нежели непосредственная очевидность. Так что и тут мы получаем разновидность выводимой, «опосредованной очевидности» — ту самую, на какую обыкновенным образом исключительно и нацеливаются, когда пользуются этим выражением. Однако по своей сущности такой выведенный характер очевидности может выступать лишь в качестве последнего звена такой взаимосвязи полагания, какая исходит из непосредственных очевидностей, протекает в различных формах и во всех своих дальнейших шагах опирается на очевидности, причем эти последние — отчасти непосредственные, отчасти уже выведенные, отчасти усмотримые, отчасти неусмотримые, первозданные и непервозданные. Тем самым обозначено новое поле феноменологического учения о разуме. Здесь задача — и в ноэтическом, и в ноэматическом аспекте — изучать сущностные события разума, как генеральные, так и специальные, в непосредственном обосновании, обнаружении любых видов и форм и во всех тетических сферах, возводить к их феноменологическим истокам, делая их «вразумительными» на основании таковых с учетом всех соучаствующих феноменологических слоев, различные «принципы» такого обнаружения-обоснования, которые, к примеру, бывают существенно иными, идет ли речь о предметностях имманентных или трансцендентных, дающихся адекватно и неадекватно.
Вместе со всеобщими сущностными уразумениями разума, что и есть цель указанных выше групп исследований, — разума же в наиширочайшем, простирающемся на все виды полагания, в том числе и на аксиологические и практические, смысле, — непременно ео ipso должно быть обретено прояснение сущностных корреляций, связующих идею истинно бытия с идеями «истина», «разум», «сознание».
Тут очень скоро наступает генеральное усмотрение, а именно усмотрение того, что эквивалентные корреляты — это не только «истинно сущий предмет» и «разумно полагаемый предмет», но и «истинно сущий» и полагаемый в изначальном совершенном тезисе разума предмет. Такому тезису разума предмет давался бы не неполностью, не просто «односторонне». Подлежащий ей в качестве материи смысл ни с какой предначертанной по мере постижения стороны не оставлял бы ничего «открытого» в отношении определимого X, — тут не было бы определимости, не ставшей определенностью, не было бы смысла, не ставшего полностью определенным, завершенным. А коль скоро тезис разума — не какой-нибудь, но изначальный, то он своим разумным основанием должен обладать в первозданной данности определившегося в полноте смысла: X не просто подразумевается в полной определенности, но первозданно дан не в какой-либо, но именно в таковой. Указанная эквивалентность гласит теперь:
В принципе (в априори безусловной сущностной всеобщности) любому «истинно сущему» предмету соответствует идея возможного сознания, в каком сам предмет схватываем первозданно, а притом совершенно адекватно. Наоборот: если такая возможность обеспечена, предмет ео ipso — истинно сущий.
Особым значением отличается здесь еще и следующее: в сущности любой категории постижения (коррелята любой предметной категории) определенно предначертано, какие образования конкретных, совершенных или несовершенных постижений предметов такой-то категории вообще возможны. И наоборот: для всякого несовершенного постижения предначертано, по мере сущности, как его усовершенствовать, как дополнять до целого его смысл, как ис-полнять его созерцанием и как в дальнейшем обогащать созерцание.
Любая предметная категория (и, соответственно, любой регион и любая категория в нашем суженном, отчетливом смысле) — это всеобщая сущность, какую и саму можно в принципе доводить до адекватной данности. В своей же адекватной данности категория предписывает усмотримое генеральное правило — предписывает любому особенному, осознаваемому в многообразиях конкретных переживаний предмету (переживания здесь, естественно, берутся не как индивидуальные единичности, но как сущности, как конкретности низшего вида). Предметная категория предписывает правило для того способа, каким подчиненный ей предмет можно было бы, по смыслу и способу данности, приводить к полной определенности, к адекватной первозданной данности, какими отъединенными или же непрерывно протекающими взаимосвязями сознания, каким конкретным наделением сущностью этих взаимосвязей. Сколь много заключено в этих коротких предложениях станет понятно благодаря более конкретному изложению заключительной главы (начиная с § 149). Пока же довольно для примера и одного намека на видимые нами определенности такой-то вещи — это, как и все вещные определенности вообще, мы знаем с аподиктической очевидностью — это необходимо пространственные определенности, и это дает сообразное с закономерностью правило для всех возможных способов пространственного восполнения незримых сторон являющейся вещи — правило, какое в своей полной развернутости именуется чистой геометрией. Дальнейшие же вещные определенности суть определенности временные, суть определенности материальные: от них неотделимы новые правила возможных (следовательно, не произвольных) дополнений смысла, а далее и возможных тетических созерцаний и, соответственно, явлений. Априорно предначертано и то, какого сущностного содержательного наполнения могут быть эти последние, каким нормам подчиняются их материалы, их возможные ноэматические и, соответственно, ноэтические характеры постижения.
§ 143. Адекватная данность вещи как идея в кантовском смысле
Однако прежде чем мы станем исходить отсюда, нам необходимо одно дополнение, призванное устранить видимость противоречия с нашим прежним изложением. Тогда мы говорили, что в принципе имеются лишь неадекватно являющиеся (следовательно, лишь неадекватно воспринимаемые) предметы. Однако не следует упускать из виду прибавляемое далее ограничение. Мы говорили так: доступные неадекватному восприятию в своем завершенном явлении. Бывают такие предметы — к ним принадлежат все трансцендентные предметы, все «реальности», обнимаемые рубриками «природа» или «мир», какие не могут быть даны ни в каком завершенном сознании в полной своей определенности и в столь же полной своей наглядности.
Однако как «идея» (в кантовском смысле) полная данность все равно предначертана — как система (по своему сущностному типу абсолютно определенная) бесконечных процессов непрерывно-континуального явления и, соответственно, как априорно определенный, в качестве поля таких процессов, континуум явлений с различными, однако определенными измерениями, — континуум, насквозь пронизанный твердой сущностной закономерностью.
Конкретнее такой континуум определяется как бесконечный во все стороны, во всех своих фазах состоящий из явлений того же самого доступного определению X, причем в такой связной упорядоченности и определенности своим сущностным содержательным наполнением, что любая произвольно выбранная линия такого континуума дает в своем гладком пробегании внутренне согласную взаимосвязь явления (таковую в свою очередь должно определить как единство подвижного явления), в каком одно и то же постоянно даваемое X при своей конкретизации определяется континуально-согласно — и никогда не определяется «инаково».
Коль скоро же завершенное и замкнутое единство пробегания, следовательно конечный и только что подвижный акт — не мыслим (в силу бесконечности — во все стороны — такого континуума), — в противном случае возникала бы противосмысленная конечная бесконечность, — то идея такого континуума и идея преобразуемой таковым совершенной данности лежит перед нами как доступная усмотрению — усмотримая, как вообще может быть усмотримой «идея», своей сущностью отмечающая особый тип усмотрения.
Идея мотивированной по мере сущности бесконечности сама — вовсе не бесконечность; то усмотрение, что такая бесконечность в принципе не может быть дана, не исключает идеи такой бесконечности, а, напротив, требует усмотримой данности таковой.
§ 144. Действительность и первозданно дающее сознание: заключительные определения
Итак, все остается при том, что эйдос «истинно быть» коррелятивно равнозначен эйдосу «быть адекватно данным» и «быть с очевидностью положимым», причем либо в смысле конечной данности, либо в смысле данности в форме идеи. В одном случае бытие — «имманентное»: бытие как завершенное переживание или ноэматический коррелят переживания; в другом случае бытие — трансцендентно, т. е. «трансценденция» его заключена именно в бесконечности ноэматического коррелята, какого бытие требует в качестве своей «материи».
Однако так, где дающее созерцание адекватно и имманентно, там хотя и не совпадают смысл и предмет, зато совпадает первозданно ис-полненный, смысл и предмет. Предмет и есть именно то самое, что в адекватном созерцании схватывается, полагается как первозданное «самое», — в силу первозданности с усмотрением, в силу смысловой полноты состава и полной по составу первозданной смысловой ис-полненности — с усмотрением абсолютным.
Там же, где дающее созерцание — трансцендирующее, там предметное не может постигать своей адекватной данности, — даваться может лишь идея такого предметного и, соответственно, его смысла, его «сущности по мере познания», а тем самым известное априорное правило для — не каких-либо, но именно сообразных закону — бесконечностей неадекватного опыта.
Правда, на основе как конкретно осуществленного опыта, так и такого правила (или же многообразной системы правил, им охватываемой) невозможно однозначно установить, как сложится дальнейшее протекание опыта. Напротив, остаются открытыми бесконечное множество возможностей, которые однако по типу своему предобразованы весьма содержательной априорной системой правил. Система правил геометрии абсолютно жестко определяет все возможные фигуры движения, какие могли бы восполнить фрагмент движения, наблюдаемого сейчас и здесь, однако она особо не выделяет ни одно из действительных протеканий движения чего-то, что действительно движется. Каким образом тут помогает продвинуться вперед эмпирическое мышление, основанное на опыте, каким образом становится возможным нечто подобное научному определению вещностей как полагаемых по мере опыта единств, притом что таковые обнимают бесконечные многозначности, каким образом в рамках тезиса природы может достигаться цель однозначного определения в соответствии с идеей объекта природы, природного события и т. д. (с идеей, которая, будучи идеей чего-то индивидуально единственного, получает свое полное определение), — все это относится к новому слою исследований, к феноменологии специфически-опытного разума, специально же разума физического, психологического, вообще естественнонаучного, к феноменологии, каковая ведет назад, к феноменологическим истокам, все онтологические и ноэтические правила, принадлежные к опытной науке как таковой. Но это означает, что такая феноменология устанавливает и эйдетически исследует те феноменологические слои, как ноэтические, так и ноэматические, в русле каких протекает содержание этих правил.
§ 145. Критическое к феноменологии очевидности
Из проведенных рассуждений становится ясно, что феноменология разума, ноэтика в отчетливом смысле слова, какая намеревается подвергнуть интуитивному исследованию не сознание вообще, но сознание разумное, безусловно и исключительно предполагает существование общей феноменологии. То обстоятельство, что тетическое сознание любого рода — в царстве позициональности[141 — Все тетические события переносятся в сферу фантазии и нейтральности «отраженными» и «бессильными»; точно так — и все события разума. Нейтральные тезисы нельзя подтвердить, их можно зато «как бы» подтвердить, они не очевидны, но «как бы» очевидны, и т. д.] — подчиняется нормам, само есть феноменологический факт; нормы — это не что иное, как сущностные законы, сопрягающиеся с известными ноэтическими и ноэматическими взаимосвязями, какие надлежит строго анализировать и описывать по виду и форме их. Естественно, что при этом следует всемерно учитывать, в качестве негативной противоположности разума, и «неразумие» — точь-в-точь подобно тому, как феноменология очевидности обнимает собою также и феноменологию противоположного таковой, абсурдности.[142 — Ср. «Логические исследования», т. II, 6-е исследование, § 39, с. 59 и далее, особ. с. 598. Вообще все 6-е исследование — это предварительная феноменологическая разработка проблем разума, трактуемых в настоящей главе.] Общее сущностное учение об очевидности со всеми ее анализами, относящимися к всеобщим сущностным различениям, составляет относительно малый, однако фундаментальный отдел феноменологии разума. При этом подтверждается все то, что было заявлено в начале нашей книги[143 — См. выше главу II раздела I, в особенности § 21.] против неверных интерпретаций
