Хомский неоднократно подчеркивает сугубо предположительный характер «генеративного метода, при том
что речь идет о гипотезе разума» (ср. ор сit. pag. 53) См также введение к Syntactic Structures (Aja, 1964) и
на с 51 акцент на методологическом характере генеративистского подхода В Aspects, cit, pag.163 он
настаивает на том, что синтаксическая и семантическая структура естественного языка по сю пору остается
«глубокой тайной» и всякая попытка определения их неизбежно должна рассматриваться как временная и
ограниченная
64 Aspects, cit., pag. 53
292
В известном смысле, Хомский, воспитанный на эмпиризме современной науки, относится к
философии как к импульсу, как к некоему психологическому обеспечению, и результаты его
исследований (как и исследований Ельмслева) могут быть использованы также и теми, кто вовсе
не разделяет его философских воззрений. Ведь можно же не разделять вполне философской
гипотезы Якобсона о том, что весь универсум коммуникации подпадает под принцип дихотомии, проявляющийся как в бинаризме смыслоразличителей в лингвистике, так и в бинаризме теории
информации, и все же признавать, что бинарные оппозиции чрезвычайно эффективны при
описании коммуникативных систем и сведении их к однородным структурам.
Уместен вопрос, а возможно ли, занимаясь научной деятельностью, не отдавать себе отчета в
рискованности таких эпистемологических обобщений и, выдвигая осторожные гипотезы, не
испытывать недоверия к глобальным философским ответам, тем более тяжеловесным и
сковывающим, что они заданы с самого начала. И, однако, чтение некоторых текстов Леви-Строса
после всего того, что нами говорилось выше, вовсе не настраивает на мирный лад.
II. Методология Леви-Строса: от оперативной модели к объективной
структуре
II.1.
Такой показательный текст, как вступительная лекция к курсу в Коллеж де Франс, позволяет
проследить, как принципы методологического структурализма постепенно преобразуются в
структурализм онтологический. В примитивных обществах различные техники, взятые сами по
себе, предстают сырыми фактами, между тем, помещенные в общей контекст жизни общества, они
оказываются эквивалентами серии значащих выборов; так, каменный топор превращается в знак, потому что занимает то место в общем целом, которое в каком-нибудь другом обществе
принадлежало бы другому орудию, используемому в тех же целях (как видим, и здесь значение
является позициональным и дифференциальным). Установив символическую природу своего
предмета, антропология вменяет себе в обязанность описывать системы знаков и описывать их
согласно структурным моделям Антропология получает свой материал уже упорядоченным, уже
данным, но по этой самой причине неуправляемым, потому и приходится ей работать с моделями,
«c’est adire des systemes de symboles qui sauvegardent les proprietes caracteristiques de l’experience, mais qu’a difference de l’esperience, nous avons le pouvoir de manipuler» («т. e. с системами символов, которые воспроизводят отличительные черты опыта, но которыми в отличие от него можно
293
В уме ученого, моделирующего опыт, разыгрывается умственное действо созидания моделей, обеспечивающих продолжение исследовательской деятельности.
Следовательно, структура не схватывается простым эмпирическим наблюдением: «elle se situe au dela»
(«она расположена по ту сторону»). И, как уже говорилось, она представляет собой систему, держащуюся внутренней связанностью, связанностью, недоступной при наблюдении изолированной
системы и выявляемой в процессе ее преобразований, благодаря которым в по видимости несходных
системах обнаруживаются сходные свойства
Но чтобы допустить возможность этих преобразований, возможность транспозиции моделей, необходимо некое обеспечение в виде разработки системы систем. Другими словами, если существует
система правил, делающая возможной артикуляцию языка (лингвистический код), а также система
правил, делающая возможным артикуляцию брачных обменов как формы коммуникации (код родства), то должна существовать система правил, устанавливающая отношения эквивалентности между
лингвистическим знаком и знаком родства, эквивалентность формальную, точное позициональное
соответствие одного термина другому, эта система и будет представлять собой то, что, употребляя
термин, не используемый нашим автором, мы назовем метакодом, позволяющим определить и назвать
подведомственные ему коды 65 .
II.2.
Проблема, которая незамедлительно встает перед Леви-Стросом, состоит в следующем, универсальны
ли эти правила (правила кодов и метакодов)? И если это так, то что это за универсальность? Понимать
ли ее в том смысле, что речь идет о неких правилах, которые, будучи однажды сформулированы, пригодны для объяснения самых различных феноменов, или в том смысле, что это реальность, глубоко
упрятанная в каждом из изучаемых явлений? В рассматриваемом тексте ответа Леви-Строса сквозит
явное предпочтение опера-
65 В «Сыро» и вареном» Леви-Строс пишет «Коль скоро сами мифы базируются на кодах второй степени (коды
первой степени составляют язык), эта книга представляет собой код третьей степени, призванный
обеспечить взаимную переводимость разных мифов» Другими словами, «по мере продвижения вперед
структурного анализа изучаемое мышление все более обнаруживает свое внутреннее единство, связность и
исчерпывающий характер Структуры все более удаляются от начальной конкретности, становятся все более
общими и простыми, покрывая все более широкую сферу явлений и тем самым обеспечивая их
интеллегибильность» (ит. перевод Andrea Bonomi, Implicazioni filosofiche nell antropologia di Claude Levi-Strauss, in «Aut Aut», 96—97, 1967)
294
тивного подхода, эти структуры являются универсальными, поскольку в задачи антрополога как
раз входит разработка трансформационных моделей, все более усложняющихся по мере того, как
они охватывают все более разнородные явления (сводя, например, к одной модели примитивное и
современное общество); но это процедура, осуществляемая в лабораторных условиях, —
построение исследующего ума: не имея истины факта мы довольствуемся истиной разума 66 .
Вывод безупречен и вполне соответствует требованиям, которые можно предъявить ученому. Но
вот тут-то в ученом и возвышает голос философ: если мы убедились операционально в
применимости инвариантных кодов к различным феноменам, разве это не доказывает сразу и со
всей очевидностью существование универсальных механизмов мышления и, следовательно, универсальность человеческой природы?
Конечно, может вкрасться вполне методологически оправданное сомнение: а не поворачиваемся
ли мы спиной к человеческой природе, когда выявляем наши инвариантные схемы, подменяя
данные опыта моделями, и вверяемся абстракциям, как какой-нибудь математик своим
уравнениям? Но ссылаясь на Дюркгейма и Мосса, Леви-Строс сразу же напоминает, что только
обращение к абстрактному делает возможным выявление логики самого разнородного опыта, открытие «потаенных глубин психологии», глубинного слоя социальной реальности, чего-то
«присущего без исключения всем людям»67.
Трудно не заметить совершающегося здесь быстрого перехода от оперативистского к
субстанционалистскому пониманию моделей разработанные в качестве универсальных, они
применимы универсально и, стало быть, свидетельствуют об универсальной субстанции, гарантирующей возможность их применения. Можно было бы возразить, что модели
универсально применимы, потому что построены так, чтобы применяться везде и повсюду, и это
наибольшая «истина», к которой может привести методологическая корректность. Нет сомнения, что определенные скрытые константы обеспечивают возможность их применения (и это
подозрение будит исследовательскую
66 «В сущности, мы занимаемся не чем иным, как разработкой языка, достоинства которого, как и всякого
языка, заключаются исключительно в его связности и в том, что с помощью очень небольшого количества
правил отдается отчет в очень большом количестве самых разнообразных явлений в отсутствие недоступной
истины факта мы постигаем истину разума» (Похвала антропологии, in Razza e storia, cit., pag. 69 ) 67 Ibidem, pag. 73—74 Процитируем также Мосса «Люди общаются с помощью символов но они могут
располагать этими символами и вступать с их помощью в общение только потому, что у них одни и те же
инстинкты»
295
мысль), но разве есть какие-нибудь основания утверждать, что то, что обеспечивает
функционирование модели, имеет форму модели?
II.3.
Смысл нашего последнего вопроса ясен: тот факт, что нечто обосновывает функционирование данной
модели, нисколько не исключает того, что это самое нечто обеспечивает функционирование и других
(и самых разнообразных) моделей; с другой стороны, если нечто имеет ту же самую форму, что и
модель, тогда получается, что предложенная модель исчерпывающе описывает реальность и нет
никакой необходимости продолжать строить уточняющие модели.
Было бы несправедливо сказать, что Леви-Строс так уж легко соскальзывает от одного утверждения к
другому, но нельзя не сказать, что в конце концов он это делает.
Предполагался ли такой переход заранее? Позволительно спросить: утверждение универсальных
механизмов мышления это западня, фатально уготованная Леви-Стросу, или это установка, которой он
придерживался с самого начала? Конечно, сходные идеи возникают всякий раз, когда ученый
оказывается перед необходимостью ввести в какие-то рамки процесс прогрессирующего разрастания
артикулируемых структур.
Семья — это конкретная реализация, сообщение, построенное на основе того кода, каковым является
система родства какого-то племени; но этот код в свою очередь становится сообщением, построенным
на основе того более общего кода, каковым является система родства, общая для всех племен, и этот
новый код есть не что иное, как частная реализация более фундаментального кода, позволяющего
свести к общему знаменателю (на основе одних и тех же структурных законов) код родства, языковой
код, кулинарный, мифологический и т. д.
Спрашивается, как следует понимать этот код, разработанный с тем, чтобы обосновать все прочие?
Поскольку уже никакого более общего кода не выделить (как мы увидим позже, обратный ход неиз —
бежен, однако мы ограничимся предположением, что ученый удовлетворен полученными
результатами, позволяющими ему описать все рассмотренные до сих пор явления), то что это —
предел, кладущийся конструированию оперативных моделей, или же основополагающий
комбинаторный принцип, которому подчиняются все коды, изначальное устройство человеческого
ума, в котором законы природы предстают как конституирующие законы культуры 68?
68 Андреа Бономи в упомянутой статье, представительствуя от имени феноменологии, старается подчеркнуть
у Леви-Строса моменты, несомненно имеющие место, он видит в структурном бессознательном — о чем речь
позже — не столько хранилище содержаний, сколько «активное артикулирующее начало», хорошо понимая, что оно-то и гипостазируется под именем бессознательного. На самом деле, у Леви-Строса оба эти момента то
противопоставляются, то смешиваются, в то время как второй очевидно присутствует в текстах, которые мы
обсудим в Г.4, имеются и другие пассажи, в которых подчеркивается, что целое, исследуемое структурным
анализом (например, мифы), никогда не предстанет завершенным. Сырое и вареное. Cit. pag.19—21. В Г
5.VIII.1 мы увидим, что Деррида вскрывает это противоречие (см., также ниже ?.3.??? 2).
296
II.4.
Неоднократно Леви-Строс достаточно двусмысленно определяет код. В «Неприрученной мысли»
очевидны колебания между идеей множественности кодов и постулатом единого кода, обосновы-
вающего правила универсальной перекодировки: говорится, например, что тотемические понятия
составляют коды для выработавшего и принявшего их общества 69 ; говорится, что коды являются
средством фиксации определенных значений и их транспозиции в другие системы (и следовательно, имеются в виду средства, которые воздействуя на системы Значений, тем самым воздействуют на
коды, переводя их в термины других кодов с помощью чего-то такого, именуемого «кодом», являющегося метаязыком по отношению к предыдущим) 70 ; говорится
также, что системы значения представляют собой более или менее
удачно разработанные коды 71 , или даже выдвигается гипотеза, как, например, на заключительных страницах, посвященных историографии, согласно которой различные
исторические эпохи следует изучать, прилагая к ним не только общий хронологический код, но и в
свете частных хронологических кодов (события, значимые для кода, оперирующего тысячелетиями, не являются таковыми для кода, измеряющего время месяцами, и наоборот) 72 … Итак, разработка
правил трансформации одного кода в другой представляется возможной, но вместе с тем не
полагается никаких пределов индивидуации различных социальных и исторических кодов всякий раз, когда построение определенной модели проясняет механизм той или иной знаковой системы.
II.5.
Если бы дело ограничилось этим, никаких вопросов бы не возникло. Структура-код могла бы
выводиться исследователем на основе среднестатистического узуса (так, код «язык X» был бы
только совокупностью условий использования данного языка определенным сообществом) и
рассматриваться как зависящая от него структура, которая по мере выявления обретает характер
нормы (с той оговор-
69 La pensee sauvage, Paris, 1962, pag. 120. Леви-Строс К. Неприрученная мысль В
