[72]начал работу по высвобождению своей страны из затянувшегося феодализма. Эту работу он продолжил под христианским именем императора Хайле Селассие. Он понимал, что единственный шанс на выживание для единственного суверенного государства в Африке — модернизация. Естественно, негуса не устраивало, что среди работающих в стране западных специалистов-техников преобладают итальянцы. Желая уравновесить их приезжими из других государств, негус вовсю приглашал инженеров и советников из Франции, Англии, Бельгии и Швеции чтобы они модернизировали армию, обучали солдат новейшим технологиям, развивали авиацию.
Итальянский фашизм не мог делать вид, что он модернизирует Абиссинию, — она и без итальянцев, хотя с неимоверными трудностями, самостоятельно шла по пути частичной европеизации. И, повторяю, итальянцы не имели никакого религиозного повода для захвата страны, поскольку Абиссиния уже и так исповедовала христианство. Интерес итальянцев лежал в сфере наглой выгоды. Поэтому для начала эфиопской кампании итальянцам требовался casus belli.
Этим «казусом» стало соперничество за район Уал-Уал, в свое время укрепленный итальянцами. Это был укрепрайон вокруг нескольких колодцев, откуда брали воду — жизненный ресурс — кочевые племена Огадена. Эфиопия не признавала право на этот участок за итальянцами и время от времени обращалась за помощью к Великобритании, чьи колонии граничили с укрепрайоном. В общем, однажды случился инцидент. 24 ноября 1934 года к колодцам подошла смешанная англо-эфиопская комиссия, имея эскорт из нескольких сотен вооруженных абиссинцев, и потребовала от итальянцев уйти с позиций. Итальянцы вызвали подкрепление и даже авиацию. Англичане выразили протест и удалились, абиссинцы остались и вступили в бой. Абиссинцев погибло триста. Итальянцев было убито двадцать один человек из «dubat» — так называли бойцов колониальной армии. Раненых с итальянской стороны насчитали около сотни. Подобно большинству приграничных стычек, эта история могла быть урегулирована по дипломатической линии. Чего уж там, если меряться убитыми, выходило четырнадцать на одного в пользу Италии… Однако Муссолини уцепился за долгожданный предлог. Рассмотрим же, какими риторическими приемами он оправдывал свои намерения перед итальянским народом и перед всем человечеством в речи, произнесенной 2 октября 1935 года с балкона Палаццо Венеция в Риме:
Чернорубашечники Революции! Граждане и гражданки Италии! Сограждане, живущие по всему миру, за горами и за морями: слушайте! Наступает заветный час в истории нашей Родины. Двадцать миллионов сограждан слушают нас сейчас на площадях Отечества. Никогда в мировой истории не бывало столь потрясающего зрелища. Двадцать миллионов: единое сердце, единая воля, единый порыв.
Много месяцев колесо судьбы под напором нашей спокойной решимости двигалось к цели. Не одни наши Вооруженные силы идут к цели и достигают ее, но весь народ, сорок четыре миллиона итальянцев, негодует пред лицом вопиющей несправедливости. У нас решили отобрать часть места под солнцем. Когда в 1915 году Италия отважилась, рискуя невозможным, объединить свою судьбу с судьбой союзников, сколько было вознесено хвалений нашей храбрости! Сколько было обещано! Но когда была одержана общая победа, на алтарь которой Италия возложила 670 000 жизней, 400 000 увечий и миллион полученных ран, от стола победителей ей достались только жалкие крохи богатых колониальных территорий.
Мы терпели тринадцать лет, и все эти годы все сильнее теснили нас чужие эгоистические посягательства, претендуя на наше жизненное пространство. Мы протерпели положение в Эфиопии сорок лет! Так скажем: доколе?!
<…> Мы заявляем снова, решительно заявляем, и я священно клянусь в том перед вашим лицом, что приложим все силы, дабы этот конфликт колониального значения не перерос ни по характеру, ни по масштабу в конфликт европейский.
<…> Никогда прежде итальянский народ не выказывал такого величия духа, такой силы характера. И против этого-то народа, которому человечество обязано великими достижениями, народа поэтов, художников, героев, святых, мореходов, путешественников, против этого-то народа чья-то рука поднимается применять санкции!
Перечитаем ударные места этой речи (жирным шрифтом выделено мною). Во-первых — самооправдание с апелляцией ко мнимой «воле народа». Муссолини принял решение единолично, однако присутствие (предполагаемое) двадцати миллионов итальянцев на площадях используется им как оправдание принятого решения. Во-вторых, на принятие решения якобы воздействовал поворот «колеса судьбы». Сам дуче и итальянцы вместе с дуче принимают решение, потому что сумели проинтерпретировать заветы рока. В-третьих, намерение захватить эфиопскую колонию подано в виде волевого противостояния грабежу:следует дать отпор тем, кто хочет отобрать у Италии часть места под солнцем. В действительности же «они» (европейские государства, применившие санкции против Италии) не пускали Италию отобрать чужое место. Не будем сейчас вдаваться в тонкости, выясняя, какие национальные интересы защищали другие страны, препятствуя итальянской агрессии. Но в любом случае они не отнимали у нас наше собственное достояние, а противодействовали тому, чтобы мы воровали чужое.
Вот тут-то самое время притянуть к делу синдром заговора. Италию пролетариев доводят до нищеты и голода, сговорившись между собой, демоплутожидовские державы, науськиваемые, ясное дело, еврейским капиталом. И тут же раздаются причитания о национальной ущемленности,с кивками в сторону тяжело давшейся, но куцей победы. Мы-де выиграли мировую войну, но не получили того, за что сражались.
По правде, мы сражались за то, чтоб получить Тренто и Триест, и их и получили. Ладно, замнем.
Важнее то, что манипулирование этими чувствами ущемленности (а синдром заговора работает именно когда есть комплекс неполноценности) подготавливает, эмоционально оправдывает и предваряет заключительный пассаж речи дуче: «Мы протерпели сорок лет положение в Эфиопии. Так скажем: доколе?!». Можно было бы задуматься, а не терпела ли, наоборот, Эфиопия положение с нами, учитывая, что это мы к ним лезли, в то время как Эфиопия и не помышляла, и не имела никакой возможности лезть к нам. Но никто не задумывается. Концовка речи сопровождается восторженным ревом толпы.
Дело в том, что эта концовка содержит captatio benevolentiae.Оригинальное расположение риторической фигуры не в начале, а в конце. Этот народ, гонимый, недооцененный, чьей волей оправдана агрессия — одарен величием духа и силой характера. Это — несравненный народ поэтов, художников, героев, святых и мореходов. Можно подумать, Шекспир, зодчие готических соборов, Орлеанская дева и Магеллан — все родились между Бергамо и Сиракузами…
На Муссолини и Гитлере не кончилась череда тех, кто спекулирует угрозами заговоров. Вы, конечно, подумали, что я имею в виду Берлускони, — да нет, Берлускони не более чем невыразительный эпигон этой политики. Гораздо тревожнее, что «Протоколы» и еврейский заговор всплывают в риторике, оправдывающей арабский терроризм и покушения.
Чтоб вас не только расстраивать, но и повеселить, перескажу довольно забавную историю, вычитанную в статье Массимо Интровинье «Покемоны? Жидомасонский заговор» (Massimo Introvigne. «Pokemon? Sono un complotto giudaico-massonico». «Джорнале», 17 января 2004 г.), — этот автор обычно пишет о сектах и религиозном фанатизме. Так вот, из его статьи мы узнаем, что в Саудовской Аравии сперва запретили покемонов (декретом правительства от 2001 года), а в декабре 2003 года напечатали пространную фетву шейха Юсуфа Аль-Карадави, и в этой фетве обосновываются причины саудовского постановления 2001 года. Аль-Карадави был изгнан Насером из Египта в 1970-х годах и проживает в Катаре, где слывет самым авторитетным проповедником из всех, кто вещает по телевизионному каналу «Аль-Джазира». Более того: в католическом мире, в правящих верхах Аль-Карадави считают важным посредником для выстраивания диалога с исламом.
Так вот, этот важный муфтий заявил, будто покемоны подлежат запрету, потому что «развиваются» и в определенных условиях «преобразуются» в «персонажей усиленного значения». Посредством этих преображений, убежден Аль-Карадави, «в умы молодежи протаскивают теорию Дарвина», тем более что покемоны «сражаются друг с другом и в их сражениях выживает тот, кто лучше приспособлен к среде». Борьба за выживание тоже относится к теории Дарвина. К тому же Коран запрещает рисовать несуществующих животных. И еще — игра в покемонов имеет вид карточной колоды, а карточные игры запрещены законами ислама в качестве «пережитка доисламского варварства».
Ко всему сказанному добавлено, что в покемонах «присутствуют символы, значение которых ведомо тем, кто их протаскивает: шестиконечная звезда, эмблема масонов и сионистов, а также символ тлетворного и узурпаторского государства Израиль. А с ними наряду и треугольники, явный кивок в сторону масонов — знаки атеизма и японской религии». Подобные символы губительны для мусульманского отрочества. Ради пагубы они и засланы. Не исключается также, что быстро проборматываемые в фильмах о покемонах японские фразы означают «Я еврей» или же «Стань евреем». Но по этому вопросу не достигнута единая точка зрения, и Аль-Карадави не настаивает на этой последней интерпретации.
Вот до чего в глазах фанатиков вездесущи заговор и заговорщичество «тех, кто не такие, как мы».
В истории с Первой мировой войной и захватом Эфиопии casus belli хотя бы в какой-то степени существовал, хотя он и был раздут искусственно. Но нередко «казус белли» высасывается из пальца. Не хочу углубляться в дискуссию, обзавелся ли действительно Саддам оружием массового уничтожения (предпосылка для ввода войск в Ирак). Ограничусь лишь цитированием того, что утверждали некоторые силовые группы в американском обществе — так называемые неоконсерваторы (neocons).Они утверждали, кстати — небезосновательно, что США, будучи самой сильной в мире демократической страной, не только имеет право, но и прямо обязана вмешиваться в дела других стран, дабы охранять то, что обычно именуется «Pax Americana».
В документах, издаваемых неоконсерваторами, издавна провозглашалась идея, что США проявили слабость, не доведя до конца первую войну в Персидском заливе, не заняв весь Ирак и не сместив Саддама. В особенности после трагедии 11 сентября зазвучало такое мнение: единственный способ обуздать арабский терроризм — это применить силу, продемонстрировать, что величайшая держава мира в состоянии сломить своих врагов. Из этого вытекало, что вторжение в Ирак назрело и назрело смещение Саддама, и это необходимо не только в интересах нефтепромышленников США, но и в качестве акции устрашения.
Я не буду вступать в эту дискуссию, не стану разбирать тайные причины Realpolitik [73]. Но займемся текстом письма, которое направили Биллу Клинтону 26 января 1998 года несколько ведущих представителей проекта «Новый американский век», элита неоконсерваторов: Фрэнсис Фукуяма, Роберт Каган и Доналд Рамсфелд [74].
Мы не можем более зависеть от союзников по войне в Заливе, когда речь идет о том, чтобы заставить соблюдать санкции, или наказать Саддама за то, что он препятствует проверкам ООН или уклоняется от них. Соответственно, снижается наша возможность гарантировать, что Саддам Хусейн не произведет оружие массового нападения. Даже если мы возобновим инспекции, опыт показывает, что трудно, почти невозможно отслеживать иракское производство химического и
