слушать курсы лекций о собственных культурных и религиозных традициях и о своей литературе. Но не так уж естественно, если, например, студенты африканского происхождения требуют заменить курсы по Шекспиру курсами по африканскому фольклору.
Нельзя забывать, что школа вовсе не должна учить студентов только тому, что им самим желательно, она должна довольно часто их учить как раз тому, что им вовсе не желательно или не сразу воспринимается как желательное. Иначе бы в начальных и средних школах, забросив математику, грамматику и латынь, стали бы преподавать только компьютерные игры. По политкорректной логике, пожарник должен бы оставить в покое кота, и пусть тот бегает себе по шоссе, пока на него не наедет какая-нибудь машина, — ведь кот реализует таким образом свою естественную свободу.
Так мы подходим к последнему положению моей речи. Все чаще считается политкорректным (PC) любой политический подход, который способствует взаимопониманию между различными расами и религиями, а порой даже попыткам войти в положение идейного противника.
Одна из самых характерных в этом отношении историй имела место не так давно на американском телевидении, когда ведущий Билл Маэр не согласился с президентом Бушем, назвавшим «трусливыми» террористов, которые взорвали ВТЦ. Маэр парировал, что камикадзе можно обвинить в чем угодно, но не в недостатке храбрости. Что началось! Была мгновенно отозвана вся реклама, запроданная в эту программу, да и программу после этого закрыли. Случай Билла Маэра не имел отношения к политкорректности ни с точки зрения левых, ни с точки зрения правых. Маэр высказал только свое собственное мнение. Его можно было упрекнуть за то, что он высказался таким образом перед широкой публикой, которая все еще с болью реагировала на все, что касалось 11 сентября. Можно было возразить ему (и кто-то возразил, помнится) что есть различие между трусостью физической и трусостью нравственной. Можно было сказать в ответ, что камикадзе до такой степени одурманен собственным фанатизмом, что к нему не применимы категории «смелости» или «трусливости». И все же высказывание Маэра, отражавшее его личное мнение, не содержало никакой не-политкорректности.
У нас иногда подтрунивают над перебором политкорректности у тех, кто симпатизирует палестинцам, ратует за вывод наших войск из Ирака или слишком уж лоялен к наводняющим страну нелегальным иммигрантам. Между тем все эти случаи не имеют к политкорректности отношения. Речь идет об идейных и политических убеждениях, спорных сколько угодно, но все же беспорочных в плане лексики и выражения.
Однако консервативные политические силы до такой степени доспекулировались с этими разговорами о политкорректности, что в результате обвинение кого-либо в неполиткорректности стало казаться просто приемом, нацеленным на затыкание рта. Так что «РС» становится довольно противным словом, как это уже произошло с термином «пацифизм».
Как видите, ситуация трудная. Остается сделать вывод, что политкорректно использовать некоторые термины, в том числе «политкорректность», в их конкретном значении, и задействовать при этом здравый смысл. Наверно, не следует именовать Берлускони вертикально ограниченным субъектом в стадии волосяной регрессии.А следует помнить о главном и фундаментальном принципе — гуманности и цивильности, и не допускать в своем речевом обиходе высказываний, способных уязвить других людей, таких же как мы.
О частных школах [133]
Питигрилли [134]каждое утро читал статью, сочиненную главным редактором, чтобы знать, что ему следует думать. Я этому принципу не сильно следую, по крайней мере — не каждое утро. Тем не менее и впрямь, чтобы узнать, что же мне следует думать, я читаю статью — собственную, которую для этого и пишу.
Вот я решил написать несколько слов в русле полемики, которая сейчас идет в газетах насчет вопроса о частном школьном образовании. Постараюсь избежать слишком конкретных ссылок на ситуацию в итальянском парламенте и вообще как можно меньше вдаваться в технические частности.
Спросим кого-либо: правильно ли, если в демократической стране будет существовать частное образование (наряду с государственным), и правильно ли, если каждая семья будет иметь возможность выбирать для детей образование, которое она сочтет наиболее уместным? Ответ будет несомненно: правильно, иначе какая же это демократия?
Теперь поставим вопрос иначе. Предположим, человек купил «феррари» за 250 000 евро. Что ж — он имеет право ехать на автодороге со скоростью 200 км/ч? Сожалею о потраченных им тысячах, но ответ будет: не имеет. А если я купил дом на берегу моря, имею ли я право гонять всех и каждого с пляжа, чтоб никто не шумел и не кидал там обертки и пивные жестянки? Ответ опять-таки будет: нет, не имею. Я должен признать, что берег принадлежит всем. Самое большее — я могу позвонить в полицию и нажаловаться на кидающих.
Штука в том, что демократия дает возможность всем и каждому пользоваться любыми свободами — при условии, что эти личные свободы не ущемляют свобод других людей. Я даже думаю, например, что всякий человек имеет право на самоубийство — но при условии, чтобы этих самоубийств не становилось неприемлемо много. Если число самоубийств дорастет до эпидемии, государству придется вмешаться в это и постараться предотвращать самоубийства, ибо в конце концов вполне возможен серьезный ущерб благосостоянию целого общества.
Каким же образом все это касается частного обучения? Возьмем пример такой страны, как США, где государство ограничивается лишь тем, что гарантирует всем своим гражданам любую вообразимую свободу, включая и разрешение на владение любым оружием (хотя кое-кто, похоже, там уже сомневается, не составляет ли эта свобода угрозу для свободы прочих граждан). В США вы можете выбирать, идти ли вам в государственную или в частную школу. Мои друзья, неверующие и евреи, за немалые деньги отправили дочку к католическим монахиням, потому что у монахинь история начинается с Юлия Цезаря, а в нормальной школе — с Джорджа Вашингтона. Натурально, поучившись в этой хорошей школе, девочка поступила потом в Гарвард. А учившиеся в простых школах в Гарвард не поступили, потому что программа простых школ составлялась для пуэрториканцев, которые и по-английски толком говорить не умеют.
Поэтому положение в США можно описать так. У кого есть деньги, тот имеет возможность купить для детей приличное образование. У кого денег нет, дети его будут неграмотными. Следовательно, американское государство не предоставляет своим гражданам равные возможности. Если университеты, государственные и частные, в большинстве своем великолепны, — это оттого что они конкурируют на основании рыночных механизмов. Так что и многие государственные вузы тянутся изо всех сил, чтобы держать высокую планку.
Но ведь такая же конкурентность университетов есть и в Италии, особенно после новых законов об университетской автономии? Государство ограничивается только тем, что ратифицирует некоторые дипломы частных вузов, да составляет комиссии для конкурсов на заведующих кафедрами. Если ты закончил Боккони [135], тебе одна дорога, а если закончил какой-нибудь не слишком именитый университет, дорога другая, покуда рыночная конкуренция, конечно, не откорректирует твой реальный уровень, или пока этот уровень не выяснится на конкурсе на место в суде, на место в прокуратуре, на место преподавателя или еще на какое-нибудь место.
Применительно же к детсадам, к начальным и средним школам — нет в наличии ни рыночной конкуренции, ни публичных конкурсов. Один получит крайне приблизительные знания и никогда не осознает этого (именно потому что его уровень крайне приблизителен), а другой получит высококлассные знания и вследствие этого — высококлассную работу. Это, по-вашему, демократия?
Решение. Государство должно признать право частных детских садов, начальных и средних школ обучать кого угодно, но должно выдать бонусы всем гражданам, дабы католики посылали детей к монахам-сколопам [136], а безбожники — в государственные учебные заведения. При демократии родители должны иметь право выбирать образование детей. Тогда пусть частные школы не требуют оплаты выше этого государственного бонуса и не норовят для привлечения состоятельной и культурной публики перегораживать доступ эмигрантам или детям безработных, неспособным даже толком говорить по-итальянски.
Но реально ли заставить частную школу принимать чернокожих и культурно непродвинутых учеников? Если частной школе придется учитывать уровень этого контингента, чье присутствие будет оплачено государством, как она соблюдет свою элитную специфику?
Даже если будут исполняться законы демократического равенства, нам превосходно известно, что одни частные школы предлагают обучение высочайшего уровня, а другие специализируются на изготовлении по-быстрому дипломов для лоботрясов, за которых кто-то платит. В мои времена государство осуществляло за такими школами наистрожайший надзор. Помню, как обливались потом выпускники таких частных школ на обязательном государственном экзамене. А раз так, если этот контроль действительно должен быть — надо, чтобы выпускные экзамены были построже и посложнее. Помнится, у нас сдача выпускных экзаменов проходила так: была внешняя комиссия, в которую допускался только один преподаватель из нашей собственной школы, и сдавали полностью весь материал по всем предметам за три года. До сих пор мне снятся страшные сны о том экзамене. В ином же случае перспектива — несколько поколений недоучек. Часть их выйдет из государственных школ, отведенных для люмпенов, а другая часть — из платных школ, где свидетельство об окончании просто-напросто покупается.
И это еще не вся беда. Предположим, что эти дефекты общества будут исправлены неким законом, который защитит права неимущих классов и поможет юному сенегальцу, родившемуся в Италии, посещать самую эксклюзивную из приватных школ по стипендии государства. Но тогда в целях соблюдения равенства всех граждан, защиты всех религий и защиты всех мнений, вероятно, все на свете автоматически приобретут право открыть собственную частную школу и принимать в оплату государственные бонусы? Ну, монахи-сколопы, это уж само собой. Ну, монахи-иезуиты. Но ведь захотят и вальденсы [137]. Захотят и неверующие открывать такие частные школы, где учащимся будет прививаться здравый рационализм и преподаваться понемножку любой религии: по чуть-чуточке Корана, понемножечку Библии, с довеском буддийских текстов, а история Италии будет интерпретирована исключительно антицерковно. Захотят и интеллектуалы от компартии пооткрывать лицеи (имени Фейербаха), нацеленные на борьбу с религиозными предрассудками.
Масоны откроют Институт Хирама [138], образующий юношество согласно духовным и моральным принципам вольных каменщиков. Платит-то за все государство; каждое учебное заведение (с помощью, как знать, может — и частных спонсоров) сумеет и сравнять, и вывести в актив свой баланс.
Как же запретить (у нас же демократия) преподобному Муну с преподобным Милинго [139]открывать свои центры обучения? Существуют же штейнерианские
