какого-либо «вот это здесь» под некую сущность (подведение такое отличается различным характером в зависимости от того, идет ли речь о низшей дифференциации или о роде) нельзя смешивать с подчинением какой-либо сущности ее высшим видам или же некоему роду.
В равной мере можно только указать на переменчивые и в особенности сопрягаемые с функцией сущностей в общем суждении речи об объемах, каковые речи очевидно должны расходиться с только что обсужденными различениями. Всякая сущность, если только это не низшая дифференциация, обладает эйдетическим объемом, объемом спецификаций и наконец объемом эйдетических единичностей. С другой стороны, любая формальная сущность наделена своим формальным или «математическим» объемом. Далее, всякая сущность вообще обладает своим объемом индивидуализации, идеальной совокупностью возможных этостей, с какими она может быть сопряжена в эйдетически-универсальном мышлении. Говорить об эмпирическом объеме означает большее — ограничение одной сферой существования в силу приплетающегося сюда и снимающего чистую всеобщность полагания существования. Все это естественно переносится с сущностей на «понятия» как значения.
§ 14. Категории субстрата. Сущность субстрата и tode ti
Кроме того, мы примем во внимание различение «полных» «содержательных» субстратов, соответственно «полных» «содержательных» синтактических предметностей и пустых субстратов с образуемыми из них синтактическими предметностями — модификациями пустого нечто. Класс последних сам по себе отнюдь не пустой и не бедный, а именно он определяется как совокупность всех относящихся к наличности чистой логики как mathesis universalis положений дел со всеми категориальными предметностями, из каких строятся таковые. Итак, каждое положение дел, высказываемое какой-либо силлогистической или арифметической аксиомой или теоремой, каждая форма умозаключения, каждое порядковое число, каждое построение из чисел, каждая функция чистого анализа, каждое правильно определенное евклидово или неевклидово многообразие — все относится сюда.
Если мы отдадим теперь предпочтение классу содержательных предметностей, то мы достигнем последних содержательных субстратов в качестве сердцевины любых синтактических образований. К подобным сердцевидным ядрам относятся категории субстрата, подходящие под две основные дизъюнктивные рубрики — «содержательная последняя сущность» и «вот это здесь!», или же попросту лишенная синтактической формы индивидуальная единичность. Термин «индивид», напрашивающийся сам собою, потому неуместен здесь, что как раз та самая неделимость, как бы ни определять ее, какая выражается наряду с иным в этом слове, никак не может быть введена в это понятие и, напротив, должна быть предоставлена особенному и совершенно необходимому понятию «индивид». Поэтому мы заимствуем аристотелевское выражение tode ti, которое по крайней мере по букве не включает в себя такой смысл.
Мы противопоставили друг другу последнюю сущность без формы и, «вот это!»; теперь же мы обязаны констатировать существующую между ними сущностную взаимосвязь, состоящую в том, что всякое «вот это» обладает своей содержательной сущностной наличностью, наделенной характером сущности субстрата без формы, в вышеуказанном смысле.
§ 15. Самостоятельные и несамостоятельные предметы. Конкрет и индивид
Мы нуждаемся и еще в одном основополагающем различении, а именно в различении самостоятельных и несамостоятельных предметов. Так, к примеру, несамостоятельна та категориальная форма, которая необходимо отсылает к субстрату, формой которого она является. Субстрат и форма отсылают друг к другу, они не мыслимы «один без другого». В этом предельно широком смысле и чисто-логические формы, например, категориальная форма «предмет», несамостоятельна относительно всех материй предмета, категория «сущность» — относительно всех определенных сущностей и т. п. Абстрагируемся от подобных несамостоятельностей и свяжем точное понятие несамостоятельности и, соответственно, самостоятельности с собственно «содержательными» взаимосвязями, с отношениями «содержимости», тождественности, а также и связанности в некотором более собственном смысле слова.
Специально же нас интересует сейчас ситуация с последними субстратами или, еще уже, с содержательными сущностями субстрата. Для них существуют две возможности того, чтобы такая сущность либо полагала, вместе с иной, основания единство одной сущности, либо не полагала их. В первом случае отсюда следуют отношения односторонней либо же взаимной несамостоятельности, какие надлежит описывать конкретнее, а относительно эйдетических и индивидуальных единичностей, подпадающих под объединяемые сущности, отсюда вытекает аподиктически необходимое следствие: единичности одной сущности не могут существовать иначе, нежели будучи определены сущностями, каковые обладают по меньшей мере общностью рода с другой сущностью.[39 — Ср. подробные анализы в «Логических исследованиях», т. II, 3-е исследование, особенно в новом, несколько улучшенном издании (1913).] К примеру, чувственное качество необходимо указывает на какое-то различие в простирании, простирание же, в свою очередь, есть, с необходимостью, простирание какого-то единого с ним «перекрывающего» его качества. Момент «нарастания», например, категории «интенсивность», возможен лишь как имманентный некоему качественному содержанию, а содержание такого рода в свою очередь немыслимо без какой-либо степени нарастания. Являться невозможно в качестве переживания такой-то родовой определенности, — если только это не явление «являющегося как такового», и наоборот. И т. д.
Отсюда проистекают важные определения формально-категориальных понятий «индивид», «конкрет» и «абстракт». Несамостоятельная сущность именуется абстракт, абсолютно самостоятельная — конкрет. «Вот это» же, содержательная сущность какового есть некий конкрет, называется индивидом.
Подведем «операцию» генерализации под расширенное теперь понятие логической «модификации», и мы можем сказать: индивид — это требуемый чисто-логический прапредмет, то логически-абсолютное, на какое указывают все логические модификации.
Конкрет же, само собой разумеется, есть эйдетическая единичность, поскольку все разновидности и все роды (выражения, которые обыкновенно исключают самые низшие дифференциации) принципиально несамостоятельны. Посему эйдетические единичности распадаются на абстрактные и конкретные.
Эйдетические единичности, дизъюнктивно содержащиеся в таком-то конкрете, необходимо «гетерогенны», с учетом того формально-онтологического закона, что две эйдетические единичности одного и того же рода не могут быть связаны в единстве одной сущности, или, как тоже говорят: самые низшие дифференциации одного рода «несовместимы» друг с другом. Посему всякая включенная в какой-либо конкрет единичность, рассмотренная как дифференциация, ведет к особой системе видов и родов, а следовательно, и к раздельным наивысшим родам. Так, например, в единстве феноменальной вещи определенный облик ведет к наивысшему роду «пространственный облик» вообще, определенный цвет — к визуальному качеству вообще. Между тем низшие дифференциации могут в конкрете быть не только дизъюнктивными, но могут и перекрывать друг друга, как, например, физические свойства предполагают и заключают в себе пространственные определения. Тогда и наивысшие роды не дизъюнктивны.
В дальнейшем роды характерным и фундаментальным образом разделяются на те, под которые подпадают конкреты, и на те, под которые подпадают абстракты. Ради удобства мы говорим о конкретных и абстрактных родах, невзирая на двусмысленность, какую приобретают прилагательные. Ибо никому не придет в голову считать конкретные рода конкретами в изначальном смысле. Но где того требует точность, придется употреблять тяжеловесное выражение «роды конкретностей» или же «роды абстрактностей». Вот примеры конкретных родов: «реальная вещь», «визуальный фантом» (визуальный облик, являющийся с чувственной наполненностью), «переживание» и т. п. Напротив того «пространственный облик», «визуальное качество» и т. п. — это примеры абстрактных родов.
§ 16. Регион и категория в содержательной сфере. Синтетическое познание a priori
Вместе с понятиями «индивид» и «конкрет» получает свою строго «аналитическую» дефиницию и относящееся к теории науки фундаментальное понятие региона. Регион есть не что иное, как совокупное, принадлежное к одному конкрету, наивысшее родовое единство, следовательно сущностно единое сочетание наивысших родов, принадлежных низшим дифференциациям внутри конкрета. Эйдетический объем региона охватывает идеальную совокупность конкретно единящихся комплексов дифференциаций этих родов, индивидуальный объем — идеальную совокупность возможных индивидов такой-то конкретной сущности.
Всякая региональная сущность определяет «синтетические» сущностные истины, т. е. такие, какие основываются в ней как такой-то родовой сущности, не будучи при этом простыми обособлениями формально-онтологических истин. Итак, региональное понятие и его региональные разновидности не может свободно варьироваться в этих синтетических истинах, замена относящихся сюда определенных терминов терминами неопределенными не дает формально-логического закона, подобно тому как это характерным образом имеет место во всех «аналитических» необходимостях. Самая суть основывающихся на региональной сущности синтетических истин составляет все содержание региональной онтологии. Совокупная суть основополагающих истин среди всех них, региональных аксиом, ограничивает — и дефинирует для нас — совокупность региональных категорий. Эти понятия не просто, как вообще все понятия, выражают обособления чисто логических категорий, но они отмечены тем, что в силу региональных аксиом они выражают специфически принадлежное региональной сущности либо же выражают эйдетической всеобщностью то, что непременно подобает индивидуальному предмету данного региона «априорно» и «синтетически». Применение подобных (не чисто логических) понятий к данным индивидам есть применение аподиктически и безусловно необходимое, к тому же упорядочиваемое региональными (синтетическими) аксиомами.
Если угодно фиксировать здесь отзвуки Кантовой критики разума (несмотря на значительные расхождения в постижении основополагающего, что вовсе не исключает внутреннего родства), то под синтетическими познаниями a priori следовало бы разуметь региональные аксиомы, и тогда у нас было бы столько несводимых классов подобных познаний, сколько регионов. «Синтетические основополагающие понятия», или категории были бы тогда региональными основополагающими понятиями (существенно сопряженными с определенным регионом и их синтетическими принципами), и у нас было бы столько же различных групп категорий, сколько регионов мы различали бы.
При этом формальная онтология входит, со стороны внешней, в один ряд с региональными (собственно «материальными», «синтетическими») онтологиями. Ее региональное понятие «предмет» (см. выше § 10) определяет формальную систему аксиом, а тем самым и совокупность формальных («аналитических») категорий. В этом и заключена оправданность параллели, несмотря на все подчеркнутые существенные различия.
§ 17. Завершение логических рассуждений
Все наше рассуждение было чисто логическим, оно не осуществлялось в какой-либо «материальной» сфере, или, как мы говорим, и это равнозначно, оно не осуществлялось ни в каком определенном регионе, тут речь шла вообще о регионах и категориях, и такая всеобщность, сообразно смыслу надстраиваемых друг над другом дефиниций, была всеобщностью чисто логической. Вот что нам требовалось — именно набросать на почве чистой логики схему — фрагмент исходящей из нее основополагающей устроенности всякого возможного познания, или же всех возможных познавательных предметностей, сообразно с каковой схемой индивиды должны получать свое определение и быть определимы, согласно понятиям и законам, в соответствии с «синтетическими принципами a priori», или же сообразно с каковой все эмпирические науки должны основываться на принадлежных им региональных антологиях, а не просто на общей для всех наук чистой логике.
Одновременно отсюда же вырастает и идея такой задачи — определить во всем круге наших индивидуальных созерцаний наивысшие роды конкреций, тем самым совершая распределение всего наглядно созерцаемого индивидуального бытия по бытийным регионам, каждый из которых обозначает особую, принципиально — по самым коренным сущностным основаниям — различенную эйдетическую и эмпирическую науку (либо же группу наук). Кстати говоря, коренное различение отнюдь не исключает переплетения и частичного перекрывания. Так что, к примеру, «материальная вещь» и «душа» — это различные регионы бытия, и все же последний фундируется первым, а отсюда вырастает фундирование учения о душе в учении о теле.
Проблема радикальной «классификации» наук — это, в основном и главном, проблема размежевания регионов, а для этого в свою очередь требуются предварительные чисто логические исследования —
