Комментарии
Идея христианского общества (The Idea of a Christian Society). Лекции, прочитанные в Кембриджском университете в марте 1939 г. по приглашению колледжа Корпус Кристи (Тела Христова), известного своим политическим консерватизмом. Первая публикация — в октябре 1939 г. (L.: Faber and Faber Limited). Приложение «Церковное послание миру» впервые — «The Listener». L. 1937, 17.2. Перевод выполнен по изданию: T.S. Eliot. The Idea of a Christian Society and Other Writings. L.: Faber and Faber, 1982.
Заметки к определению понятия «культура»
Введение
Я считаю, что в наших изысканиях не должно быть никакой заданности. Они требуют к себе отношения целомудренного, с каким проводятся изыскания математические.
Актон[48 - Актон, лорд Джон Эмерих Эдвард Актон-Долберг (1834–1902) — английский историк и политический деятель, либерал. Автор многих работ о Средневековье и новой истории. В 1895, вступая в должность королевского профессора (главы кафедры, учрежденной королем) в Кембриджском университете, прочитал ставшую широко известной лекцию о принципах изучения истории ("Лекции о современной истории", 1906), откуда Элиот заимствовал эпиграф.]Задача моей книги — не очерк социальной или политической философии, как может показаться при взгляде на оглавление; не является эта книга и простым отражением моих размышлений на разные темы. Моя цель — помочь определению слова, и слово это — культура.
Так же как доктрина нуждается в определении только после появления ереси, так и слово не нуждается в привлечении к нему внимания, пока этим словом не стали злоупотреблять. В течение последних шести-семи лет я с возрастающей тревогой наблюдаю за быстрым распространением слова культура. Может показаться естественным и знаменательным, что в период, отмеченный беспримерной деструктивностью, слово это в журналистском лексиконе стало играть важную роль. Оно, несомненно, частично дублируется словом цивилизация. В своем эссе я не пытаюсь установить грань между значениями двух этих слов, поскольку убедился, что любая такая попытка может привести лишь к искусственному разграничению, характерному лишь для данной книги и трудно запоминаемому читателем; закрыв книгу, читатель от него со вздохом облегчения откажется. Нередки случаи, когда мы пользуемся в каком-нибудь контексте одним словом, в то время как другое слово было бы там столь же уместно; но есть другие контексты, где одно слово явно уместно, в то время как другое отнюдь не пригодно; — мне, однако, не думается, что это должно нас смущать. При обсуждений нашего вопроса возникает вполне достаточно неизбежных препятствий, не стоит воздвигать липших.
В августе 1945 г. был опубликован текст проекта конституции «Организации ООН по вопросам просвещения, науки и культуры» (UNESCO). Цель этой организации была определена в ст. 1 следующим образом:
«1) Развивать и поддерживать взаимопонимание и взаимообогащение в различных областях жизни и культуры, искусств, гуманитарных, точных и естественных наук народов мира как основу эффективной международной организации и мира во всем мире.
2) В целях служения общечеловеческим нуждам сотрудничать в распространении и предоставлении всем народам максимально полного объема знаний и культуры, достигнутых человечеством, а также в обеспечении вклада науки и культуры в дело экономической устойчивости, политической безопасности и всеобщего благополучия народов мира».
В данный момент я не заинтересован в расшифровке смысла этих фраз; я только цитирую их, чтобы обратить внимание на слово «культура» и предложить, чтобы прежде, чем действовать в духе таких резолюций, мы попытались выяснить значение данного слова. Это всего лишь один из бесчисленных примеров применения слова, до определения которого никому нет дела. Вообще, это слово применяется двояко: как своего рода синекдоха, когда говорящий имеет в виду один из элементов или одно из проявлений культуры — например, «искусство»; либо, — в цитируемом выше отрывке, — как своего рода стимулятор эмоций или, напротив, — транквилизатор.
В начале первой главы я пытаюсь разграничить три главных применения слова культура и установить между ними взаимосвязь; я указываю на то, что, применяя слово культура в одном из этих трех аспектов, мы не должны упускать из виду двух других. Затем я стараюсь показать сущностную связь культуры и религии, а также установить пределы слова связь в качестве выражения такого рода «взаимосвязи». Первым важным утверждением является то, что нет культуры, не возникшей и не развивавшейся вне религии: в зависимости от точки зрения наблюдателя либо культура будет приниматься за порождение религии, либо религия — за порождение культуры.
В трех следующих главах я обсуждаю то, что, как мне кажется, составляет три важных условия наличия культуры. Первое из них — органическая (не выстроенная согласно плану, а естественно развивающаяся) структура общества, долженствующая благоприятствовать наследственной передаче культуры внутри данной культуры; а это требует сохранения социального расслоения. Второе условие — необходимость географического разделения культуры на культуры местные: тут встает проблема «регионализма». Третье условие — баланс единства и многообразия в области религии — т. е. универсальность доктрины при самобытности культа и обрядов. Читатель должен помнить, что я не претендую на перечисление всех необходимых условий для процветания культуры; я обсуждаю три из них, наиболее привлекших мое внимание. Ему не следует также забывать, что мои предложения — не набор инструкций для производства культуры. Я не говорю, что, решив создать эти или какие-либо другие, дополнительные, условия, мы с уверенностью можем ожидать совершенствования нашей цивилизации. Я хочу лишь сказать, что по моим наблюдениям высокая цивилизация едва ли возможна там, где отсутствуют эти условия.
В остальных двух главах книги я решаюсь на робкую попытку высвободить культуру из пут политики и образования.
Смею утверждать, что некоторые читатели сделают из этого политические выводы; и, что еще более вероятно, некоторые увидят в моем тексте подтверждение своих собственных политических убеждений и предрассудков или их отрицание. Сам автор также не свободен от политических убеждений и предрассудков; однако их навязывание сейчас в его намерения отнюдь не входит. Цель моя такова: я хочу сказать, что именно, по моему мнению, является существенными условиями роста и жизнеспособности культуры. Если они противоречат какому-либо страстному убеждению читателя, — если, например, его возмущает, что культура и эгалитаризм находятся в противоречии друг другу, если ему кажется чудовищным, что люди должны иметь «врожденные привилегии», — я не прошу его изменить свои убеждения, я лишь прошу его прекратить пустые уверения в его преданности культуре. Если читатель заявляет: «Положение, которого я добиваюсь, верно (или справедливо, или неизбежно); и если это даже ведет к дальнейшему падению культуры, мы должны примириться с таким падением», — тогда мне с ним не о чем спорить. Мне даже, при известных обстоятельствах, пришлось бы его поддержать. Такой прилив честности принесет с собой то, что словом культура перестанут пользоваться всуе там, где появляться ему не место; а спасение этого слова и есть та конечная цель, к которой я стремлюсь.
При настоящем положении вещей для всякого, призывающего к какой бы то ни было социальной перемене или к изменению нашей политической системы, или к расширению народного образования, или к развитию социальных услуг, — естественно с уверенностью утверждать, что все это приведет к улучшению и росту культуры. Иногда культура, или цивилизация, выдвигается на передней план, и нам говорят, что у нас должна возникнуть и непременно возникнет «новая цивилизация». В 1944 г. я прочел в газете «Санди тайме» (от 30 ноября) материалы симпозиума, где в одном из заголовков профессор Гарольд Ласки[49 — Ласки, Гарольд (1893–1950) — английский социолог, один из лидеров лейбористской партии; профессор Лондонского университета (с 1926). Автор книг: «Власть в современном государстве» (1919), «Коммунизм» (1927), «Свобода в современном государстве» (1930), «Вера, разум, цивилизация» (1944) и др. Теоретик реформистской концепции «демократического социализма», чьи идейные истоки находил в христианстве; считал, что преобразование общества осуществимо путем нравственного совершенствования индивидов. Расценивая национальный суверенитет как «угрозу цивилизации», учитывая мировые экономическое связи, доказывал необходимость создания мирового государства.], либо редактор, придумавший название для его статьи, утверждал, что мы воюем за «новую цивилизацию». Вот что, по крайней мере, утверждал сам м-р Ласки: «Если все согласны с тем, что стремящиеся восстановить Великобританию, именуемую м-ром Черчиллем «традиционной», обречены на неудачу, в таком случае следует появиться новой Великобритании в рамках новой цивилизации».
Может статься, мы и проворчим: «Далеко не все согласны», — но не в этом дело. М-р Ласки прав в том отношении, что если мы потеряли что-либо окончательно и непоправимо, то должны обойтись без потерянного. Мне же думается, что он хотел сказать нечто большее.
М-р Ласки уверен, или был уверен, что определенные политические и социальные изменения, столь им желаемые и столь»по его мнению, полезные для общества, повлекут за собой, ввиду своей радикальности, возникновение новой цивилизации. Это вполне представимо; однако нет никаких оснований, — принимая во внимание изменения социальной системы, предлагаемые м-ром Ласки или кем-нибудь другим, — делать вывод, что такая «новая цивилизация» желательна сама по себе. Во-первых, уже потому, что мы и понятия не имеем, какова же будет новая цивилизация, — ведь действует столько других сил помимо тех, которые мы имеем в виду, и следствия тех и других в своем взаимодействии настолько не поддаются учету, что мы и представить не в состоянии, как же мы будем себя чувствовать, живя в этой новой цивилизации. Во-вторых, люди, живущие в новой цивилизации, самим фактом принадлежности к ней будут отличаться от нас и в такой же мере будут отличаться от м-ра Ласки. Любое произведенное нами
