[373]). Белые комбинезоны должны были бы мирно, но энергично надавать пинков организаторам конкурса, раздеть их, как тех девиц, до подштанников, обмазать медом, обвалять в страусовых перьях (или какое там у них пух-перо всего доступнее) и пусть бы дефилировали в таком виде по улицам и площадям Нигерии. А черным «блэк-блокам» надлежало бы встретиться грудь в грудь с нигерийскими фундаменталистами: ведь те продались западному колониализму и жиреют за счет своего недоразвитого государства. Пусть бы «черные маски» высвободили всю свою драчливость, чтобы обезвредить фундаменталистов и не допустить их к карающим акциям. Мы бы имели возможность рукоплескать (в кои-то веки) бравым воителям за мир. Если уж ты такой герой, имей, пожалуйста, храбрость избирать себе соперников пострашнее.
А как же конкурсы «Мисс»? А мисс, под воздействием пропаганды самого мирного крыла антиглобалистов, могли бы (в кои-то веки), крутя своими сексапильными задами (в одежде) пройтись по нигерийским деревням, бесплатно раздавая тушенку и бруски мыла, антибиотики и консервированное молоко. У которой получилось бы красивее — та и стала бы победительницей.
Что же делать с пра-адамитами? [374]
Восемнадцать лет назад, при основании этой рубрики я предупреждал, что не обязательно буду заниматься актуальными событиями. И что если мне приведется перечитывать «Илиаду», я смогу поделиться с читателями своими раздумьями о великой эпопее. Ну вот — в то время как нашу планету сотрясают ураганы разных войн, я нашел в букинистическом каталоге томик, за которым охотился много лет и который считал ненаходимым. Ненаходимым, потому что, как вы сейчас узнаете, эту книгу занесли в список приговоренных к сожжению на костре, и туда же собирались занести автора, и как вы можете вообразить, и типограф, и сочинитель быстро позаботились о том, чтоб уничтожить все имевшиеся в наличии экземпляры. Я купил эту книгу за довольно смешные деньги, не потому что антиквар не понимал степень редкости этого экземпляра, а потому что книжонка сама по себе маленькая, некрасивая, скучно изданная, и никто (за исключением самых узких специалистов) не мечтает приютить ее на своем стеллаже.
Это сборник. Он выпущен в 1655 году. В сборнике опубликованы два трактата: «Prae Adamitae» и «Systhema theologicum ex praeadamitarum hypothesi», принадлежащие перу протестанта Исаака де ла Пейрера [375]. Что такого поразительного утверждал автор, чтобы заслужить под страхом смерти приговор — обращение в католицизм и подчинение решению Папы?
В ту эпоху написано много исследовательских работ о «материнском» пра-языке, лежащем в основе любой цивилизации. Обычно этим пра-языком считали еврейский, на котором говорил Адам. Но в то же время, примерно через полтора века после открытия Америки, стали доходить все более обильные известия о далеких живших в Новом Свете племенах. Не будем забывать и о путевых заметках исследователей и мореплавателей, которых становилось все больше и они заплывали все дальше, в разные диковинные страны, вплоть до Китая.
И вот в вольнодумных кругах начала распространяться гипотеза, приписываемая Эпикуру (в послании к Геродоту [376]) и воспроизведенная Лукрецием, которая гласила, что имена вещей не были розданы единожды и навсегда в избранном языке, назначенном от сотворения мира, а формировались в зависимости от тех различных восприятий, которые разные человеческие племена применяли к явлениям бытия. Так несходные племена положили начало, разными способами и в разное время, несходным семьям языков (и культур).
Исаак де ла Пейрер, кальвинист, в своей книге, интерпретируя (замечу — довольно спорно) некоторые стихи Библии в поисках каких-либо правоверных подпорок для своей совершенно не правоверной теории, пришел к идее полигенеза народов и рас. Де ла Пейрер видел, что библейская хронология, насчитывавшая только шесть тысяч лет от основания мира, чересчур куца в сравнении с хронологиями халдеев, ацтеков, инков и китайцев, в особенности там, где дело касалось сотворения мира. Выходило, что люди существовали во времена до Адама. Но если это так, люди (которых наш автор отождествлял с язычниками, допуская, однако, что на месте язычников могли быть и иные расы) не запятнаны первородным грехом, поскольку и грех и потоп касаются исключительно Адама и Адамовых потомков на еврейской земле.
Эта гипотеза, добавлю, появлялась уже и у мусульман, которые вывели ее из Корана. В X веке Аль Махдиси [377]намекал на то, что люди обитали на земле в предшествовавшие Адаму времена.
Понятно, какою ересью предстало это предположение. Теория Пейрера поставила под вопрос Всемирный потоп. Ведь Библия гласит, что в Ковчеге спаслись одни только родственники Ноя, а все другие племена Господь обрек на смерть. Новые же этнологические выводы гласили, что и другие племена сохранили свою культуру на земле. Хуже — из этих идей явствовало, что даже и страсти Христовы уже не в центре истории человечества. Лишь над малою частью людского рода тяготеет первородный грех, а следовательно, лишь малой части нужно спасаться, взыскуя Искупления. Короче, шесть тысяч лет священной истории Пейрер переформатировал в малозаметный средиземноморский эпизод. Костер — вот что полагалось за эту книгу.
Заметьте, что эту теорию де ла Пейрера кто-нибудь мог бы истолковать и в ключе расизма, в том духе, что эти самые пра-адамиты являются высшими существами по отношению к еврейской расе. Но сам Пейрер придерживался обратного взгляда: он жаждал экуменической открытости и был исполнен сильнейшего интереса к еврейской традиции. Он просто делал важную антиэтноцентрическую работу, пытаясь продемонстрировать, что мир и цивилизация, кроме одних только «нас», включает еще и «тех», и у этих «тех» могла быть и более длительная история, нежели история иудео-христиан.
Случайное и небольшое мое открытие начинает казаться не таким уж случайным, и ну хотя бы чуть-чуть более судьбоносным именно в данное время, когда нам застит глаза благородная ярость и мы рвемся в крестовый поход против тех, кто (как нам кажется) имеет более короткую историю, нежели наша, и менее благороден, чем мы.
Что до теорий — де ла Пейрер ошибся почти во всем, но благодаря поразительной открытости в отношении к разным человеческим цивилизациям его неприметная, порицаемая, гонимая книжонка дает нам чрезвычайно много материала для размышлений.
V. «Полное собрание» и то, что в него не поместилось
Корни Европы [378]
Этим летом газеты оживленно обсуждали вопрос: должна ли присутствовать в Европейской конституции фраза о «христианских кортах» нашего континента. Сторонники этой формулы ссылаются на обстоятельство (бесспорное), что Европа складывалась как оплот христианской культуры еще до распада Римской империи, безусловно до Константинова эдикта [379]; и что если мир Востока невозможно представить себе вне религии буддизма, в той же степени невозможно представить себе Европу без церкви, без разных христианнейших королей, без богословия схоластов и без святых (примеров подвига и образцов для поведения). Противники формулы ссылаются на то, что современные демократии основаны на светских принципах. На что сторонники отвечают: светские принципы — недавнее европейское завоевание, наследие французской Революции. А корни-то, корни уходят в монашество, во францисканство. Противники призывают задуматься о том, чем станет Европа завтра, когда она неотвратимо преобразуется в полиэтническое единство. Программная отсылка к христианским кортам помешает ассимиляции новых членов, в свете этой формулировки прочие традиции и веры (которые вполне могут стать и многочисленными, и мощными) будут оттеснены на роль миноритарных культур и культов, не равноправных, а едва терпимых.
Как видно, это не просто религиозная война, а политический проект, антропологическая концепция и необходимость принять решение, определится ли физиономия европейских народов исходя из их прошлого или же исходя из их будущего.
Разберемся же в прошлом. Развивалась ли Европа исключительно на христианских основах? Я думаю не только о тех сокровищах, которые европейская культура присваивала в течение многих столетий, черпая из индийской математики, из арабской медицины, собирая драгоценные крупицы при всех соприкосновениях с самыми далекими землями Востока, причем еще до путешествия Марко Поло — еще во времена Александра Великого. Все культуры дают почву побегам иных, как далеких, так и близких культур, самое важное — как эти побеги прививаются. Мы, конечно, позаимствовали понятие нуля у индийцев или у арабов, хотя самое важное — как мы его использовали: именно в Европе было в первый раз заявлено, что природа основана на законах математики. Но главное — ни в коем случае нельзя забывать о греческом и римском фундаменте.
Европа построила на греко-римском фундаменте и юриспруденцию, и философию. Грекоримской стихией вскормлены и европейские народные верования. Христианство впитало в себя, не обинуясь, языческие ритуалы и мифы и элементы многобожия. Они до сих пор живучи в народном богомольстве. В Европе Возрождения изобиловали не только Венеры и Аполлоны и был новооткрыт не один только мир классики с его развалинами и манускриптами. Средневековое богословие строилось на теориях Аристотеля, передававшихся учеными арабами. Еще когда Платон в основной своей части и был неизвестен, был уже великолепно известен неоплатонизм, повлиявший на мышление отцов христианской церкви. Без неоплатонической традиции нет Августина [380], величайшего христианского мыслителя.
Сама идея империи, за которую в течение тысячелетия европейские страны сражались, во-первых, друг против друга и, во-вторых, против церкви, — эта идея перенята от Рима. Христианская Европа приняла римскую латынь и для церковного служения, и для изложения философских теорий, и для формулировки законов, и для университетских дискуссий.
С другой стороны, невозможно представить себе христианство без иудейского единобожия. Тот текст, на котором вся европейская культура основывается, тот первый текст, который был прежде других отпечатан первопечатником, тот текст, переводя который Лютер практически создал немецкий язык, текст — краеугольный камень протестантского мира, — это Библия.
Европа, обитель христианства, росла и крепла под пение псалмов, под цитирование пророков, под раздумья об Иове и Аврааме. Иудейский монотеизм оказался удивительным клеем, он скрепил два единобожия — христианское и мусульманское, — и дал развиться диалогу между ними.
Да и это не все. Греческая культура, по крайней мере после Пифагора, не была бы самой собой, не впитай она в себя наследие Египта. Искусство египтян, мастерство халдеев — источники Возрождения, самого яркого художественного стиля Европы. Творческая фантазия европейцев со времени обнаружения первых обелисков и до Шампольона [381]подпитывалась сказкой о Нефертити, тайнами пирамид, проклятиями фараонов и скарабеями.
Мне кажется совсем не лишней в рождающейся европейской Хартии отсылка к греческо-римским корням и к
