы означаемым денотативного кода, но
использует правила артикуляции, предусмотренные последним. Часто в процессе семиоло-
гического исследования приходится предполагать код там, где в действительности имеется только
лексикод, или, как мы сможем убедиться на примере различных изобразительных кодов (таких как
иконографический код), считать лексикодом то, что в сущности является репертуаром. В этих
случаях нельзя сказать, что для коммуникации нет условий, поскольку нет соответствующих
кодов, ибо лексикоды и репертуары функционируют на основе более фундаментального кода46 .
46 Ср. например, проблемы, обсуждаемые в Б 3 III
67
V. Семиология источника
V.l.
Все, что мы говорили в параграфах А.2.1.; А.2.2.; А.2.З.; А.2.4, относится к ситуации, когда мы
имеем дело с адресатом не машиной, ‘ а человеком. При этом, как мы видели, происходит переход
из мира сигналов, исчисляемых в физических единицах информации, в мир смысла, описываемого
в понятиях денотации и коннотации. Но все сказанное также помогает нам понять, как же обстоят
дела в том случае, когда место физического источника информации и передатчика-машины
занимает человек.
В этом случае мы можем сказать, что источник и передатчик информации сливаются воедино в
человеке, становящемся отправителем сообщения (даже если различить в нем мозг как источник
информации и артикуляционный аппарат как передающее устройство).
Здесь, однако, мы вынуждены задаться вопросом, волен ли человек в своих речах, свободен ли он
сообщать все, что вздумается, или он тоже предопределен неким кодом. Сам факт того, что «наши
мысли» являются нам не иначе как в словах, неизбежно наводит на мысль, что и источник
сообщения также подвластен коду. Язык, его механизм, заставляет говорить так, а не эдак, предписывая говорящему говорить одно, а не другое. А если так, то подлинным источником и
хранилищем потенциальной информации следует считать сам код. Код, напомню, рассматриваемый как система вероятностей, ограничивающая равновероятность источника, но в
свою очередь оказывающаяся равновероятной по отношению к небесконечному, хотя и
достаточно длинному ряду выстраиваемых на его основе сообщений.
V.2.
Вопрос этот является главной проблемой философии языка и формулируется по-разному. Пока
что мы его оставим, ограничившись определением отправителя как говорящего человека, чья речь
обусловлена всеми соответствующими биологическими и культурными факторами, в связи с чем и
можно предположить, что в большинстве случаев речь будет автоматически навязываться кодом
47. И все же, говоря об отправителе, мы считаем его источником информации, имея в виду, что, чем бы ни была продиктована его речь, в акте говорения правила кода неизбежно регулируют и
ограничивают разнообразие и богатство потенциальных высказываний 48.
47 Ср. крайнюю позицию, занимаемую по этому вопросу Лаканом Ecrits, cit, из критиков Лакана упомянем
Francois van Laere, Lacan ou le discours de l’inconscient, in «Synthese», aprile-maggio 1967
48 Факт влияния, оказываемого языковым кодом на говорящего, заставляет вернуться к вопросу о том, является ли лингвистика частью семологии или семиология частью лингвистики, если в качестве кода как
источника всякой возможной информации выступает сам словесный язык Однако Лакан полагает, что также и
сам словесный язык может кодифицироваться на базе глубинного бинарного механизма (см по этому поводу
68
VI. Коды и их модификации
VI.1.
Выше (см. A.1.IV.3.) мы обещали рассмотреть вопрос о том, всегда ли отправление и дешифровка
сообщений при получении осуществляются на основе одного и того же кода. Ответ, который дает
на этот вопрос не только теория коммуникации, но вся история культуры и все данные социологии
общения, однозначен: нет. Чтобы лучше понять, как это получается, вернемся к исходной
коммуникативной ситуации, памятуя о том, что различение источника информации и ее
передатчика для нас неактуально (это человек). Нас также не интересует, ни как отправлялся
сигнал, ни по какому каналу связи он отправлялся (все это вопросы техники коммуникаций), единственное, что нам важно понять, это то, что же здесь происходит.
Рассмотрим, например, передачу такого сигнала, как «I vitelli dei romani sono belli». Это может
быть либо звукоряд, либо ряд графических знаков, и в качестве канала связи может выступать как
звуковая волна, так и лист бумаги, на котором эта фраза напечатана. Приемником может быть
либо ухо, которое преобразует звуковую волну в акустический образ, либо глаз, превращающий
черный отпечаток в образ визуальный… Что нас больше всего здесь интересует, так это само
получение сообщения. Мы должны, однако, провести различие между сообщением как значащей
формой и сообщением как системой означаемых. В качестве значащей формы сообщение
представляет собой некоторое сочетание графических или акустических фигур «I vitelli dei romani sono belli», которое существует само по себе в таком виде, даже если его никто не получает или
если его адресатом оказывается японец, не знающий итальянского языка. Напротив, сообщение
как система означаемых — это значащая форма, которую адресат наделил смыслом на основе того
или иного кода.
Все мы знаем, что приведенная выше фраза — это забавный лингвистический пример для
школьников, потому что она может быть прочитана на двух языках: как на латинском, так и на
итальянском. Значащая форма остается неизменной, но значение изменяется в зависимости от
того, каким кодом пользуются. На латыни она гласит: «Ступай, Вителлий, на воинственный глас
римского бога», а будучи прочитана по-итальянски интерпретантом, способным в ней разо-
69
браться, фраза означает, что телята, которых разводили наши античные предки (или разводят
нынешние жители итальянской столицы), хороши собой 49.
С другой стороны, может получиться и так, что отправитель, отправляя сообщение, полагает, что
оно будет прочитано по-латыни, между тем адресат читает его по-итальянски. В этом случае мы
имеем дело с дешифровкой, которую считаем «ошибочной» только в связи с намерениями
отправителя сообщения, но которая нисколько не ошибочна, но напротив, вполне законна, если
принять во внимание ее адекватность коду. Несомненно, это парадоксальная ситуация, и тем не
менее, несмотря на то что это крайний случай, он очень ярко характеризует специфику
коммуникаций между людьми. Иногда денотативный код претерпевает такие радикальные
изменения, что порождает многозначность типа указанной выше. Иногда полисемия оказывается
частичной, например, когда я говорю, «дорогая собачка», и неясно, то ли собачка дорога моему
сердцу, то ли она дорого стоит. Разумеется, эта полисемия постепенно устраняется, дешифров ка
направляется в определенное русло некоторыми поясняющими обстоятельствами:
— одно из них — внутренний контекст синтагмы (т. e. синтагма как контекст), который
становится ключом к пониманию всего остального,
— другое — коммуникативная ситуация, которая позволяет мне понять, каким кодом пользовался
отправитель (так, фраза о бычках в итальянской грамматике или в латинском тексте
интерпретируется однозначно);
— и наконец, само сообщение может включать указание на то, каким кодом следует
пользоваться (например, «означаемое в том смысле, в