собственного

вдохновения. Ведь сказал же Барт, что есть художники, для которых «упражнения в структурах», выявление структур (а не использование собственных идей) составляет основную пружину их

творчества. Цель теоретического структурализма — конструирование объекта, который в конечном

счете есть не что иное, как теоретическое подобие (симулякр) одного или многих реальных объектов

Структуралист фабрикует мир подобий, для того чтобы сделать внятным мир реальный. Деятельность

структуралиста предполагает две характерные операции: выделение и соотнесение. Следовательно, утверждает Барт, то, что проделывают Леви-Строс, Пропп, Трубецкой или Дюмезиль, ничем не

отличается от того, что делают Мондриан, Булез или Бютор. Тот факт, что для первых сконструиро-

ванный объект воспроизводит некий наличный опыт, который следует постичь, а для вторых это, по

сути дела, творение, так сказать, из ничего, не имеет никакого значения. Уравнивает эти оба способа

созидания лежащая в их основе одна и та же техническая операция.

III.2.

Было бы непростительной слепотой не замечать того, что разные художественные техники часто

заряжаются и питаются современной теоретической мыслью; и, подобно тому как были установлены

аналогии между структурой средневековых «Сумм» и конструкцией готического собора, между

кеплеровской вселенной и барокко, между физикой и метафизикой относительности и современным

открытым произведением, точно так же на законных основаниях можно сказать, что многое в

современном искусстве обусловлено тяготением к изначальному, элементарному, к игре

противопоставлениями, уравновешиванию различий, ко всему тому, что так свойственно структу-

ралистскому дискурсу. Но установление таких параллелей входит в задачи истории культуры и

феноменологии форм, а не эпистемологи-

272

ческого анализа структурной методологии. Иными словами, выявление родства между

кеплеровскими эллиптическими орбитами и барокко не меняет смысла и значения кеплеровских

расчетов, и кеплеровское открытие с определенной точки зрения характеризует эпоху барокко, но

именно так, только с других точек зрения, ее характеризуют образ всепобеждающей церкви и

возрождение риторики. Соотнести метод Соссюра с методом Ельмслева значит очертить общее

поле — поле структурализма, — вне границ которого оба метода поменяли бы свой смысл, по

крайней мере, он был бы более ограниченным, тогда как очертить общее поле деятельности

Соссюра и Бютора значит охарактеризовать не столько сделанное тем и другим, сколько это самое

общее поле, очерчиваемое феноменологией культуры для того, чтобы составить единое

представление о лице эпохи. Иначе говоря, сказать, что у Соссюра и Бютора одинаковый образ

действия, значит применить структуралистскую методологию, но это не равнозначно

утверждению, что Бютор применяет структуралистскую методологию.

Соссюр + Леви-Строс + Ельмслев + Пропп вырабатывают метод, который пытается предстать как

единый, и это и есть структурализм; напротив, Соссюр + Булез + Бютор это перекличка влияний, исходящих из разных областей и с трудом сводимых в единую систему. Если можно сказать,

«когда Пуле утверждает это, он не структуралист», то никак нельзя сказать: «когда Булез так

пишет музыку, он не структуралист»; а если что-нибудь такое и скажут, то у этого высказывания

будет другой смысл. В первом случае мы утверждаем: тот, кто желает считаться струк туралистом, не должен отклоняться от соответствующего modus operandi; во втором случае, только после того

как соответствующий modus operandi свободно сложился тем или иным образом, мы вправе

устанавливать параллели, находить родство и говорить о причинных связях. В первом случае

налицо эпистемологический выбор, во втором, выработка форм, фиксируемых историей идей

(которую Мишель Фуко по праву отличает от своей «археологии», потому что в его исследовании

«эпистем» разных исторических периодов аналоги устанавливаются на уровне спекулятивных

процедур, а не между спекулятивными процедурами и творческой деятельностью).

III.3.

Если структуралистский метод помогает разобраться в том, как функционируют некоторые

коммуникативные механизмы (по крайней мере, так это в семиологии), тогда, как в примере с

Пиаже, Рафаэль также структуралист, потому что его творчество можно изучать, выявляя в

произведениях одни и те же структурные модели.

273

Упомянем еще одно обстоятельство, которое позже 25 нам предстоит рассмотреть более

развернуто, негибкое понимание структуралистского метода, превращающегося в некую

философскую доктрину и, в конце концов, в метафизику, ведет к неразличению структурализма и

современного искусства. Итак, в заключение укажем, что вполне допустимо говорить о

«структуралистском движении» при условии ясного понимания того, что это движение не имеет

никакого отношения к проблемам структуралистской методологии, но конституируется в процессе

сравнивания собственно методологии исследования объектов с технологиями их производства, имеющими свои особенности (хотя, конечно, эти объекты в качестве явлений культуры могут

изучаться структуралистскими методами, ведь можно изучать с точки зрения теории эволюции, онтогенеза и филогенеза самого ярого противника эволюционистских воззрений).

IV. Структурализм и феноменология

IV.1.

А теперь посмотрим, в каких отношениях состоят структурализм и феноменология. Это дело не

столь срочное, потому что наиболее грубые ошибки в этой области как правило допускаются

только людьми мало подготовленными и поверхностными. Но даже и подготовленным теоретикам

случается в своих умственных лабораториях допускать ошибки, связанные с тем, что, воодушевившись кажущимся сходством методологий структурализма и феноменологии, они

впадают в отчаяние, вслед за тем обнаруживая их серьезные различия

Поверхностный наблюдатель может прийти к выводу, что там, где структуралист ищет в объекте

систему отношений, структуру, форму, там феноменолог ищет эйдос (в самом начале этого

раздела нам уже доводилось говорить об аристотелевском различении эйдоса и усии в связи с

проблемами структуры).

Но структуралистский эйдос, продукт последовательного абстрагирования, представляет собой

намеренное обеднение индивидуального и конкретного ради разработки универсальной модели

Напротив, феноменологический эйдос нацелен на схватывание переживаемого, докатегориального, которое выявляется тогда, когда абстрактные категории, обедняющие наш

опыт конкретного, отходят в сторону. Различие между структурализмом и феноменологией это

различие между универсумом абстракций и опытом конкретного.

IV.2.

Обратимся к проблемам, затронутым Энцо Пачи в его работе «Структурная антропология и

феноменология»26 . «Переживаемый

25 См. Г. 4.

26 В «Aut Aut», 88, 1965 Весь номер посвящен Леви-Стросу

274

опыт для него (Леви-Строса) не исходная точка, но точка, полярная объективности.

Феноменология, как известно, исходит из переживаемого опыта и очевидности .. В этом смысле

она исходит из конкретного и как раз на конкретном она основывает абстрактное». Напротив, структурализм Леви-Строса старается этого избежать, потому что «если диалектика исторична, она не научна, а если научна, то не исторична» Конечно, и для Леви-Строса актуальна проблема

конкретного, и в этом плане Пачи считает главным вопрос о субъективном и интерсубъективном

обосновании опыта, исходя из настоящего: «Леви-Строс не переходит на феноменологические

позиции, потому что это предполагало бы, что между переживаемым опытом и объективной

реальностью нет разрыва. Он не замечает, что сам исходит из собственной субъективности, которая уже всегда заранее есть в мире, из субъективности, которая открывает возможность

интерсубъективного обоснования наук и которая уже всегда заранее присутствует во всяком

генетико-историческом сцеплении событий». Эти вопросы нам вскоре предстоит обсудить в главе

3 нашего исследования, хотя наше несогласие со структурализмом Леви-Строса и сделанные в

связи с этим возражения покоятся на предпосылках, отличных от феноменологических Как бы то

ни было, вопросов субъективного и интерсубъективного обоснования объективности наук не

обойти, хотя бы в виде признания неизбежной относительности их границ. Напротив, Пачи

продолжает отыскивать другие точки соприкосновения и расхождения со структуралистской

мыслью. Он утверждает, что у докатегориального мира есть своя собственная структура, в кото-

рую и помещается всякий субъект. Но мы знаем, что эта структура обосновывает возможность

познания объектов, которые необязательно ей однородны, в то время как для структуралиста, как

мы убедимся позже, гипотеза психофизического параллелизма существеннее любой попытки

мыслить трансцендентально. Когда Пачи говорит о докатегориальных структурах, он

рассматривает деятельность субъекта как задачу наделения событий смыслом, в то время как

Леви-Строс сказал бы на это, что субъект открывает значащие структуры, которые ему

предшествуют и по крайней мере обеспечивают структурную однородность субъекта

открываемым им структурам. Леви-Строс, напоминает Пачи, решает проблему, прибегая к

понятию бессознательного, и, таким образом, обходит вопрос о конституировании объекта» 27.

Разумеется Леви-Строс также занят поисками законов конкретного мышления, но он их ищет в

формальной логике. Замечание Пачи справедливо именно потому, что Леви-Строс зани-

27 В том же номере «Aut Aut» см. работу Эмилио Ренци «О бессознательном у Леви-Строса»

275

мается конкретным мышлением и, стало быть, «естественным». И напротив, в той мере, в какой

структуралистские гипотезы предназначены описывать феномены культуры (и такова задача

нашего собственного исследования), вопрос теряет свою остроту; но в той мере, в какой Леви-

Строс стремится к созиданию онтологии культуры (ретрансформация культуры в природу

составит тему последующих глав), критика Пачи попадает в самую точку. Ссылка Пачи на

трансцендентальный схематизм Канта вплоть до его переложения на язык неопозитивизма и

операционизма наряду с обращением к транцендентальному обоснованию любой познавательной

модели наводит на целый ряд вопросов, без решения которых никакая структурная эпистемология

невозможна и игнорирование которых, как мы увидим, превращает структурализм в онтологию,

или мистику Бытия.

V. Структурализм и критика

V.l.

Все, кто более или менее разбираются в проблемах современной эстетики, разделяют точку

зрения, которая суммарно выражена во фразе Жана Старобиньски: «Система не есть сумма

составляющих ее частей, ощущение целого присутствует в каждом ее конститутивном элементе,

— такова первая и главная установка структурализма»28. Утверждение верное, если взять его в том

смысле, в котором мы говорили о структуре во введении к нашему исследованию. Но в таком

случае, эта «первая и главная установка структурализма» достаточно стара и существовала задолго

до лингвистического структурализма. То, что выявил лингвистический структурализм, как мы в

этом убедились со всей очевидностью, это вовсе не то, что структура представляет собой систему

спаянных и взаимозависимых частей, но что указанная структура может быть представлена в

терминах оппозиций и различий независимо от того, какие именно элементы заполняют

валентности, образовавшиеся в системе оппозиций и различий. В итоге, структуралистская

методология оказывается более пригодной к тому, чтобы связывать разные объекты, приводя их к

константным моделям, чем анализировать структурированные целостности. Таким образом, когда

Чезаре Сегре утверждает, что «главное требование, которому, кажется, удовлетворяет

структурализм (и в этом он конкурирует со стилистикой), это быть такой критикой текста, которая

не связана сиюминутными оценками и отвечает на ряд весьма нехитрых вопросов, например: как

произведение функционирует и, особенно, где же в нем скрыта поэзия»(Авалле)29 ; мы снова

оказыва-

28 SeC, pag. XIX.

29 SeC, pag. LXXIV.

276

емся лицом к лицу с требованием органичного прочтения индивидуальных структур

художественного произведения, но мы, по-видимому, еще далеки от метода, который (отвлекаясь

в данном случае от проблемы поэтичности) выделял бы в данном произведении то, что оно имеет

общего с другими произведениями. Но ведь тогда многое в исследованиях Проппа, скажем, не

устроило бы структуралистскую методологию, поскольку Пропп ничего не говорит о ценности

конкретной, отдельно взятой сказки, зато говорит, и очень много, о движении сюжета, который

эту ценность созидает, и о функциональных оппозициях, с которыми это развитие связано 30.

Когда Джулио Карло Арган 31, описывая предположительный «структуралистский» разбор

критиком картины Паоло Учелло, говорит: «Я замечаю, что знаки расположены согласно общей

схеме, которая сообщает каждому из них, а также их совокупности, определенное

пространственное значение. Передо мной, стало быть, некая структура перспективистского

изображения», он выявляет в разбираемом произведении «его особенную форму», акцентируя ее

отличия от по видимости сходных решений в картинах других художников и пытаясь определить

«угол расхождения». Это очевидное различие между методологией Проппа и тем, что делает, например, Арган; поможет ли оно нам оценить вклад структурализма в художественную критику?

V.2.

Вместе с тем, известные работы Якобсона, исследования русских формалистов и советских

последователей формальной школы, а также всех школ, заявляющих о своей приверженности

структурным методам 32, являют собой достаточно