с допущениями, предположениями, вопрошаниями и т. д., равно как и с отрицаниями и утверждениями. Сознаваемые в них корреляты — возможность, вероятность, небытие и т. п. — могут претерпевать доксическое полагание, а тем самым, и в то же самое время, и испытывать специфическое «опредмечивание», однако пока мы живем «в» допускании, вопрошании, отклонении, утверждении и т. п., мы не осуществляем никаких доксических пра-тезисов — хотя, правда, и совершаем иные «тезисы», в смысле необходимого обобщения этого понятия, а именно тезисы допущения, предполагания, вопрошания, отрицания и т. д. Однако в любой момент мы способны осуществить соответствующие доксические пра-тезисы: в сущности феноменологического положения дел основывается идеальная возможность актуализовать заключенные в них потенциальные тезисы.[109 — Ср. выше, § 105.] Такая актуализация — если только с самого начала тут имелись актуальные тезисы, — все снова и снова приводит к актуальным тезисам как уже потенциально заключавшимся в тезисах исходных. Если же мы переводим исходные тезисы на язык нейтральности, то и потенциально тоже переводится на этот язык. Если же мы допущения, вопросы и т. п. осуществляем в простой фантазии, то все излагавшееся выше остается в силе, только с измененным знаком-индексом. Тогда нейтрализуются все доксические тезисы и модальности бытия, какие можно извлекать из первоначального акта или же ноэмы акта путем возможного обращения к ним внимания.
§ 114. Дальнейшее о потенциальности тезиса и модификации нейтральности
Различие не-нейтрального и нейтрального сознания касается, согласно проведенным анализам, не только переживания сознания в аттенциональном модусе cogito, но также и в аттенциональной неактуальности. Это различие заявляет о себе двойным поведением «задних планов» сознания при аттенциональном переводе их в «передние планы», говоря же точнее, при их преобразовании в аттенциональные актуальности, вместе с которыми первоначальное переживание переходит в доксическое cogito и даже в пра-доксу. Само собой разумеется, что таковое возможно при всех обстоятельствах, ибо от сущности любого интенционального переживания неотделима возможность «взглядывать» на свои ноэсы и на сами ноэмы, на ноэматически конституируемые предметности и на предикаты таковых — схватывать их, полагая по способу прадоксы.
Положение, как могли бы мы тоже сказать, — таково, что модификация нейтральности — это не специальная модификация, какая примыкает к актуальным тезисам — единственно действительным тезисам, — но она затрагивает фундаментально-сущностную особенность любого сознания вообще, каковая выражается в отношении к актуальной полегаемости или неполагаемости по мере прадоксы. Отсюда необходимость раскрыть таковую именно в актуальных праполаганиях и, соответственно, в претерпеваемых таковыми модификациях.
Конкретнее же, речь идет о следующем:
Сознание вообще — какого бы вида и какой формы оно ни было — все целиком пронизано радикальным размежеванием: прежде всего, как мы знаем, от любого сознания, в каком чистое Я не с самого начала живет как «осуществляющее» таковое, т. е. не с самого начала обладающее формой «cogito», неотделима возможная, по самой сущности, модификация, переводящая сознание в эту форму. В способе же осуществления сознания в пределах модуса cogito имеются две основные возможности; или же, если выразить это иначе: К любому cogito принадлежит точно соответствующая ему противоположность — принадлежит так, что ноэма его обладает точно соответствующей ей противоноэмой в параллельном cogito.
Отношение параллельных «актов» состоит в том, что один из них — «действительный акт» и cogito его — «действительное», «действительно полагающее», между тем как другой акт — это «тень» акта, cogito не настоящее, в собственном смысле, не «действительно» полагающее. Один — действительно совершает, другой же — простое отражение совершения.
Соответствует тому и радикальное различие коррелятов: по одну сторону — конституируемое ноэматическое совершение с его характеристикой немодифицированного действительного совершения, по другую — «просто мысль» о точно соответствующем совершении. Действительное и модифицированное соответствуют друг другу в идеале абсолютно точно, и все же то и другое — не одной и той же сущности. Ибо модификация переносится и на сущности: первозданной, из первоисточника, сущности отвечает ее противосущность в качестве «тени» той же самой сущности.
Естественно, что в эту образную речь, где говорится о тенях, отражениях и образах, нельзя вносить чего-либо от простой кажимости, от обманчивого мнения, потому что вместе с этим были бы ведь даны действительные акты и, соответственно, позициональные корреляты. А что касается иной подмены, какая напрашивается сама, подмены той модификации, какая обсуждается сейчас: с модификацией фантазии, которая тоже создает противоположность любому переживанию — как настоящему переживания во внутреннем сознании времени, — а именно образ такового в фантазии, то против такой подмены уже не приходится и предупреждать.
Радикальное разделение интенциональных переживаний на два класса, соотносящихся как действительность и бессильное отражение ноэматического совершения, заявляет о себе для нас здесь (когда мы исходим из области доксы) следующими фундаментальными положениями:
Любое cogito в себе самом — это либо доксическое праполагание, либо же нет. Однако в силу определенного закона, вновь неотделимого от генеральной основополагающей сущности сознания вообще, любое cogito может переводиться в доксическое праполагание. Причем весьма многообразно, а в особенности так, что любая — в самом широком смысле — «тетическая характеристика», конституируемая в ноэме этого cogito в качестве коррелята принадлежащего к cogito ноэтического «тезиса» (соответственно в самом широком смысле), претерпевает преобразование в характеристику бытия, тем самым принимая форму модальности бытия в предельно широком смысле. Таким путем характеристика «вероятно» — ноэматический коррелят предположения, причем специфически «характера акта», «тезиса» предположения как такового, — преобразуется в бытие вероятным, равно как ноэматическая характеристика «под вопросом», — специфический коррелят тезиса вопросительности — преобразуется в формы бытия под вопросом, коррелят негации — в форму небытия — сплошь формы, которые, так сказать, приобрели отпечаток актуального доксического пра-тезиса. Однако все это продолжается и дальше. У нас найдутся основания для того, чтобы распространить понятие тезиса на все сферы актов и таким образом говорить о тезисах вкуса, желания, воли с их ноэматическими коррелятами «нравится», «желательно», «практически должно» и т. п. Эти корреляты благодаря априорно возможному переводу соответствующего акта в доксический пра-тезис тоже принимают модальности бытия в до предела распространенном смысле, — так «нравится», «желательно», «должно» и т. д. обретают возможность получать предикаты, потому что в актуальном полагании праверования осознаются, как — сущее нравящимся, сущее желательным и т. д.[110 — См. вышесказанное в конце § 105.] Перевод же следует в этих случаях разуметь так, что в нем сохраняется по всей ее сущности ноэма изначального переживания — если отвлечься только от модуса данности, каковой закономерно изменяется вместе с переводом. Однако этот пункт еще нуждается в дополнении.[111 — См. ниже, § 117, первый абзац.]
Оба случаи радикально размежеваны благодаря тому, что соответствующая прадокса — либо действительная, так сказать, действительно веруемая вера, либо же ее бессильная противоположность, просто «думать-себе» (о бытии просто как таковом, бытии возможным и т. д.).
Что же даст — само по себе — доксическое преобразование соответствующего изначального переживания, — разворачивания ли его ноэматических составов в действительные доксические праполагания или же таковые разворачиваются исключительно в доксические нейтральности, — все это абсолютно твердо предопределено сущностью соответствующего интенционального переживания. Следовательно, с самого начала в сущности любого переживания сознания предначертана твердая сумма потенциальных полаганий бытия, причем, в зависимости от того, каким образом устроено с самого начала соответствующее сознание, — это либо поле возможных действительных полаганий или же возможных нейтральных «теневых полаганий».
И вновь — сознание вообще устроено так, что оно отличается двойственностью типа: праобраз и тень, позициональное сознание и — нейтральное. Одно характеризуется тем, что его доксическая потенциальность приводит к действительно полагающим доксическим актам, другое же — тем, что оно дает выйти из себя лишь теням таковых, лишь модификациям нейтральности, однако, я полагаю, что в его ноэматическом составе вообще нет ничего доксически схватываемого, или же, что равнозначно, что оно содержит не «действительную» ноэму, а лишь противоположность таковой. И за нейтральными переживаниями остается лишь одна доксическая возможность полагания — та, что принадлежит к ним как данным имманентного сознания времени и определяет их именно как модифицированное сознание модифицированной ноэмы.
Отныне переживания «позиционально» и «нейтрально» послужат нам в качестве терминов. Любое переживание — имеет ли оно форму cogito, есть ли оно в каком-то особенном смысле акт или нет — подпадает под эту противоположность. Итак, позициональность означает не наличие или осуществление действительной позиции, этим выражается лишь известная потенциальность совершения актуально полагающих доксических актов. Однако случай, когда переживание с самого начала есть осуществленная позиция, мы введем в понятие потенциального переживания, что тем не менее предосудительно, что согласно закону сущности ко всякому осуществленному полаганию принадлежит множественность потенциальных полаганий.
Как и подтвердилось, различие позициональности и нейтральности вовсе не выражает какое-либо своеобразие, которое просто сопрягалось бы с полаганиями верования, какой-либо вид модификаций верования, вроде предполагания, вопросительности и т. п. или, в иных направлениях, принятия, отрицании, аффирмирования, стало быть, не интенциональные сдвиги прамодуса, сдвиги верования в отчетливом смысле. Такое различие и на деле, как мы это и предсказывали, есть универсальное различие сознания, различие, которое, однако, в ходе наших анализов с полным основанием является в качестве примыкающего к (специально выявленному в узкой сфере доксического cogito) различению позиционального (т. е. актуального, действительного) верования и его нейтральной противоположности (простого «думать-себе»). Тут и выступили в высшей степени примечательные и глубоко заложенные сущностные сплетения верования как характера акта и всех иных видов характеров акта, а тем самым и всех видов сознания вообще.
§ 115. Применения. Расширенное понятие акта. Совершения и копошения акта
Важно еще учесть некоторые высказывавшиеся ранее замечания.[112 — Ср. выше, § 84.] Вообще cogito — это эксплицитная интенциональность. Вообще понятие интенционального переживания уже предполагает противоположность потенциальности и актуальности, причем в общем значении, — в той мере, в какой мы лишь на переходе к эксплицитному cogito и в рефлексии не эксплицированного переживания и его ноэтически-ноэматических составов в состоянии распознавать, что такое переживание таит в себе интенциональности и, соответственно, ноэмы, какие ему присущи. Так, к примеру, обстоит дело касательно сознания оставляемого без внимания, однако задним числом доступного вниманию заднего плана — в восприятии, воспоминании и т. д. Эксплицитное интенциональное переживание — это «совершаемое», «осуществляемое» «Я мыслю». Но и последнее может переходить в «несовершаемое», «неосуществляемое» путем аттенциональных сдвигов. Переживание осуществляемого восприятия, осуществляемого суждения, чувства, воления не исчезает, когда внимание «с исключительностью» обращается к чему-то новому, — от чего и зависит, что Я «живет» исключительно в новом cogito. Прежнее cogito «замирает», оно опускается во «тьму», однако его существование здесь все еще продолжается, пусть и модифицировано. Равным образом на заднем плане переживания стремятся выйти на поверхность cogitationes — то по мере воспоминания или в нейтрально модифицированном виде, а то и немодифицировано. Вот, к примеру, вера, действительная вера — она «копошится»; мы веруем — «еще прежде чем знаем». Точно также при случае живы — еще раньше, чем
