выстояла и выжила всепланетная республика ученых, стремящаяся к взаимопониманию между людьми всех на свете стран. Срыв этого международного сотрудничества будет трагедией. Что Мона Бейкер не смогла додуматься до этого — мне досадно, учитывая в частности, что знаток теории перевода по определению занимается диалогами различных культур. Не может быть обвинена целая страна, даже если вызывает нарекания ее правительство. Нельзя обвинять страну, не учитывая всех различий, противоречий и несогласий между отдельными представителями ее населения.
Только что, завершая очерк, я услышал, что какой-то Комитет надзора и контроля в Израиле отменил телевизионную пресс-конференцию Шарона, рассмотрев ее как замаскированную предвыборную агитацию. По этому факту видно, до чего диалектически взаиморазлично поведение разных инстанций: не пойму, как этого могут не замечать те, кто, вероятно, считает несправедливостью эмбарго Ирака. Разумеется, эмбарго бьет и по тем, кто страдает от саддамовской диктатуры! Ни в одной области Земли все овцы не черны. Считать, что все мазаны одним миром — именно это называется расизмом.
VII. Ну хоть повеселимся, что ли
Дар пост-видения [485]
Любители паранормальностей, (те самые, которым не упускают случая вставить шпильку неумолимые скептики из комитета CICAP, развенчивая мистику и всякие чудеса), ужасно любят предвидения. Но почему-то никто не интересуется пост-видением. А я уверен, что пост-видение — суперинтересная вещь. И знайте, что я обладаю поствидческим даром. До нынешнего дня я ревниво оберегал свой секрет, поскольку опасался иронической реакции и злобных выпадов. Теперь же, укрепившись духом после обнародования третьей тайны Фатимы, я готовлюсь явить миру все заботливо утаивавшееся в глуби сердца.
Иногда мне случается впадать в транс и явственно видеть, почти с эйдетической четкостью деталей, эпизоды, имевшие место в эпохи, когда меня еще не было на свете. Но я вижу их не в тумане, и не вынужден их описывать иносказательно и путано, как Нострадамус [486], чьи так называемые пророчества приложимы ко множеству любых событий. Нет, я вижу прошлое до того детально, что никакой двусмысленности в моих словах не бывает.
Вот вам примеры. Вижу крупный и процветающий город на берегах Малой Азии. Город осажден великой армией, которую ведет светлокудрый долгогривый герой, вижу деревянную лошадь в этом городе. Из брюха лошади выходят воины и уничтожают жителей. Спасаются только двое — один повлечется по волнам странствовать, другой высаживается на авзонский берег, основывает страну.
Вижу орды бородачей с волосами, умащенными салом, бородачи врываются в самый могущественный на свете город, их предводитель бросает меч на весы и восклицает: «Горе побежденным».
Вижу генуэзца, чьи волосы короче, чем волосы виденных мной прежде, — он долго плывет на одной из трех каравелл, покуда юнга не прокричит: «Земля!» — и то, что он полагает Индиями, не окажется совершенно новым и неизведанным дотоле континентом.
Я вижу: некто при недлинных волосах наблюдает за Луной в изобретенную им самим трубу и возглашает, что Земля обращается около Солнца, за что его терзают и судят, и дело кончается для него позорно, но он бормочет: «И все-таки она вертится».
Вижу стриженого с чубом, родившегося на малом острове, который с победоносными армиями проходит вдоль и поперек Европу от Альп до египетских пирамид, от Манзанареса до Рейна, а потом умирает, брошенный всеми, на острове еще меньшем, нежели тот, на котором он был рожден.
Вижу еще более коротко стриженого, тоже с чубом и с усами щеткой — он развязывает мировую войну, организует чудовищный геноцид и глотает яд в подземном бункере.
Вижу совершенно лысого, который завоевывает власть маршем на столицу, молотит на току, обцеловывает детей, покуда труп его не вывесят на площади с попугайским названием.
Что мне думать обо всех моих пост-видениях? Клянусь честью, все сбылись до одного. Я осмелел и решился попытать свои силы и в предвидениях. В этом деле, ясно, больше риска, но я буду действовать с осторожностью. Ну-с. Я вижу, что через сто лет на президента Соединенных Штатов состоится покушение. Что циклон налетит на Карибские острова. Упадет самолет крупной авиакомпании. Кто-то низкого происхождения крупно выиграет в лотерею. Итальянский политик перейдет из правого лагеря в левый или из левого в правый. Другой итальянский политик захочет спасти страну от коммунистов. Ведущий телешоу спросит у Саманты из Пьяченцы, как звали по имени актрису Монро [487](что-то неуловимо связывает последнее мое пророчество с предпоследним).
Как выбирают президента [488]
Сначала о хорошем. Как уже известно из вышедшего на прошлой неделе номера «Эспрессо», достаточно зайти на сайт www.poste.it и можно зарегистрироваться в сервис-окне, благодаря чему становится возможным отправлять из компьютера письма и телеграммы, почтовые работники напечатают их на бумаге и отнесут по домашнему адресу абонента (цена услуги приблизительно 1 евро). Благодаря этой новой системе письма не трясутся в почтовых вагонах и не валяются на станциях. Хочется сказать (ушам своим не веря) спасибо государственной почтовой службе (в кои-то веки).
Ну а теперь о грустном. Недавние выборы в США — пример того, как механизм проверки бюллетеней работает хуже, чем наша государственная почта. И тем не менее я заявляю: идеальный механизм выборов описан. Его предложил великий Айзек Азимов [489]в рассказе «Выборы» (1955). Там описано, как в недостижимо далеком будущем, в 2008 году, избиратели осознают тот факт, что выбор президента в США обычно проходит между двумя кандидатами настолько похожими, что симпатии избирателей распределяются «фифти-фифти». Кроме этого, при компьютерном опросе общества есть возможность учитывать бесконечное количество переменных и приближаться к почти математически идеальному результату. Чтобы принять математически идеальное решение, задействован громадный калькулятор «Мультивак» (длиной в половину мили и высотой в хорошее трехэтажное здание: в прогнозировании размеров компьютеров научная фантастика не сумела предвидеть, до чего дойдет прогресс). Компьютер должен проникать в почти неуловимые нюансы симпатий и вкусов избирателей.
Но поскольку в рассказе справедливо говорится, что в развитой цивилизованной стране все избиратели находятся приблизительно на одном культурном уровне, «Мультивак» может ограничиться выяснением мнения одного-единственного избирателя. Поэтому каждый год, при проведении выборов, случайным методом попадают на один какой-нибудь штат, а в нем берут случайным методом одного какого-нибудь избирателя. На основании его запросов и чаяний и избирают президента США. Поэтому каждые очередные выборы именуются в честь гражданина-электора: голосование Маккомбера, голосование Мюллера и так далее.
Азимов красочно передает, какое волнение царит в семье того, кто оказался избирателем (однако и радость: ведь их родственнику выпадают известность, хорошие рекламные контракты, карьера, в общем как всем героям передачи «Большой брат»). Как изумленно слушает малышка-внучка рассказы дедушки: в его времена голосовали всем народом! Внучка диву дается, как можно было предоставлять судьбу демократии на милость миллионов и миллионов электоров, гораздо менее надежных, чем «Мультивак»…
А ведь уже Руссо [490]исключал построение соборной демократии в любой стране, кроме очень маленькой, где все знают друг друга и где существует возможность без труда собираться всем вместе. Что же до демократии представительской, при которой народ избирает своих представителей периодически, раз в четыре или же раз в пять лет, — этот вид демократии вступил в кризисный период. В массовом обществе, где все подвластно электронным коммуникациям, мнения нивелируются до такой степени, что программы кандидатов становятся практически одинаковыми. Кандидатов выдвигает не народ, а партийная номенклатура, народу предлагают выбрать (самое большее) между двумя лицами (избранными келейно и похожими как две капли воды). Все это очень похоже на выборы в СССР. С той разницей, что советская номенклатура назначала только одного кандидата. Если бы советская власть выставляла на голосование не одного, а двух кандидатов, СССР преобразовался бы в американскую демократию.
Да, да, я знаю — разница есть. Хоть в демократии ритуал выборов пуст и бессмыслен, но все-таки за правителями есть какой-никакой надзор: газеты и журналы, группы давления, общественное мнение… Но все эти надзоры вполне могли бы ужиться и с системой, которую изобрел Айзек Азимов.
Вот славная игра [491]
В наше времяесли бы новый Гумберт Гумберт сбежал с Лолитой, мы могли бы проследить за всеми их перемещениями. Спутниковая противоугонка указала бы, где находится Гумбертова машина. Благодаря кредиткам сделалось бы известно, в каких мотелях он останавливался и сколько номеров оплатил. Телекамеры секретной съемки запечатлели бы в супермаркете, как он берет порножурнал или газету, а по газете можно было бы судить о его политических симпатиях. Если герой покупает в отделе игрушек куклу Барби, можно сделать вывод, что он женихается с несовершеннолетней. Как только он зайдет на сайт для педофилов, наши догадки станут уверенностью. Даже ежели Гумберт Гумберт не успел пока совершить ничего предосудительного, мы сделаем вывод, что наклонности его странны и опасны, и самое правильное было бы — его арестовать. То, что Барби он покупает для племянницы, то, что сексуальные фантазии индивида не обязательно приводят его на тропу преступления, — это никому не интересно. Лучше посадить невиновного, чем оставить на свободе подрывной элемент.
Фурио Коломбо в романе «Privacy» («Риццоли») добавляет очень небольшую дозу научной фантастики в сюжет. У Коломбо показан специальный аппарат, который позволяет мониторить не только поведение человека, но и его мыслительный процесс. Выстраивается целая идеология «упреждения». «1984 год» Оруэлла в сравнении с этим — детская сказочка.
Читая книгу, задаешь себе вопрос: а точно ли мы еще далеки от описываемых картин? Я бы хотел предложить занятную игру, которая есть нечто среднее между нашей сегодняшней реальной жизнью и перспективами, угадываемыми у Коломбо.
Игра называется «Fratelli d’ltalia» [492](но ее формат поддается адаптации для других стран) и являет собой усовершенствованную модификацию игры «Большой брат». Вместо того чтоб демонстрировать публике частную жизнь немногочисленных людей, загнанных в искусственное пространство, супермаркетовские телекамеры развешиваются по всему городу, на улицах и в общественных местах (а может, еще и в частных квартирах). Теперь наблюдателям доступно отслеживать час за часом и минута за минутой поступки и действия любого жителя страны. Как он идет по улице, делает покупки, живет половой жизнью, работает и ругается с водителем-дурилой, зацепившим его машину. Смотреть на это — неподражаемое удовольствие. Действительность интереснее вымысла. Вуайеристские чувства и склонность к сплетне, живущие у каждого в душе, услаждаются — ну просто лучше некуда.
Не
