мы «в» них «живем», полагания того, что нравится, того, что не нравится, всяческих желаний и вожделений, даже и решений — раньше, чем мы совершим настоящее, в собственном смысле, cogito, раньше, чем Я станет «деятельным» — вынося суждения, желая, воля, решая, что нравится, а что — нет.
Итак, cogito означает на деле (таким мы это понятие с самого начала и вводили) настоящий, в собственном смысле, акт восприятия, суждения, удовольствия, и т. д. С другой же стороны, тогда, когда переживание лишено такой актуальности, все строение переживания, со всеми его тезисами и ноэматическими характерами, остается тем же, что в описанных случаях. Таким образом, более отчетливо мы различаем акты совершаемые и не совершаемые; последние — это либо «выпавшие из своего совершения» акты, либо же копошения актов. Последнее слово мы вполне можем применять и вообще для обозначения не совершаемых актов. Копошения актов переживаются вместе со всеми их интенциональностями, однако Я живет в них не как «совершающий», «осуществляющий субъект». Тем самым понятие акта расширяется в определенном смысле — без какого нам и не обойтись. Совершаемые же акты, или, как в известном аспекте (именно в том, что тут речь идет о процессах) лучше сказать, совершения, осуществления, актов составляют «занятия позиции» в самом широком смысле слова, в то время как речь о занятии позиции в отчетливом смысле указывает на фундируемые акты — так, как это конкретнее еще будет обсуждаться у нас, — к примеру, на занятие позиции ненависти, или, соответственно, на занятие позиции ненавидящим в отношении ненавистного, что со своей стороны уже конституировалось для сознания в ноэсах низшей ступени в качестве существующей личности или вещи; равным образом сюда же будут относиться и занятия позиции негации или аффирмации в отношении притязаний на бытие и т. п.
Теперь ясно, что акты в более широком смысле точно также, как и специфические cogitationes, несут в себе различения нейтральности и позициональности, что они еще и до своего преобразования в cogitationes — уже тетически совершающие, только что мы их совершения способны рассмотреть лишь благодаря актам в более узком смысле, благодаря cogitationes. Полагания и, соответственно, полагания в модусе «как бы» в этих актах более широкого смысла действительно наличны с полными ноэсами, к каким принадлежат такие полагания, — предполагая возможность идеального случая, когда вместе с преобразованием сами акты интенционально не обогащаются и вообще не изменяются каким-либо образом. Однако в любом случае мы способны исключать такие изменения (в особенности, те интенциональные обогащения и новообразования, которые наступают в потоке переживания после преобразования).
Во всех наших обсуждениях, относящихся к рубрике «нейтральность», преимущество отдавалось доксическим полаганиям. Индекс нейтральности заключался в потенциальности. Все основывалось на том, что тетический по своему характеру любой акт вообще (любая «интенция» акта, например, интенция удовольствия, интенция оценивающая, волящая, специфический характер полагания удовольствия, воли) таит в своей сущности такой характер рода «доксический тезис», какой в известных способах «покрывается» с ним. В зависимости от того, какова соответствующая интенция акта, — не нейтрализованная или нейтрализованная, таковой и заключающийся в ней доксический тезис, — каковой мыслился у нас как пра-тезис.
Отдававшееся доксическим пра-тезисам предпочтение будет ограничено в дальнейших анализах. Станет понятным, что выработанная нами сущностная закономерность требует своего более точного определения как только прежде «доксических тезисов», должны будут обретать свою значимость, заступая их место, доксические модальности (в специфическом смысле, объемлющем также и допущения). А затем уже, в рамках этого общего преимущества, получаемого доксическими модальностями вообще, доксический пра-тезис, достоверность верования, пользуется тем совершенно особенным преимуществом, что все модальности сами преобразуются в тезисы верования, так что всякая нейтральность обладает своим индексом — в особо отмеченном, сопрягаемым с npa-тезисом смысле — в доксической потенциальности. При этом более конкретное определение свое получит и тот способ, каким тетическое вообще «покрывается» доксическим.
Теперь же положения, сразу же выставленные (пусть и с некоторой неполнотой) во всей своей широчайшей всеобщности, однако доведенные до усмотрения лишь в специальных сферах актов, нуждаются в более широкой базе своего обоснования. Параллелизм ноэсиса и ноэмы мы еще не обсуждали подробно во всех интенциональных областях. И вот именно эта главная тема нашего раздела сама по себе и заставляет нас расширить границы анализа. Пока же такое расширение будет осуществляться, общие положения, выдвинутые нами относительно модификации нейтральности, будут одновременно и подтверждаться и дополняться.
§ 116. Переход к новым анализам. Фундируемые ноэсы и их ноэматические корреляты
До сей поры мы изучали, в широких, и, однако, очень ограниченных рамках, ряд всеобще происходящего в строении ноэс и ноэм, — правда, изучали в скромных масштабах, лишь постольку, поскольку требовало того определенное выделение каждого и руководившая нами цель — доставить себе общее, но притом содержательное представление о тех проблемных группах, какие ведет с собой двойная, универсальная тема, ноэсис и ноэма. Наши штудии, сколь многообразные усложнения ни вовлекали они сюда, относились только к нижнему слою потока переживаний, к которому принадлежат все еще относительно просто сложенные интенциональности. Мы — если только отвлекаться от последних, заглядывавших вперед рассуждений — предпочитали чувственные созерцания, в особенности созерцания являющихся реальностей, а равным образом и чувственные представления — те, что исходят из созерцаний посредством затемнения таковых и, само собой разумеется, объединяются с ними в одну родовую общность. Выражение «представление» одновременно и обозначало этот род. Правда, мы включали в свое рассмотрение все существенно принадлежные к ним феномены, как-то: рефлективные созерцания и представления вообще — те, предметы которых — уже не чувственные вещи.[113 — Твердое и сущностное ограничение наиболее широкого, исходящего из названных сфер, понятия представления, разумеется, есть важная задача систематического феноменологического исследования. Что касается всех этих вопросов, то мы отсылаем к вскоре выходящим в свет публикациям, в теоретическом содержании которых и заимствованы те констатации, какие кратко указываются в настоящих исследованиях.] Как только мы начинаем расширять рамки своего исследования, общезначимость наших результатов начинает — при том способе, каким вели мы свои изыскания, всякий раз давая почувствовать второстепенность, побочность всего того, что могло бы привязывать нас к области низшего, — напрашивается сама собою. Тут мы и видим, что все различия между центральным смысловым ядром (таковой, впрочем, еще нуждается в дальнейшем анализе) и группирующимися вокруг его тетическими характерами — повторяются, как, равным образом, повторяются и все модификации — например модификации актуализация, внимания, нейтрализации, которые задевают своими собственными способами и смысловое ядро, оставляя ему, несмотря ни на что, его «тождественное».
Теперь мы можем идти дальше по двум различным направлениям, одинаково ведущим к интенциональностям, фундируемым в представлениях, — либо в направлении ноэтических синтезов, либо же в направлении, выводящем нас наверх к нового вида «полаганиям», притом фундируемым.
Если двигаться в последнем направлении, то мы натолкнемся тут на чувствующие, вожделеющие, валящие ноэсы (поначалу наивозможно простые, т. е. свободные от синтезов на низшей или высшей ступени), — таковые фундированы в «представлениях», в восприятиях, воспоминаниях, знаковых представления и т. д. и в своем строении являют очевидные различия поступенного фундирования. Теперь для актов, какие берутся в их совокупности, мы будем повсюду предпочитать позициональные формы (отчего, однако, вовсе не обязаны исключать низшие, относительно их, нейтральные ступени), и поскольку все, что можно сказать о них, переводится — при условии подходящей модификации — в соответствующие нейтрализации. Так, для примера, эстетическое удовольствие фундируется в сознании нейтральности с перцептивным или репродуктивным содержательным наполнением, радость или скорбь — в веровании (не нейтрализованном) или же в одной из модальностей верования, воления и противоволение — как и предыдущее, но только в сопряжении с тем, что оценивается как приятное, прекрасное и т. п.
Что же интересует сейчас нас, еще до всякого вхождения в разновидности подобного строения, так это то, что вместе с новыми ноэтическими моментами и в коррелятах начинают выступать новые ноэматические моменты. С одной стороны, это новые характеристики, аналогичные модусам верования и однако, в то же самое время, сами же обладающие при своем новом содержательном наполнении доксологической положимостью; с другой же стороны, с нового типа моментами сочетаются и нового типа «постижения», конституируется новый смысл, фундируемый в смысле лежащей ниже его ноэсы и одновременно объемлющий таковой. Новый смысл вносит совершенно новое измерение смысла, вместе с ним не конституируются какие-либо новые, новоопределяемые куски просто «вещей», но конструируются ценности вещей, ценностности, и, соответственно, конкретные ценностные объективности: красота и безобразность, благость и скверность; объект пользования, художественное произведение, машина, книга, поступок, действие и т. д.
В остальном же любое полное переживание высшей ступени являет в своем полном корреляте строение подобное тому, какое мы усматривали на самой низшей ступени ноэс. В ноэме высшей ступени, скажем, оцениваемое есть, как таковое, смысловое ядро, окруженное новыми тетическими характеристиками. «Ценно», «приятно», «радостно», и т. д. — все это функционирует подобно «возможно», «предположительно» или же «ничтожно» или «да, как действительно», — хотя и нелепо было бы включать первые в ряды этих последних.
При этом сознание вновь позиционально относительно такой новой характеристики: «ценно» — это доксическая полагаемость, «ценно сущее». Принадлежное к «ценно» в качестве его характеристики «сущее» может, далее, мыслиться и модализированно, подобно любому «сущему» или «достоверному»: в таком случае сознание есть сознание возможной ценности, «вещь» в таком случае лишь предположительно ценна, или же — такое тоже возможно — она сознается как вероятно ценная, как не-ценная (что, однако, не означает «лишенная ценности» подобно дурному, безобразному и т. д., — в «не-ценном» выражается лишь перечеркивание «ценного», и не более того). Все подобные модификации задевают ценностное сознание, ноэсы оценивания не только внешне, но и внутреннее, равно как соответственно задевают и ноэмы. И вновь, как следствие, образуется многообразие глубоко заходящих изменений в форме аттенциональных модификаций, в зависимости от того, как внимающий взгляд проходит сквозь различные интенциональные слои к самой «вещи» и к вещным моментам, — в результате образуется сопринадлежная система модификаций, уже известная нам в качестве ступени нижней, а затем и к ценностным, к конституируемым определенностям высшей ступени, сквозь конституирующие ее постижения; а также и к ноэмам как таковым, к их характеристикам или же, в иного рода рефлексии, к ноэсам, — и все это во всех различных специфических модусах замечающего внимания, замечания между прочим, не-замечания и т. п.
Необходимо проводить чрезвычайно трудные разыскания, чтобы аккуратно размежевывать все эти сложные структуры, доводя их до полной ясности, — как, например, соотносятся «ценностные постижения» с вещными постижениями, новые ноэматические характеристики («хорошо», «красиво» и т. д.) — с модальностями верования, как они систематически упорядочиваются в ряды и виды, и т. д. и т. д.
§ 117. Фундируемые тезисы и завершение учения о модификации нейтрализации. Общее понятие тезиса
Теперь же мы еще поразмыслим над отношением новых ноэтических и ноэматических слоев сознания
