от дизентерии — 2. К концу недели 14 июля: численность армии — 42513 человек; общее количество смертных случаев — 123, от холеры — 55, от лихорадки — 18, от поноса — 10, от дизентерии — 5. Умерло от ран в первую неделю — 44, во вторую—30, всего — 74».
Таким образом, за две первые недели июля соотношение числа смертных случаев от болезней и числа смертных случаев от ран составит приблизительно 4:1. Доктор Сатерленд проводит следующее различие между состоянием здоровья в армии в прошлую зиму и летом этого года:
«Смертность в зимний период носит совершенно иной характер, чем в летнее время. Сейчас вряд ли существует хотя бы одна из тех причин, которые имели место зимой: плохое питание, недосыпание, физическое перенапряжение, недостаток одежды и укрытий, плохая защита от непогоды, вызвавших scorbutis [цингу. Ред.] почти во всей армии. Тогда все случаи заболеваний были цинготного характера, и отсюда страшная смертность в госпиталях в Скутари; ее можно было сравнить только со смертностью от голода в Ирландии» (1847); «теперь же, напротив, мы имеем дело с лихорадкой и холерой, распространение которых в нашем лагере, несомненно, уменьшилось благодаря большой заботе о солдатах».
Состояние здоровья солдат осажденной армии в настоящее время, бесспорно, хуже чем осаждающей. Но доктор Сатерленд не может требовать безусловного доверия к своему письму, поскольку, как свидетельствует недавний случай, за критику в английском лагере наказывают. Приблизительно полтора месяца тому назад газета «Times» опубликовала анонимное письмо, в котором сообщалось о непростительном отношении к раненым после кровопролития 18 июня. Военное ведомство потребовало, чтобы газета «Times» назвала имя корреспондента. Газета отклонила это требование и согласилась назвать имя только при условии, если г-н Фредерик Пиль даст твердое обещание не преследовать корреспондента за сделанные им разоблачения, Пиль на это условие не пошел, однако осудил отказ «Times» в парламенте. Между тем г-н Бейкуэлл (хирург-ассистент), автор упомянутого письма, находился по болезни в отпуске в Скутари. Это было в середине июля. Начальствующие лица в лагере каким-то образом раскрыли авторство Бейкуэлла. За его спиной и во время его отсутствия была создана из числа высших медицинских чинов, большей частью как раз скомпрометированных письмом Бейкуэлла, следственная комиссия, которая вынесла заключение о виновности Бейкуэлла, не дав ему возможности ни защищаться, ни привести доказательства в обоснование выдвинутых им обвинений. 3 августа в очередном приказе по армии было объявлено об отстранении Бейкуэлла от должности. В свете этого события и следует оценивать достоверность английских официальных или полуофициальных отчетов о состоянии здоровья солдат, уходе за ранеными и т. п.
Написано К. Марксом 22 августа 1855 г.
Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» № 395, 25 августа 1855 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого
На русском языке публикуется впервые
К. МАРКС
ПИСЬМО НЕЙПИРА
Лондон, 24 августа. Сэр Чарлз Нейпир опубликовал сегодня в ежедневных газетах письмо[265], которое в основном подтверждает наше мнение о бомбардировке Свеаборга. Мы приводим из этого письма следующие выдержки:
«Из того, что я сам написал, а также из донесения адмирала Дандаса видно, что, если бы точно следовали моему плану, Свеаборг был бы уже разрушен. Выясняется, что союзники имели всего 43 канонерские и мортирные лодки и что много мортирных лодок было выведено из строя, а они должны были иметь, по крайней мере, 100. В одном письме ко мне» (1854) «сэр Джемс Грехем, оценивая потребность в таких лодках, называл цифру 200. Если бы это количество имелось налицо, то бомбардировку можно было бы продолжить, сменяя людей подобно тому, как это делается в траншеях. Мортиры успевали бы охлаждаться, и бомбардировка продолжалась бы до тех пор, пока не осталось бы камня на камне и не образовался проход для линейных кораблей, пройдя который, они довершили бы дело. Однако адмиралтейство, видимо, не учло, что мортирные лодки не могут бесконечно стоять на одном месте, хотя отчеты о Севастополе, казалось бы, должны были его научить кое-чему. Таким образом, операция, которая как будто проводилась весьма обдуманно, имела лишь частичный успех, и адмирал Дандас в своем отчете признает, что русские морские укрепления почти не повреждены. Если бы у адмирала Дандаса было больше средств, он мог бы продолжать бомбардировку, пока стояла хорошая погода, и эскадры, вместо того чтобы возвращаться в Нарген, могли бы бросить якорь в Свеаборге.
В первый год войны ввиду недостатка в средствах все это еще можно было простить адмиралтейству, но на втором году — никак нельзя. Вместо канонерских и мортирных лодок адмиралтейство строило металлические плавучие батареи, которые едва держатся на воде, и если бы даже и могли плавать, все равно оказались бы бесполезными: приблизившись к Свеаборгу на расстояние 400 ярдов, они наверняка были бы уничтожены, а оставаясь на расстоянии большем, чем 400 ярдов, они не смогли бы причинить никакого вреда.
Первый эксперимент с использованием металла обошелся стране в целый миллион, а где он, этот миллион? Второй эксперимент стоил не меньше, чем полмиллиона, а металлические плавучие батареи еще не покинули наших гаваней, да и вряд ли когда-либо покинут. Это результат того, что у руководства стоят неспособные люди. Министрам уже пришлось реорганизовать военное ведомство. Когда же они подумают о реформе адмиралтейства? А пока они этого не сделают, народные деньги будут выбрасываться на ветер. Адмиралтейство, видимо, не представляет себе результата бомбардировки, хотя я больше года тому назад предсказывал ему, что произойдет. Если бы они читали историю, то знали бы, что Мартиника была взята с помощью мортирных лодок; между тем казематов для всего гарнизона там было так же мало, как в Свеаборге. По утверждению адмирала Дандаса, его планом не предусматривалась попытка общего нападения линейных кораблей на оборонительные сооружения, и его операции поэтому имели ограниченную задачу — разрушить крепость и арсеналы, насколько это возможно с помощью мортир.
Если бы в распоряжении адмирала Дандаса имелось достаточно средств, он предусмотрел бы в своем плане нападение на оборонительный сооружения и сосредоточил бы весь свой флот с тем, чтобы он был готов воспользоваться испугом и замешательством, вызванными канонерскими и мортирными лодками. Возникшие пожары уже сами по себе не дали бы гарнизону возможности использовать орудия, и флот, подойдя к Свеаборгу, мог бы стереть с лица земли крепостные сооружения, островки и т. д.; вместо этого разрушены лишь деревянные постройки и арсеналы, а выполнение основной задачи снова отложено до следующего года».
Нейпир заканчивает свое письмо следующими словами:
«Сэр Джемс Грехем был одним из тех министров, которые послали британскую армию в Севастополь в сентябре месяце без транспортных средств, без продовольствия, палаток, обмундирования и госпиталей, чтобы пережить там ужасную зиму и погибнуть. Это тот самый министр, который побуждал меня начать действия английского флота в конце октября, что привело бы к его гибели под скалами Свеаборга. Он сумел найти двух морских офицеров, которые, к их стыду, подписали оскорбительное письмо, направленное мне Грехемом, и эти люди все еще находятся в адмиралтействе. Вот каковы методы управления флотом в нашей стране. Два лета наших операций в Балтийском море послужат адмиралтейству уроком. В адмиралтействе имеются мои планы нападения на Кронштадт, а также, вероятно, и планы адмирала Дандаса. Поэтому сэр Джемс Грехем и оба его помощника, надо полагать, сами будущим летом отправятся в путь и осуществят эти планы».
К. МАРКС
АВСТРИЯ И ВОЙНА
На другой странице мы печатаем отчет одного австрийского офицера о недавней инспекционной поездке императора Франца-Иосифа в армию, расположенную в Галиции. События, описываемые автором в связи с этой поездкой, и его замечания о дислокации имперских войск подтверждают ранее высказанное нами мнение, что, проводя в прошлом году подготовку к войне, Австрия вовсе не разыгрывала комедии, рассчитанной на обман западных держав. Она, безусловно, не могла пойти на такие жертвы лишь для того, чтобы пустить пыль в глаза всему миру[266].
Это верно, что только крайняя необходимость побудила Австрию вооружиться против России; и до тех пор, пока можно было тянуть время, она цеплялась за малейшую надежду на сохранение мира, которую ей в качестве приманки предлагала русская дипломатия. Но, наконец, ее терпение истощилось, и С.-Петербург с удивлением, граничащим со страхом, узнал, что австрийские войска подтягиваются к галицийской границе. Это произошло в то время, когда русские не допускали еще даже мысли о подобных военных мерах со стороны Австрии и когда исключалась всякая возможность такой же быстрой концентрации русской армии соответствующей численности на границе с Галицией. Поэтому пришлось снова прибегнуть к дипломатическому искусству. Нет необходимости повторять, каким образом и с какими результатами это было сделано. Огромная австрийская армия, недавно еще сконцентрированная на галицийской границе, была вдруг расформирована[267], и опасения русских относительно этого района частично рассеялись. Мы
говорим частично, потому что концентрации австрийской армии сопутствовали два важных обстоятельства, с которыми приходится считаться и после ее расформирования. Речь идет об укреплениях и железных дорогах, заново сооруженных, отремонтированных или достроенных во время пребывания армии в Галиции.
В то время как во всех других частях империи правительство обычно передавало постройку железных дорог частным предпринимателям, а на западную железную дорогу, которая должна была связать Вену с Мюнхеном, вообще не обращало никакого внимания, барон Хесс, главнокомандующий войсками в Галиции, использовал тысячи солдат на строительстве железнодорожной линии, которая, как бы велико ни было ее стратегическое значение, имеет, во всяком случае в настоящее время, весьма сомнительную ценность с коммерческой точки зрения. Проект строительства этой линии при иных условиях, вероятно, пролежал бы под сукном у инженеров частных компаний еще лет тридцать. Россия крайне недовольна строительством этих железных дорог, используя которые Австрия может теперь вновь сконцентрировать только что расформированную армию менее чем за одну пятую времени, необходимого России для концентрации такой же армии. Всякий, кто возьмет на себя труд познакомиться со статистическими данными о железнодорожном транспорте Австрии и сравнит то, что было сделано в чисто политических целях на востоке, с тем, какое незначительное внимание уделялось коммерческим интересам на западе, безусловно усомнится в том, что эти железнодорожные линии в Галиции были сооружены столь поспешно только для того, чтобы обмануть мир. Совершенно очевидно, что для этой цели гораздо более важное значение имело бы
