[296]— это не Америка Джорджа Буша. И все же хотелось бы понять: проводились ли перед вторжением в Ирак подобные исследования культурной антропологии. Да, я знаю — достаточно пойти в библиотеку Гарварда или прочитать замечательные работы, напечатанные в американских журналах, чтобы убедиться, что в Штатах нет недостатка в глубоких знатоках исламского мира. Мне хотелось бы понять другое: но Буш и его люди, знакомы ли они с работами по исламу?
Белый дом изумляется и гневается всякий раз как Саддам передергивает карты: сначала-де у него ракет не было, потом-де он от них избавился, потом-де он от них твердо намерен избавиться, потом-де у него и есть-то только две или три. Ну вот и скажите мне, почему они удивляются? Они что, не читали «Тысячу и одну ночь» — инструкцию по пониманию Багдада и его халифов? Мне кажется абсолютно естественным сопрячь нарративную технику Саддама Хусейна с техникой Шехерезады. Удачно выдавая каждую ночь по новой сказке, она сумела сохранить голову на плечах два года и девять месяцев.
Имея дело с такой гениальной волокитой, приходится выбирать из двух решений. Первое: не слушать истории Шехерезады и отрезать ей голову с самого начала. Я писал эту статью, когда еще было неизвестно, изберет ли Буш именно такую тактику. Но я просил учитывать, что даже при подобном варианте — из-за резкого прерывания рассказа возникает тысяча и один риск какой-нибудь дополнительной оттяжки еще на тысячу (с довеском) ночей.
Второе решение — на все шехерезадские проволочки отвечать тем же самым. Есть надежда, что Кондолиза Райс [297]читала арабские сказки, и тогда она может выбрать именно этот второй метод, то есть на каждую оттяжку Саддама отвечать своей оттяжкой, при этом терроризировать его угрозами и смотреть, у кого у первого нервы не выдержат.
Думаю, недостаток антропологической культуры — в основе той ярости, которую вызывает у Буша сдержанная политика некоторых европейских государств. Буш не учитывает, что Европа с исламским миром имеет опыт пятнадцати веков как мирного сосуществования, так и вооруженного конфликта, так что успела обзавестись довольно-таки основательным «ноу-хау». Франция, Германия и Россия могли бы стать для Буша новой Рут Бенедикт, выступить в роли экспертов, знающих об арабах значительно больше, нежели тот, кто получил болезненнейший удар от фундаменталистского терроризма и видит во всем только один аспект — обиду и боль. Только не говорите, что во время войны не до культурных антропологов. Рим, когда сшибался с германцами, обращался к сочинениям Тацита, чтоб понимать неприятелей. Во времена сшибки цивилизаций пристало не только лить пушки, но и финансировать науку — это приличествует руководителям страны, собиравшей у себя лучшие мозги по части физики как раз тогда, когда Гитлер приказывал жечь этих лучших физиков в газовых печах.
Я говорил, что Бушу сильно не хватало собственной Рут Бенедикт, то есть специалиста, способного разъяснить ему ментальность народа, который он вознамерился победить и приучить к демократии. Чем жарче разгорается иракский конфликт, тем больше подтверждений этого тезиса.
Безмерное изумление британцев и американцев (признающих в данный момент, что они намечали блицвойну а она перешла в затяжное и дорогое мероприятие), это: как же так, почему целые дивизии, когда мы их атакуем, не сдаются? Почему их генералы не переметываются в наши штабы? И почему их граждане не восстают против своего тирана?
А они вот не сдаются, не переходят и не восстают. Вряд ли только по той причине, что боятся мести собственного правительства. Если так рассуждать, Сопротивления в Европе не должно было быть, потому что немцы, когда ловили партизан, их вешали. Между тем именно видя жестокость немцев, люди присоединялись к партизанам.
Нет, британцы с американцами не учитывают закономерность, которую История (иногда вполне заслуживающая имени «учитель жизни»), то и дело демонстрирует: диктатуры порождают консенсус и на нем держатся. Итальянская интеллигенция довольно безуспешно пробовала не согласиться с теорией Ренцо Де Феличе, говорившего, что фашизм был не властью горсточки фанатиков над сорока миллионами диссидентов, а двадцатилетием, в которое власть пользовалась консенсусом населения. Консенсусом, основанным на вялости и равнодушии. Но — консенсусом.
Вторая закономерность, урок истории: при диктатуре, даже в очагах диссидентства, на фоне фронтальной сшибки с внешним врагом одерживает верх привязанность к собственной стране. Гитлер был беспощадным диктатором, не все немцы поддерживали нацизм, однако немецкие солдаты сражались до конца. Сталин был гнуснейшим деспотом, не все в СССР были коммунистами, но немецким и итальянским оккупантам русские люди противостояли беззаветно и в конце концов побили их. Даже итальянцы, которые после 1943 года кидались на шею высаживавшимся союзникам и сражались в партизанских отрядах, во времена Эль-Аламейна [299]воевали очень достойно.
Так тяжело ли догадаться, что нападение иностранного войска вызовет (ну хотя бы поначалу) сплочение в народе атакуемой страны? Для этого, повторяю, не надо просить совета у профессоров Гарвардского и Колумбийского университетов. В самом заштатном университете Запада достаточно было бы спросить двух-трех ассистентов кафедры истории и культурной антропологии — они без труда объяснили бы все эти несложности.
Не думаю, что войны обогащают культуру. Хотя иногда ухищрения разума (как выразился бы Гегель) неисповедимы: вот — древние римляне пошли войной на греков, чтоб их латинизировать, а завоеванные греки распространили культуру среди своих победителей. Но, к сожалению, гораздо чаще война порождает возврат к варварству. Так вот, если она не производит новой культуры, тогда невредно было бы ей хотя бы учитывать прошлый культурный опыт.
Несомненно, за всеми деяниями Цезаря чувствуется культурная подкованность. И Наполеон, по крайней мере до периода Империи, действовал в Европе с учетом тех совершенно различных обстоятельств, которые имелись в многочисленных странах, куда он вводил свою революционную армию. Не сомневаюсь, что и Гарибальди в общем и целом представлял себе ослабленность войска Бурбонов и понимал, что может рассчитывать на поддержку определенных слоев сицилийской аристократии, хотя ни он, ни Кавур не ожидали, что Юг на их высадку отреагирует настолько крепким сопротивлением санфедистов [300]и настолько выраженным типом низового неприятия, как то, что выразилось потом в разгуле бандформирований.
И у незадачливого Пизакане в оное время получился большой прокол, с его расчетами на прием и поддержку [301]. А также если вспомнить Седьмой кавалерийский полк — незнание психологии индейцев стало причиной беды генерала Кастера [302]. Интересно было бы собрать (и конечно же, уже собирали, просто я не знаком с материалами, не будучи специалистом в данной узкой области) историю тех войн, которые велись с пониманием специфики местной культуры, и отдельно — историю тех войн, в которых полководцы сами себе с самого начала вставляли палки в колеса, по огорчительному невежеству.
Безусловно, иракский конфликт принадлежит ко второй категории. Ко второму типу войны. Войска союзников пошли на штурм, не утрудившись поговорить с профессорами, по вечному дремучему недоверию американских правых к «яйцеголовым» или, как выражался Спиро Агню, «effete snobs» [303].
Ужасно жалко, что самая могущественная страна на свете тратит такие деньги на подготовку мудрецов, а потом абсолютно не слушает их.
На войне становятся манихеями [305], от войны утрачивают ум, все это мы знаем. Но следя за войной в Ираке, мы стали свидетелями таких немыслимых проявлений идиотизма, что не будь объяснением коллективное одурение (война), оставалось бы сделать вывод, что налицо прямой саботаж.
Во-первых, начали говорить, что кто против войны — тот за Саддама. Как будто на консилиуме, решая — давать лекарство больному или не давать, одни врачи выступают «за больного», а другие «за болезнь».
Никто не спорит, что Саддам Хусейн жестокий диктатор. Решаем только — сгонять ли его с его места насилием? Не выплеснем ли при этом с водой ребенка?
Во-вторых, начали говорить, что кто против политики Буша, тот антиамериканец. А если кто против Берлускони — тот ненавистник Италии? Мне кажется, справедливее обратное.
Наконец, хотя и не у всех хватало наглости настаивать, но прозвучали и мнения, что организаторы маршей за мир потакают диктатурам и терроризму, и — кто там разберет? — торговле живым товаром. Да уж, придется нам вытерпеть и эти мнения. Самые же причудливые умозаключения были высказаны, когда война в Ираке, по крайней мере в победных реляциях, была объявлена выигранной. «Вот видите? — заголосили триумфаторы на всех экранах. — Кто говорил о мире, тот был неправ!»
Это аргумент убойной силы… А что, войны выигрывают те, кто правы? Что, Ганнибал разбил римское войско при Каннах не потому что имел слонов (тогдашний эквивалент баллистических ракет), а потому, что был прав, перелезая через Альпы для завоевания нашего полуострова? Римляне потом разгромили его при Заме [306], и тоже не потому что обладали какой-то особенной правотой со своим тезисом «Карфаген должен быть разрушен». Может, гораздо правильнее было бы ничего не разрушать, а искать нормального равновесия сил в Средиземноморье? Разве правы были римляне, гоняя Ганнибала как зайца между Сирией и Вифинией, чтоб потом принудить к самоубийству? Кем это сказано, что они были правы?
И потом, как можно провозглашать: «Видите, они выиграли»? Кто сомневался, что Англия и Америка соединенными усилиями выиграют? Кто сомневался, что Ираку не достанет сил скинуть все это войско в море? В том, что дело пропащее, не сомневался даже Саддам, а подбадривал свой народ он в основном ради того, чтоб укрепить боевой дух. Проблема если и ставилась, то иначе: выиграют ли союзники за два месяца или за два дня. Учитывая что каждый лишний день войны — это немереное число человеческих жизней, двадцать дней безусловно предпочтительнее, чем шестьдесят.
Каков мог бы быть победный довод телевизионных зоилов? О, если бы они могли сказать: «Видите, вы говорили, что война не устранит опасность терроризма, а она устранила!» Но нет, телевизионные зоилы как раз этого не могут утверждать, у них нет оснований.
Те, кто критиковал идею вторжения, вдобавок к доводам о моральной и социальной сомнительности превентивной войны предупреждали еще, что конфликт в Ираке скорее всего усилит террористическую угрозу в мире, поскольку вселит в души множества мусульман, державшихся умеренной позиции, ненависть ко всему западному, и ими пополнятся ряды сторонников «джихада». Так вот, на данный момент единственные ощутимые результаты войны — добровольческие
