области

архитектуры, поскольку в этом случае ему пришлось бы признать, что архитектурные факты

денотируют только собственное физическое наличие 6 .

I.3.

Сомнительность этой позиции проистекает, как мы показали во вводных главах, из того, что

принимаются предпосылки семиотики бихевиористского толка, в которой значение знака

верифицируется при помощи ряда ответных действий или путем указания на соответствующий

предмет.

Тот семиологический подход, который мы излагали на предшествующих страницах, не

предполагает описания знака, ни исходя из поведенческих реакций, которые он стимулирует, ни

отсылая к реальным объектам, которые его верифицировали бы; характеризуя знак, мы берем в

расчет только кодифицированное значение, которое определенный культурный контекст

приписывает тому или иному означающему

6 См с 63, на которой Кениг определяет архитектурный знак как иконический, однако, на с 64, дополнив

определение характеристикой архитектурного знака как предписывающего, он возвращается к понятию

иконичности, описывая ее как пространственное выражение функции Так вводится такая небезопасная с

семиотической точки зрения категория, как «выражение», используемая для характеристики иконичности, понимаемой также как наличие-тождество Тогда уж лучше согласиться с Чезаре Бранди, строго различившим

semiosis и aslanza, согласно этому различению имеются такие эстетические реалии, которые не могут быть

сведены к сигнификации, их следует рассматривать просто как наличные ( Le due vie Ban, Laterza, 1966) 210

Разумеется, и процессы кодификации это тоже формы социального поведения, но их никак не

верифицировать эмпирически в отдельных случаях, потому что коды складываются как структурные

модели в качестве теоретических гипотез, хотя и на основе некоторых констант, выявляющихся в ходе

наблюдения за коммуникативной практикой.

То, что лестница стимулирует желание подняться по ней, это еще не теория коммуникации, но то, что

она, обладая известными формальными характеристиками, делающими ее тем или иным означающим

(так, в итальянском языке означающее сапе (собака) представляет собой набор тех, а не иных

смыслоразличительных признаков), сообщает, как надлежит ею пользоваться, это факт культуры, кото-

рый я могу зафиксировать независимо от моего поведения и моих намерений Иными словами, в той

культурной ситуации, в которой мы живем (для некоторых наиболее устойчивых кодов эта культурная

ситуация может измеряться тысячелетиями), предполагается существование некой структуры, описываемой так параллелепипеды, наложенные друг на друга таким образом, что их основания не

совпадают, при этом их смещение в одном и том же направлении образует ряд поверхностей, последовательно уходящих вверх. Эта структура денотирует означаемое «лестница как возможность

подъема» на основе кода, который я вырабатываю и удостоверяю всякий раз, когда вижу лестницу, хотя бы в этот миг по лестнице никто не шел и предположительно вообще никто никогда не ходил, как

если бы человечество вообще перестало пользоваться лестницами, как оно больше не использует

пирамид для астрономических наблюдений.

Таким образом, наш подход к семиологии позволяет увидеть в архитектурном знаке означающее, означаемым которого является его собственное функциональное назначение

I.4.

Когда Кениг замечает, что денотаты архитектурного знака являются экзистенциалами (это кванты

человеческого существования), говоря, «если строится школа, то денотатом этого знакового комплекса

являются дети, которые будут в ней учиться, и сигнификатом — факт хождения детей в школу», что

«денотатом жилого дома будут члены проживающей в нем семьи, а сигнификатом — тот факт, что

люди имеют обыкновение объединяться в семьи для проживания под одной крышей», этот

лингвистический ключ оказывается неприменим к сооружениям прошлого, утратившим свое

функциональное назначение (храмы и арены, лишившиеся своего денотата — публики, которая их

больше не посещает, между тем денотат должен быть реальным), нам также не удается применить его

по отношению к тем сооружениям прошлого, первоначальное назначение которых нам

211

неясно (мегалитические постройки, чей сигнификат для нас темен, ведь не можем же мы

принимать за таковой то обстоятельство, что здесь кто-то делал неведомо что).

Понятно, что бихевиористский подход предполагает характеризовать знак через соответствующее

поведение, которое можно наблюдать, но при таком подходе теряется вот что: можно ли

определить как знак то, чему более нет соответствия в наблюдаемом поведении и о чем нельзя

сказать, какое поведение ему соответствовало. В таком случае пришлось бы не считать знаками

этрусские надписи, статуи с острова Пасхи или граффити какой-нибудь таинственной цивилиза-

ции, и это при том что: 1) эти знаковые элементы существуют по крайней мере в качестве

наблюдаемых физических фактов; 2) история только и делает, что толкует то так то эдак эти

очевидные физические факты, последовательно приписывая им какие-то новые смыслы, про-

должая считать их знаками как раз потому, что они двусмысленны и таинственны.

I.5.

Занятая нами позиция в семиологии (с ее различением означающих и означаемых, причем первые

можно наблюдать и описывать, не принимая в расчет, по крайней мере в принципе, приписываемых им значений, вторые же видоизменяются в зависимости от того, в свете какого

кода мы прочитываем означающие), напротив, позволяет находить у архитектурных знаков

описуемые и классифицируемые означающие, которые, будучи истолкованы в свете определенных

кодов, могут означать и какие-то конкретные функции; и эти означающие могут последовательно

исполняться различных значений не только через денотацию, но и с помощью коннотации, на

основе иных кодов.

I.6.

Значащие формы, коды, формирующиеся под влиянием узуса и выдвигающиеся в качестве

структурной модели коммуникации, денотативные и коннотативные значения — таков

семиологический универсум, в котором интерпретация архитектуры как коммуникации может

осуществляться на законных правах и основаниях. В этом универсуме не предполагается отсылок

к реальным объектам, будь то денотаты или референты, а равно и к наблюдаемым актам

поведения. Единственные конкретные объекты, которыми в нем можно оперировать, это

архитектурные объекты в качестве значащих форм. В этих пределах и следует вести речь о

коммуникативных возможностях архитектуры.

212

II. Денотация в архитектуре

II.1.

Объект пользования с точки зрения коммуникации представляет собой означающее того

конвенциально означенного означаемого, каковым является его функция. В более широком смысле

здесь говорится, что основное значение какого-то здания это совокупность действий, предполагаемых проживанием в нем (архитектурный объект означает определенную форму

проживания). Однако совершенно ясно, что денотация имеет место, даже если в доме никто не

живет и — шире — независимо от того, используется вообще данный объект или нет. Когда я

смотрю на окно на фасаде дома, я вовсе не думаю о его функции, я понимаю, что передо мною

окно, значение которого определено его функцией, но она до такой степени размыта, что я о ней и

не очень-то помню и могу воспринимать окно вкупе с другими окнами как ритмообразующий

элемент, примерно так читают стихи, не останавливаясь на значениях отдельных слов, сосредоточиваясь на контекстуальной перекличке означающих. Архитектор даже может сделать

ложные окна, которые не могут служить окнами, и все равно окна, обозначая функцию, которая не

выполняется, но сообщается, в целом архитектурного сооружения выступают как окна и именно в

качестве окон рождают ощущение удовольствия в той мере, в которой в сообщении доминирует

эстетическая функция 7.

Сама форма этих окон, их количество, их расположение на фасаде (иллюминаторы, бойницы, окна

крепостных стен и т. д.) означают не только некую функцию, они отсылают к определенной идее

проживания и пользования, соозначая некую общую идеологию, которой принадлежал архитектор

еще до того, как начал работать. Круглая арка, стрельчатый свод, арка с выступом несут нагрузку

и означают эту функцию; соозначая разные ее толкования, они начинают обретать символическую

функцию.

7 Эстетическая функция архитектурного сообщения в данном случае очевидна. При этом другие функции

тоже имеют место: например, императивная функция (архитектура принуждает к определенному модусу

проживания), эмотивная функция (ощущение покоя, исходящее от греческого храма, и тревоги — от церкви в

стиле барокко), фатическая функция (особенно важная в городской среде как обеспечивающая связность ее

компонентов), металигвистическая функция (музей или площадь как способ экспонировать окружающие ее

здания); казалось бы, в связи со сказанным выше, что референтивную функцию следовало бы исключить из

числа функций архитектурного сообщения, коль скоро архитектурный объект является референтом самого

себя, если бы на этих страницах вопрос о референте не обсуждался именно как проблема значения.

213

II.2.

Но вернемся к вопросу о денотации первичной утилитарной функции. Мы уже говорили о том, что

объект пользования означает свою функцию конвенционально, согласно коду.

Более подробно об этих кодах см. Б.4., здесь же мы ограничимся тем, что попытаемся выяснить, в

каком смысле можно говорить о том, что какой-то объект конвенционально означает собственную

функцию.

Согласно насчитывающим тысячелетия архитектурным кодам, лестница или наклонная плоскость

означают возможность подъема: что бы мы ни взяли, лестницу с тумбами, парадную лестницу

Ванвителли, винтовую лестницу Эйфелевой башни или наклонную спиралевидную плоскость Райта в

музее Гуггенгейма, перед нами неизменно формы, представляющие собой определенные, обусловленные кодом решения практической задачи. Но можно подниматься также и в лифте, однако

функциональные характеристики лифта не предполагают стимуляции моторных актов: для того чтобы

пользоваться лифтом, не нужно передвигать ноги особым образом, они подразумевают доступность, владение определенными навыками обращения с механизмами, приводимыми в действие посредством

команд, которые легко «прочитываются», благодаря понятным обозначениям и соответствующему

дизайну. И само собой разумеется, что представитель цивилизации, которой известны только лестницы

и наклонные плоскости, остановится в недоумении перед лифтом, ему не помогут управиться с ним

самые лучшие намерения проектировщика. Проектировщик может предусмотреть специальные

кнопки, указатели подъема и спуска, сложную поэтажную систему отметок, но дикарю неведомо, что

определенные формы означают определенные функции. Он не владеет кодом лифта. Точно так же он

может не владеть кодом вертящейся двери и пытаться пройти через нее, как через обычную. Отметим в

связи с этим, что пресловутая «функциональность формы» так бы и осталась чем-то таинственным, если бы мы не брали в расчет процессов кодификации.

В понятиях теории коммуникации принцип функциональной формы означает, что форма не только

должна делать возможным осуществление соответствующей функции, но должна означать ее так

очевидно, чтобы ее осуществление было делом не только исполнимым, но и желательным, ориентируя

в плане наиболее адекватного обращения с предметом.

II.3.

Но никакой самый одаренный архитектор или дизайнер не сможет сделать функциональной новую

форму (а равно придать

214

форму новой функции), если не будет опираться на реальные процессы кодификации.

Вот забавный и убедительный пример, приведенный Кенигом. Речь идет о домиках для сельской

местности, поставляемых Касса дель Меццоджорно. Став владельцами современных домиков, снабженных ванной и туалетом, крестьяне, привыкшие отправлять естественные надобности на

природе и не информированные по части того, что представляют собой и чему служат некие

таинственные гигиенические сосуды, использовали сантехнику для мытья оливок; они клали

оливки на специальную решетку и, спуская воду, их мыли. Конечно, всякий знает, что форма

унитаза наилучшим образом соответствует той функции, которую он означает и делает

осуществимой И тем не менее форма означает функцию только на основе сложившейся системы

ожиданий и навыков и, стало быть, на основе кода. Если применительно к объекту используется

другой код, случайный, но не ошибочный, вот тогда унитаз начинает означать другую функцию.

Может статься, какой-нибудь архитектор возьмет и построит дом, не укладывающийся ни в один

из существующих архитектурных кодов, и может статься, жизнь в этом доме окажется приятной и

«функциональной», но совершенно ясно, что в этот дом нельзя будет и въехать, если прежде не

разобраться, что в нем и для чего служит, если в нем не опознать некий комплекс знаков, соотносимых со знакомым кодом. Никто не должен объяснять мне, как обращаться с вилкой, но

если мне дали какой-то новый миксер, взбивающий много лучше прежних, но не так, как я привык

это делать, мне необходимо «руководство по эксплуатации», иначе