мышления, неизменные
для всех культур и цивилизаций, и, следовательно, предположить — в качестве гипотезы — что в
конечном счете каждое сообщение содержит в себе самом настоятельное указание, как его следует
читать, благодаря неизменности механизмов артикуляции, схем порождения высказываний, от
которых ни один человек никогда и нигде не сможет освободиться. На этом утопическом
представлении о неизменности человеческого ума держатся семиотические представления о
постоянстве коммуникации. Но эти общие исследовательские установки не должны отвлекать
внимание от еще одной сопутствующей задачи, постоянно следить за изменением форм
коммуникации, перестройкой кодов, рождением идеологий.
Итак, семиология находится на распутье, перед ней две дороги, одна, ведущая к построению
теории универсалий коммуникации, на другой дороге она превращается в технику описания
коммуникативных ситуаций в конкретном времени и пространстве.
Схемы 3-5
Процесс расшифровки изображен так, что речь может идти как о максимально строгой, так и максимально
свободной интерпретации Она окажется свободной, если означающее соотнесено с произвольными кодами
(напр. «вода» как вещество с определенным химическим составом; напоминание о виденном когда-то
наводнении и т. п.) С другой стороны, верность
116
ПОЭТИЧЕСКОГО СООБЩЕНИЯ
передачи обеспечивается непрестанным взаимодействием кодов отправителя с кодами адресата Уже будучи
интерпретированным, сообщение предстает перед обществом потребителей как новая значащая форма, в
свою очередь подлежащая расшифровке (Петрарка Де Санктиса, Петрарка Флоры и т д.) и участвующая в
формировании кодов критики.
117
Схема 4. ОШИБОЧНАЯ ДЕКОДИФИКАЦИЯ В МАССОВОЙ КОММУНИКАЦИИ
На этой схеме изображена ситуация, когда адресат не справляется с неоднозначным сообщением, не умея
опознать код отправителя (то ли по недостатку знаний, то ли из-за дезориентирующих обстоятельств).
Следует пример неоднозначного сообщения:
«Steeche nei canti, ma studiato ed abile — gioco di movimenti — acche le forme eburnee — risaltin nei vivaci abbigliamenti», которое в ситуации «кафе-шантан» относится к изящной и неловкой субретке, но в ситуации
«бар» означает игру в биллиард.
118
Схема 5. КЛАССИФИКАЦИЯ ЗНАКОВ
В дальнейшем нам понадобятся кое-какие сведения о природе и функциях знака. Воспользуемся
классификацией Чарльз С. Пирса: знак может быть рассмотрен по отношению к самому себе, к
обозначаемому объекту и по отношению к интерпретанту.
119
Б. Дискретное видение (Семиология визуальных сообщений)
1. Визуальные коды
I. Обоснование подхода
I.1.
Никто не сомневается в том, что визуальные факты суть тоже феномены коммуникаций, сомнительно другое: имеют ли они языковый характер.
Тот, кто не без основания оспаривает языковый характер визуальных феноменов, обыкновенно
идет еще дальше, вообще отрицая их знаковую природу, как будто знаки являются
исключительным достоянием словесной коммуникации, которой — и только ею — и должна
заниматься лингвистика Третий путь, достаточно противоречивый, хотя и практикуемый чаще
других, состоит в том, что визуальные феномены не считают знаками и, тем не менее, описывают
их в терминах лингвистики.
Но если семиология самостоятельная дисциплина, то это так потому, что ей удается подвести
единое основание под различные формы коммуникации, разрабатывая собственный
категориальный аппарат, в который входят такие понятия, как «код», «сообщение», включающие, но не исчерпывающиеся тем, что у лингвистов называется языком и речью. Мы уже убедились в
том, что семиология действительно пользуется плодами лингвистики, которая является наиболее
тщательно разработанным ее ответвлением Но, осуществляя семиотические изыскания, никоим
образом не следует упускать из виду, что далеко не все коммуникативные феномены можно
объяснить с помощью лингвистических категорий
Следовательно, попытка семиологической интерпретации визуальной коммуникации представляет
определенный интерес и в том
121
смысле, что дает возможность семиологии доказать свою независимость от лингвистики.
Поскольку существуют знаковые феномены, гораздо менее определенные, чем собственно
феномены визуальной коммуникации (живопись, скульптура, рисунок, визуальная сигнализация, кино или фотография), семиология визуальной коммуникации могла бы послужить трамплином
при исследовании таких культурных сфер, приведем в качестве примера архитектуру и дизайн, в
которых визуальные сообщения одновременно являются предметами пользования.
I.2.
Если мы примем во внимание триадическую классификацию знаков, предложенную
Пирсом (см. рис. 5), мы убедимся в том, что каждому ее подразделению соответствует
определенное явление визуальной коммуникации.
Квалисигнум:
Цветовое пятно в абстрактной
картине, цвет одежды и т. д
Синсигнум.
Портрет Моны Лизы, прямая
по отношению к
трансляция по телевидению, до-
самому себе
рожное объявление .
Легисигнум:
Условное изображение,
изображение креста, тип храма
«храм с круглым основанием»…
по отношению к Индекс:
объекту
Запретительный дорожный знак,
Рема:
Любой визуальный знак как тер-
мин какого-либо выражения
Знак по
Дицисигнум.
Два визуальных знака, связанные
отношению
между собой определенным
интерпретанту
образом
Сложная визуальная синтагма,
объединяющая знаки различного
типа. Совокупность знаков,
не выше 60 км».
122
Этот достаточно случайный перечень свидетельствует, что возможны разные комбинации знаков, предусмотренные самим Пирсом, например, иконический синсигнум, иконический легисигнум и
т. д.
Для нашего исследования представляет особый интерес классификации знака по его отношению к
объекту, и в этой связи никто не отрицает, что визуальные символы не входят в состав
кодифицированного «языка». Зато вопрос об индексальных и иконических знаках представляется
I.3.
Пирс отмечал, что индексальный знак — это такой знак, который привлекает внимание к
означаемому им объекту каким-то безотчетным образом. Само собой, когда я вижу мокрое пятно,
мне сразу приходит в голову, что пролилась вода; и точно так, увидев стрелку-указатель, я следую
в указанном направлении, конечно, при том условии, что меня это сообщение интересует, но в
любом случае я сразу усваиваю смысл сообщаемого. Между тем всякий визуальный индексальный
знак мне что-то внушает на базе соглашения или имеющегося на этот счет опыта. По следам на
земле я могу понять, что здесь пробежал зверь, только в том случае, если меня научили в этом
разбираться, соотносить определенный след с определенным зверем. Если увиденные мной следы
я никогда прежде не видел, и никто мне не говорил, что это такое, я не опознаю индексальный
знак как таковой, сочтя его каким-то природным явлением.
Итак, с известной долей ответственности можно утверждать, что все визуальные явления, относящиеся к индексальным знакам, могут быть рассматриваемы как конвенциональные знаки.
Внезапный яркий свет, который заставляет меня зажмуриться, вынуждает меня действовать
безотчетно, и никакой семиозис здесь места не имеет, потому что речь идет о простом
физиологическом стимуле, точно так я бы зажмурил глаза, доведись увидеть страшного зверя. Но
когда по разливающемуся по небу свету зари я узнаю о восходе солнца, то это потому, что меня
научили распознавать этот знак. Иначе и сложнее обстоит дело с иконическими знаками.
II. Иконический знак
II.1.
Пирс определял иконический знак как знак, обладающий известным натуральным сходством с
объектом, к которому он относится 1 . В каком смысле он понимает «натуральное сходство» между
1 Collected Papers, II
123
портретом и человеком, изображенным на нем, можно догадаться, что же касается диаграмм, то он
утверждал, что они являются иконическими знаками, потому что воспроизводят форму
отношений, имеющих место в действительности.
Судьба определения иконического знака сложилась удачно, определение развил Моррис, который
его и распропагандировал, сделав это еще и потому, что оно ему показалось наиболее удачным
способом семантически определить образ. Для Морриса иконическим является такой знак, который несет в себе некоторые свойства представляемого объекта, или, точнее, «обладает
свойствами собственных денотатов» 2.
II.2.
И вот тут-то здравый смысл, которому это определение вроде бы соответствует, нас подводит, потому что при более пристальном взгляде на вещи тот же самый здравый смысл нам подскажет, что это определение по сути чистая тавтология. Что стоит за утверждением, что портрет королевы
Елизаветы кисти Аннигони обладает теми же свойствами, что и сама королева Елизавета?
Здравый смысл на это говорит: ведь на портрете та же самая форма глаз, носа, рта, тот же цвет
кожи, волос, такая же фигура… Но что такое «та же самая форма носа?» У носа три измерения, а у
изображения носа два. На носу, если к нему приглядеться, можно различить поры, небольшие
бугорки, так что в отличие от носа на портрете, его поверхность не кажется ровной. Кроме того у
носа есть два отверстия, ноздри, в то время как у носа на портрете есть два черных пятна, а не
отверстия.
Если мы снова призовем на помощь здравый смысл, то его ответ будет тот же, что и у
моррисовской семиотики: «портрет человека иконичен только до известной степени, ведь
покрытый красками холст совсем не то, что кожа, в отличие от изображенного на портрете
человека, портрет не наделен способностью говорить и двигаться. Кинематографическое
изображение несколько более иконично, но тоже не вполне». Разумеется, такое рассуждение, выдержанное до конца, приведет Морриса, а равно и здравый смысл, не куда-нибудь, а к
упразднению самого понятия иконичности: «Абсолютный иконический знак не может быть не чем
иным, как собственным денотатом», а это то же самое, что сказать, что подлинным и
исчерпывающе иконическим знаком королевы Елизаветы будет не портрет Анниго-
2 Charles Morris, Segni, linguaggio e comportamento, Milano 1949, pag 42 O Моррисе см Ferruccio Rossi-Landi, Charles Morris, Roma, 1953 См также Моррис Ч У Основание теории знаков В кн. Семиотика М , 1983 С 37—89
Его же Знаки и действия Из книги Значение и означивание Там же С 118—132
124
ни, а сама королева Елизавета или ее научно-фантастический «двойник». Моррис и сам на
последующих страницах старается занять более гибкую позицию, утверждая «Не будем забывать о
том, что иконический знак только в некоторых своих аспектах подобен тому, что он означает. И
стало быть, иконичность — вопрос степени»3. И когда, продолжая в том же духе и говоря о
невизуальных иконических знаках, Моррис ссылается на ономатопею, становится ясно, что раз-
говор о степенях, размывая понятие иконичности, делает его слишком неопределенным, потому
что иконичность «ку-ка-ре-ку»* по отношению к крику петуха очень слабо выражена, и, кстати
говоря, для французов соответствующий знак будет «ко-ке-ри-ко».
Весь вопрос в том, что мы понимаем под «некоторыми аспектами». Иконический знак сходен с
означаемой вещью только в некоторых своих аспектах Вот ответ, который может удовлетворить
здравый смысл, но не семиологию.
II.3.
Рассмотрим один из примеров рекламы В протянутой руке стакан с пенящимся, переливающимся
через край, только что налитым в него пивом. На запотевшем стекле капельки влаги, рождающие
непосредственное (как это свойственно индексальным знакам) ощущение холода
Трудно не согласиться с тем, что эта визуальная синтагма — иконический знак. И мы прекрасно
понимаем, о каких свойствах означенного объекта идет речь. Но бумага это бумага, а не пиво и
холодное отпотевшее стекло. На самом деле, когда я вижу стакан с пивом — это старая проблема
психологии восприятия, которой от веку занималась философия, — я воспринимаю пиво, стекло и
холод, идущий от стакана, но я их не ощущаю, что я чувствую, так это некие зрительные
раздражения, цвета, пространственные отношения, освещение и т. д , хотя бы и организованные в
какое-то поле восприятия, и я их координирую вплоть до того момента, пока не сложится некая
структура, которая на основании имеющегося у меня опыта рождает ряд синестезий, в конце
концов наводя меня на мысль о холодном пиве в стакане. Не иначе обстоят дела и с изображением
стакана с пивом. Я реагирую на какие-то зрительные стимулы, координируя их в структуру и
воспринимая образ Я работаю с опытными данными, идущими ко мне от изображения, точно так, как я работаю с опытными данными, идущими ко мне от восприятия реального стакана: я их
отбираю и группирую на основании определенных ожиданий, зависящих от имеющегося у меня
опыта, стало быть, на основании сложившихся
3 Morris, cit, pag 257
125
навыков и, следовательно, на основании кода И все же в этом случае обсуждение соотношения кодов и
сообщений
