кн. Леви-Строс К
Первобытное мышление, М., 1994. С. 111—336
70 Ibidem, pag. 183, ср также pag.197 и особенно 228.
71 Ibidem, pag. 302.
72 Ibidem, pag . 344
297
кой, что впоследствии она претерпевает изменения под влиянием узуса, когда отклонения от нормы
перестают рассматриваться как отклонения).
С другой стороны, если структуры разворачиваются в целях понимания различных сообщений, то и
сообщения, в свою очередь, ориентируют на выявление определенной структуры. Необходимость
понимания сообщения побуждает соотносить его с определенным кодом: всякая декодификация
начинается с дешифровки: чтобы понять знаковую форму, я соотношу ее с системой знаков и, стало
быть, с кодом, значимым именно в этом его качестве. Это нетрудно сделать по отношению к
сообщениям с легко узнаваемыми кодами, социальная и конвенциональная природа которых
достаточно очевидна, как, например, в случае словесного сообщения. Но как быть в случае системы
родства? Но как быть если я еще не располагаю кодом, но должен распознать его в сообщении, дешифровать его? В этом случае я полагаю код (умственную конструкцию, оперативную модель) и тем
самым придаю смысл структуре сообщения. Код полагается как модель для разных сообщений (точно
так атомная модель Бора представляет собой модель структуры атомов отдельных элементов, как, например, модель атома водорода, которая, в свою очередь, моделирует феномен, в противном случае
остающийся вне сферы нашего опыта). Но каковы критерии оценки значимости кода, вложенного
мною в сообщение? Он оценивается на основе своей способности упорядочивать это и другие
сообщения, предоставляя возможность говорить о них в однородных терминах (т. e. используя один и
тот же инструментарий определения). Выявить унитарные структуры (т. e. коды) в различных
сообщениях (чтобы затем, в свою очередь, соотнести унитарный код-структуру с частным сообщением, построенным на основе более общего кода, позволяющего соотнести его с другими, более частными
кодами) значит понять разнородные феномены с помощью одного и того же концептуального
инструментария. То, что разные языки (различные коды, понятые как сообщения-реализации некоего
кода лингвистических кодов) сводимы к ограниченному числу оппозиций, свидетельствует только о
том, что, прибегая к этой умозрительной конструкции, мы получаем возможность определить их в
совокупности, причем наиболее экономно. Опыт отлился и окостенел в модели, но ничто с эпистемоло-
гической точки зрения не дает нам основания утверждать или отрицать, что мы обнаружили в нем
нечто более окончательное, нежели бесконечную возможность других корреляций.
II.6.
Таким мог быть вывод. Но у Леви-Строса этот намечающийся на многих страницах вывод
сталкивается с другим, более настойчивым, более окончательным, который постепенно берет верх: всякое
298
сообщение интерпретируется на основе кода, все коды взаимопреобразуемы, потому что все они
соотносимы с неким Пра-кодом, Структурой Структур, отождествляемой с Универсальными
Механизмами Ума, с Духом или — если угодно — с Бессознательным. Материя структурного
исследования та же, что и материя всякого коммуникативного поведения, будь то поведение
представителя примитивного или цивилизованного общества, это само наличное объективное
Проблема восхождения от кода к метакоду, обсуждавшаяся нами в оперативистских терминах, предстает у Леви-Строса как в определенной степени уже решенная на путях некоего философского
верования в объективность законов мышления. «Вне зависимости от того, будет ли исследование
ограничиваться изучением одного общества, или же оно будет охватывать несколько обществ, все
равно придется проводить глубокий анализ различных сторон социальной жизни для достижения
уровня, на котором станет возможным переход от одного круга явлений к другому; это значит, что
нужно разработать некий всеобщий код, способный выразить общие свойства, присущие каждой из
специфических структур, соответствующих отдельным областям. Применение этого кода может стать
правомерным как для каждой системы, взятой в отдельности, так и для всех систем при их сравнении.
Таким образом, исследователь окажется в состоянии выяснить, удалось ли наиболее полно постичь их
природу, а также определить, состоят ли они из реалий одного и того же типа … Произведя подобное
предварительное приведение к простейшему виду (сопоставление систем родства и лингвистических
систем), лингвист и антрополог смогут поставить перед собой вопрос, не связаны ли различные
разновидности средств общения … в том виде, в котором они могут наблюдаться в одном и том же
обществе, с аналогичными бессознательными структурами. При положительном решении этого
вопроса мы были бы уверены в том, что нам удалось прийти к действительному выражению основных
отношений» 73.
III. Философия Леви-Строса: неизменные законы Духа
III. 1.
Тут-то и выходит на сцену структурного мышления некий персонаж, которого бы не стерпела никакая
методология, ибо принадлежит он миру спекулятивной философии, а именуется Человеческим Духом.
73 Леви-Строс К Структурная антропология М , 1985 С 59—60
299
«Мы еще недостаточно отдаем себе отчет в том, что язык и культура являются двумя
параллельными разновидностями деятельности, относящейся к более глубокому слою. Я полагаю, что этот гость был среди нас, хотя никто не подумал пригласить его на наши дебаты это
человеческий дух» 74 .
Разумеется, структурные модели явились как удобные истины разума, с помощью которых можно
о разных явлениях говорить в одних и тех же категориях. Но чем обеспечивается
функционирование этих истин разума? Очевидно, неким изоморфизмом законов мышления
исследователя и законов поведения исследуемого объекта «Этот принцип направляет нас в
сторону, противоположную прагматизму, формализму и неопозитивизму, поскольку утверждение
о том, что наиболее экономным объяснением является то, которое ближе к истине, основано в
конечном счете на постулируемом тождестве мировых законов и законов мышления»75
Что значит, в таком случае, изучать мифы? Это означает выявлять систему взаимных
трансформаций мифов, каждый из которых воспроизводит наезженные пути мышления
независимо от того, знают об этом их создатели или нет. О чем бы ни рассказывали мифы, они
всегда рассказывали и рассказывают одну и ту же историю И эта история есть экспозиция законов
духа, их обосновывающего Не человек мыслит мифы, но мифы мыслят людьми, более того,
взаимно трансформируясь, мифы мыслят друг друга «Многоуровневая структура мифа позволяет
видеть в нем некую матрицу значений, упорядоченных горизонтально и вертикально, но как ни
читать, всякий план неизменно отсылает к другому плану. Аналогичным образом всякая матрица
значений отсылает к другой матрице и всякий миф к другим мифам И если задаться вопросом, к
какому последнему значению отсылают все эти значения, которые ведь должны же все вместе к
чему-то относиться, то единственный ответ, который может подсказать эта книга, состоит в том, что мифы означают дух, их созидающий с помощью того самого мира, частью которого он
является. Таким образом, могут порождаться одновременно как сами мифы, созидаемые учреж —
дающим их духом, так и созидаемый мифами образ мира, уже нашедший себе место в устроении
духа»76.
III.2.
Эта концовка «Сырого и вареного» приводит Леви-Строса к некоему допущению, за которое и
стараются ухватиться самые вы-
74 Леви-Строс К Структурная антропология М., 1985 С. 67
75 Там же, с 83—84 Об изоморфизме см также Bonomi, art cit.
76 С Levi-Strauss, Il crudo e il cotto, cit., pag. 446
300
дающиеся его комментаторы 77: мир мифа и языка — это спектакль, действие которого разворачивается
за спиной зрителя и в Котором человек выступает в роли послушного исполнителя, жертвы неких
комбинаций, упраздняющих его как самостоятельное лицо. Но, как мы увидим, останавливаясь на
пороге такого вывода, Леви-Строс не сбрасывает со счетов две возможности, которые хотя и кажутся
дополняющими первое заключение, на деле ему противостоят с одной стороны, выявляя
комбинаторную матрицу, разрешающую структуры, он продолжает пользоваться объясняющими
структурами как инструментальными моделями, с другой стороны, он продолжает мыслить в
категориях субъективности, сводя ее (по ту сторону призрачной игры межличностной коммуникации) к структурам бессознательного, которые мыслят посредством людей Получается что-то вроде
трансцендентальной матрицы, которую имел в виду Поль Рикер 78, когда замечал, что концепция Леви-
Строса это кантианство без трансцендентального субъекта, отвечая на это, Леви-Строс апеллировал к
понятию бессознательного, некоего хранилища архетипов, отличных, однако, от юнгианских, поскольку те формальны, а не содержательны. В этих приключениях мысли, которая, впрочем, почему-
то робеет на пороге крайних выводов, решающее слово так и не было сказано.
III.3.
На замечания типа рикеровских (перед нами законы объективного мышления Согласен Но если оно
исходит не от трансцендентального субъекта и к тому же наделено категориальными и комбина-
торными свойствами бессознательного, то что оно собой представляет? Оно изоморфно природе?
Может быть, это сама природа? Личное бессознательное? Коллективное бессознательное?) ответ был
уже заранее дан в предисловии Леви-Строса к изданию трудов Мосса79
«Действительно, лингвистика, и в особенности структурная лингвистика, давно уже свыклась с идеей о
том, что фундаментальные феномены жизни духа, те, что обуславливают ее наиболее общие формы, помещаются в план бессознательного». Перед нами некая активность, предстающая как наша и чужая,
«удел всякой умственной жизни всех людей во все времена»
77 Ср. J. Derrida, «La structure, le signe et le jeu dans le discours des sciences humaines», in L ecriture et la difference, cit.
78 Paul Ricoeur, Symbole et temporalite, in «Archivio di filosofia», l—2, 1963, и Structure et hermeneutique, in
«Esprit», 11, 1963, в част pag. 618 Ответ Леви-Строса Рикёру в » Сыром и вареном», «Увертюра»
79 С. Levi-Strauss, Introduzione a Marcel Mauss, Teoria generale della magia, Torino, 1965 (фр. изд.1950 г.) 301
Здесь Леви-Строс выходит за рамки воззрений Соссюра, говорившего, что язык это социальная
функция, усвояемая субъектом пассивно и воспроизводимая им безотчетно Потому что, определяя так
язык, Соссюр понимал его как форму соглашения, устанавливающегося посредством отдельных актов
речевой деятельности и существующего виртуально, как совокупность речевых практик субъектов И
это не метафизическое утверждение, но методологический принцип, обосновывающий социальную
природу языка, происхождение которого не заботит структурную лингвистику (устрашенную абсурд-
ной идеей поисков Пра-кода), и чье бессознательное кристаллизуется в процессе осуществления
различных практик, в постоянной выработке навыков, которые суть окультуривание Напротив, Леви-
Строс говорит о метаисторическом и метасоциальном началах. Он указывает именно на
архетипические корни всякого структурирования. Леви-Строс стремится развести эти всеобщие начала
с юнгинианским коллективным бессознательным 80. во всяком случае, он настолько убежден в том, что
в основе структурирования общественных отношений и лингвистических навыков лежит некая
универсальная бессознательная деятельность, единая для всех (та самая, которая позволяет струк-
туралисту созидать изоморфные дескриптивные системы), что рассматривает ее как некую
основополагающую и предопределяющую насущную потребность, в сравнении с которой всякое
теоретизирование природы нравов и обычаев выступает как род идеологии (в отрицательном смысле
слова), как проявление ложного сознания, надстро-
80 «Итак, этнологическая проблема, в конечном счете, это проблема коммуникации, и этого утверждения
достаточно, чтобы радикально противопоставить Мосса, отождествляющего коллективное и бессознательное, Юнгу, с которым у него часто находят сходство На самом деле, совсем не одно и то же определять
бессознательное как категорию коллективного мышления или подразделять его на сектора в соответствии с
индивидуальным или коллективным характером приписываемого ему содержания И в том и в другом случае
бессознательное понимается как символическая система, но для Юнга бессознательное не сводится к
системе, оно исполнено символов и чуть ли не самих символизируемых вещей, образующих что-то вроде
субстрата Или этот субстрат врожден, но тогда без ссылки на Провидение не понять, как содержание опыта
может предшествовать опыту, или он благоприобретен, в таком случае проблема наследования
приобретенного бессознательного внушала бы не больше страха, чем проблема наследования приобретенных
биологических признаков Но на деле, речь не идет о том, чтобы сделать какую-то вещь символом, но о том, чтобы вернуть символическую природу вещам, которые ее лишились только потому, что стали
некоммуникабельными
