so often have told thee, Eliza, I would carry with me into my grave, would have been torn from my neck!

[– Во Франции, сказал я, это устроено лучше.

– А вы что, бывали во Франции? – спросил мой джентльмен, быстро оборачиваясь ко мне и торжествуя победу с самым учтивым видом. – Странно! – молвил я, обсуждая сам с собою эту тему. – Что двадцать одна миля плавания, ведь от Дувра до Кале ни в коем случае не дальше, может дать человеку такие права. – Посмотрим: и, прекратив спор, я отправился прямо домой, уложил полдюжины рубашек и пару черных шелковых штанов, «то платье, что сейчас на мне», сказал я, взглянув на рукав, «сойдет», – взял место в дуврской карете; суденышко отходит на следующий день в девять утра, – в три я уже сидел за обедом перед фрикасе из цыпленка, столь неоспоримо во Франции, что, умри я в эту ночь от несварения желудка, целый мир не смог бы приостановить действие Droits d’aubaine[59]; – мои рубашки, черные шелковые штаны, – чемодан и все прочее досталось бы французскому королю, – даже миниатюрный портрет, который я ношу так давно и хотел бы, как я часто говорил тебе, Элиза, унести с собой в могилу, даже его сорвали бы с моей шеи!][60]*

A questo in Francia si provvede meglio – diss’io.

– Ma, e vi fu ella? – mi disse quel gentiluomo; e mi si volse incontro prontissimo, e trionfò urbanissimamente di me.

– Poffare! – diss’io, ventilando fra me la questione – adunque ventun miglio di navigazione (da Douvre a Calais non si corre né più né meno) conferiranno si fatti diritti? Vo‘esaminarli. – E, lasciando andare il discorso, m‘avvio diritto a casa: mi piglio mezza dozzina di camicie, e un paio di brache di seta пега.

– L’abito ch’io ho indosso – diss‘io, dando un‘occhiata alla manica – mi farà.

Mi collocai nella vettura di Douvre: il navicello veleggiò alle nove di seguente: e per le tre mi trovai addosso a un pollo fricassé a desinare – in Francia – e sí indubitabilmente che, se mai quella notte mi fossi morto d‘indigestione, tutto il genere humano non avrebbe impetrato che le mie camicie, le mie brache di seta nеrа, la mia valigia e ogni cosa non andassero pel droit d’aubaine in eredità al re di Francia – anche la miniatura ch’io porto meco da tanto tempo e che io tante volte, о Elisa, ti dissi ch‘io porterei meco nella mia fossa, mi verrebbe strappata dal collo. (Fóscolo)

[† – Во Франции это устроено лучше, – сказал я.

– А что, вы там бывали? – сказал мне тот джентльмен; он быстро повернулся ко мне и справил триумф надо мною с самым любезным видом.

– Вот дела! – сказал я, обсуждая сам с собою этот вопрос, – значит, двадцать одна миля плавания (ведь от Дувра до Кале ни больше ни меньше) способна дать такие права? Поглядим. – И, прекратив спор, отправляюсь прямиком домой: хватаю полдюжины рубашек и пару штанов из черного шелка.

– Платье, которое на мне, – сказал я, взглянув на рукав, – сгодится.

Я взял место в дуврской карете, суденышко отчалило на следующий день, в девять утра, а в три уже сидел за обедом перед фрикасе из цыпленка – во Франции – и столь неоспоримо, что, умри я в эту ночь от расстройства желудка, весь род человеческий не смог бы помешать тому, чтобы мои рубашки, мои штаны из черного шелка, мой чемодан и все прочее в силу droits d’aubaine перешли в собственность французского короля – даже миниатюрный портрет, который я ношу с собой уже так давно и который хотел бы, как я столько раз говорил тебе, Элиза, унести с собою в могилу, – даже его сорвали бы с моей шеи. (ит., Фо́сколо)]

Бесполезно отыскивать здесь буквальные несоответствия. Стерн и его стиль нам известны. Удивляет то, как Фо́сколо (который, как известно, вдохновлялся «благородным» неоклассицизмом), даже используя язык, знакомый итальянскому читателю XIX в. – как, впрочем, и ему самому, – сумел передать разговорный, шутливый и непринужденный тон оригинала.

Вот хороший пример уважения (пусть и не буквального) к интенции текста.

Глава четвертая

Значение, истолкование, переговоры

Переводя «Сильвию» Нерваля, я должен был считаться со следующим фактом: и дома́ той деревни, где живет героиня (Луази), и дом тетушки, которую Сильвия и Рассказчик навещают в Отисе, называются в новелле одинаково: chaumière. Chaumière – красивое слово, в итальянском не существующее. Итальянские переводчики принимали разные решения: сараппа («хижина»), casupola («лачуга»), casetta («домик»), baita («хибарка»), а Ричард Сибурт переводит это как cottage («коттедж»).

Так вот, французское слово предполагает наличие по меньшей мере пяти свойств: это (1) крестьянский дом, (2) маленький, (3) обычно каменный, (4) крытый соломой, (5) скромный. Какие из этих свойств важны для переводчика на итальянский? Одним словом воспользоваться невозможно, особенно если приходится, как в шестой главе, уточнить, что «маленький домик» (petite chaumière) тетушки был сложен «из неровных кусков песчаника» (en pierres de grès inégales). Это не итальянская «хижина» (сараппа), которая бывает либо из дерева, либо из соломы; это и не «домик» (casetta), поскольку домик тетушки крыт соломой, тогда как у итальянской casetta крыша обычно черепичная, и она не всегда представляет собою бедное жилище; но это и не «хибара» (baita), ибо это слово означает грубую постройку в горах, временное прибежище. Во многих французских деревнях той эпохи домики крестьян были построены именно так, но при этом не были ни маленькими виллами, ни нищенскими лачугами.

Поэтому нужно отказаться от какого-нибудь из этих свойств (поскольку, если объяснять их все, возникает опасность дать словарную статью, утратив при этом ритм) и оставить лишь те, что важны для контекста. Что касается домов в Луази, я счел более уместным отказаться от крыши из соломы, чтобы подчеркнуть, что речь идет о «каменных домишках» (casupole di pietra). Кое-что я потерял, но даже при этом вынужден был использовать три слова вместо одного. Во всяком случае, если уточнить (как делает Нерваль), что эти домики облагорожены побегами винограда и вьющимися розами, станет ясно, что речь идет не о нищенских лачугах.

Как бы то ни было, вот оригинальный текст и мой перевод:

Voici le village au bout de la sente qui côtoie la forêt: vingt chaumières dont la vigne et les roses grimpantes festonnent les murs.

[Вот и деревня в конце стежки, окаймляющей лес: двадцать каменных домиков, стены которых украшены фестонами из винограда и вьющихся роз.]

[† Ср. другие русские переводы:

А вот и деревня – к ней привела меня тропинка, бегущая вдоль леса: не больше двадцати домишек, увитых виноградом и ползучими розами. (Э.Л. Линецкая)

«Вотъ, наконецъ, и деревня въ концѣ тропинки, идущей вдоль лѣса: двадцать домовъ, стѣны которыхъ увиты виноградомъ и вьющимися розами». (Е. Уренiусъ)]

Ессо il villagio, al termine del sentiero che fiancheggia la foresta: venti casupole in pietra ai cui muri la vite e la rosa rampicante fanno da festone. (Εco)

[† Вот и деревня в конце тропы, окаймляющей лес: двадцать каменных домиков, стены которых украшены фестонами из лозы и вьющейся розы. (ит., Эко)]

Что касается домика тетушки, то в тексте говорится, что он сложен из песчаника (grès), а на итальянский это переводится как arenaria·, но это слово напоминает мне аккуратно отесанные камни (я всегда думаю об известном всем читателям Рекса Стаута красивом доме из песчаника, где обычно живет Ниро Вульф). Можно было бы сказать, как это сделано в тексте, что домик сложен из неровных кусков песчаника, но это уточнение в итальянском оставляет в стороне тот факт, что крыша была сделана из соломы. Чтобы создать у современного итальянского читателя живое зрительное представление об этом домике, я должен был отказаться от подробности, гласящей, что он был сложен из песчаника (эта подробность, в конце концов, не столь существенна), и сказать, что речь идет о каменном домике, уточнив, однако же, что крыша его была из соломы, и тем самым, как полагаю, предоставил читателю возможность вообразить, что эти каменные стены являли собою opus incertum[61]*. Опять же дальнейшее уточнение (стены покрыты шпалерами хмеля и дикого винограда), должно быть, дает понять, что этот дом не был жалкой лачугой. Сибурт, в свою очередь, сделал иной выбор: он не упоминает ни крышу из соломы, ни неровные камни{35}. Несомненно, его перевод ближе к букве оригинала, но мне казалось, что соломенная крыша вместе со шпалерами из хмеля лучше передает представление о деревенском, но изящном жилище:

Нерваль – La tante de Sylvie habitait une petite chaumière b́âtie en pierres de grès inégales que revêtaient des treillages de houblon et de vigne vierge.

[Тетушка Сильвии жила в маленьком домике, сложенном из неровных кусков песчаника и сплошь покрытом шпалерами хмеля и дикого винограда.]

[† Ср. другие русские переводы:

Домишко тетушки был сложен из неровных кусков песчаника и сверху донизу увит плетями хмеля и дикого винограда. (Э.Л. Линецкая)

Бабушка [sic! – А. К.] Сильвiи жила въ маленькомъ домикѣ, построенномъ изъ неотесанного камня; стѣны его были покрыты трельяжемъ изъ хмѣля и винограда. (Е. Уренiусъ)]

La zia di Sylvie abitava in una casetta di pietra dai tetti di stoppia, ingraticciata di luppolo e di vite selvatica. (Eco)

[† Тетушка Сильвии жила в маленьком каменном домике, крытом соломой и увитом шпалерами хмеля и дикого винограда. (ит., Эко)]

Sylvie’s aunt lived in a small cottage built of uneven granite fieldstones and covered with trellises of hop and honey suckle. (Sieburth)

[† Тетушка Сильвии жила в маленьком доме, выстроенном из неровных гранитных валунов и покрытом шпалерами хмеля и жимолости. (англ., Сибурт)]

В двух этих случаях я не учел всего того, что во французском словаре говорится о слове chaumière. Я договорился о тех качествах, которые показались мне важными в данном контексте, и о цели, поставленной автором этого текста (сказать мне, что эти дома были маленькими деревенскими постройками, скромными, но не бедными, хорошо содержащимися, излучающими радость, и так далее).

4.1. Сигнификат и интерпретанты

Выше уже говорилось о том, что из-за невозможности отождествить значение с синонимией остается лишь одно: понимать его как все то, что словарная или энциклопедическая статья дает в качестве соответствия данному слову. По сути дела, этот критерий кажется здравым, в том числе и для того, чтобы избежать явления несоизмеримости языков, поскольку хороший словарь французского должен объяснить мне, в каких контекстах слово bois означает строительный лес, а в каких – обработанную древесину или лес как часть пейзажа.

Этот критерий согласуется с семиотикой, вдохновляющейся трудами Чарльза Сандерса Пирса (того самого Пирса, который, по мнению