сведения Австрии. Граф Буоль, разумеется, спешит принять их, но в таких двусмысленных выражениях, которые не оставляют никакого сомнения в его желании полностью отвергнуть их. Но он добавляет новый пункт — предварительное всеобщее разоружение. Лорд Малмсбери считает это предложение очень разумным и приглашает графа Кавура распустить часть сардинской армии и тем облегчить тяжкое бремя страны. Граф Кавур нисколько не возражает против такого прекрасного предложения, но, указывая на огромные военные силы австрийцев в Ломбардии, обращается к графу Буолю со словами: «После вас». Граф Буоль отвечает, что не может приступить к роспуску своих дорогостоящих батальонов, пока то же самое не сделает Наполеон. Наполеон хладнокровно возражает: «Я не вооружался и поэтому не могу разоружаться. Я не просил займа ни у Ротшильда, ни у Перейры; у меня нет военного бюджета. Я содержу свою армию за счет общего бюджета страны; как же я могу разоружаться?» Лорд Малмсбери, ошеломленный бесстыдством этого ответа, но все еще горя желанием испытать свое дипломатическое счастье, предлагает далее, чтобы конгресс в первую очередь обсудил и разрешил вопрос о разоружении; однако, биржа и вместе с ней все разумные люди в Европе посмеиваются над его простодушием и готовятся к самому худшему. Немецкий народ охвачен сильным волнением. В Ганновере, однако, поощряемое двором раздражение против Франции неожиданно получило другой оборот. Пробужденные от апатии люди считают, что пришло время свести счеты внутри страны, а также за ее пределами, и в случае, если нынешнее неопределенное положение продлится еще месяца два, Германия наверняка выступит против Франции, но потребует свободы и единства своей страны как необходимое условие для своего выступления. Принцу Прусскому эти настроения его соотечественников известны лучше, чем Францу-Иосифу или баварскому королю {Максимилиану II. Ред.}, и поэтому он пытается помешать распространению волнений, неизбежно несущих угрозу его полудеспотическим устремлениям.
России теперь представляется удобный случай либо разрушить Турецкую империю посредством восстаний в Боснии, Болгарии и Албании, либо отомстить австрийскому императору. Конечно, она не прибегнет к войне против Франца-Иосифа, но она может поощрять и поддерживать молдаво-валашское вторжение в Трансильванию и сербское вторжение в Венгрию. Именно через валашские и славянские элементы царь попытается вызвать волнения в Венгрии, так как в противном случае свободная и независимая Венгрия может оказаться более прочным барьером для его агрессивной политики, чем ослабленный централизованный деспотизм Австрии.
Неаполитанский король {Фердинанд II. Ред.} при смерти. Королевство охвачено сильным волнением; одни поговаривают о конституции, другие о восстании сторонников Мюрата. Вероятнее всего образуется министерство во главе с Филанджери, герцогом Сатриано, представителем просвещенного абсолютизма по прусскому образцу. Но ввиду итальянского кризиса такая система не может быть прочной и скоро уступила бы место сначала конституции, а затем и восстанию в Сицилии, во время которого сторонники Мюрата ловили бы рыбу в мутной воде.
К. МАРКС
Париж, 14 апреля 1859 г.
Британское правительство сочло, наконец, нужным посвятить общественность в официальную историю европейского конгресса, этого deus ex machina{148}, выведенного на сцену русскими и французскими режиссерами, когда те увидели, насколько они отстают от Австрии в своих военных приготовлениях. Можно прежде всего отметить, что нота графа Буоля г-ну Балабину, русскому послу, помеченная; Вена, 23 марта 1859 г., и другая нота австрийского министра, адресованная лорду О. Лофтесу, британскому послу при венском дворе, и помеченная; Вена, 31 марта, были конфиденциально сообщены австрийским правительством венским газетам 8 апреля, между тем как Джон Буль познакомился с ними не ранее 13 апреля. Но это еще не все. Нота графа Буоля г-ну Балабину в том виде, в каком она была сообщена английским правительством лондонскому «Times», содержит только часть австрийской ноты; в ней опущены некоторые в высшей степени важные места; я постараюсь дать их в этой статье, чтобы предоставить Джону Булю возможность через Нью-Йорк познакомиться с дипломатическими новостями, которые английское правительство считает не безопасным доверять его проницательному уму.
Стоит только взглянуть на ноту Буоля г-ну Балабину, чтобы понять, что предложение созвать конгресс шло от России, или, другими словами, что это ход, совместно предпринятый союзными шахматистами С.-Петербурга и Парижа, — факт, едва ли рассчитанный на то, чтобы внушить нам особенное восхищение проницательностью или искренностью хозяев Даунинг-стрита, которые даже в парламенте не удержались от претензий на патент на это изобретение. Из самой ноты становится очевидным, что Австрия (и этот пункт был тщательно скрыт в сообщении французского «Moniteur» о присоединении Австрии к предложению о созыве общего конгресса) согласилась встретиться с прочими великими державами на конгрессе только на известных условиях.
«В случае если», — говорит граф Буоль, — «помимо этого вопроса» (т. е. уничтожения «политической системы Сардинии») «державам заблагорассудится выдвинуть для обсуждения другие вопросы, то необходимо, чтобы они были предварительно точно определены, и постольку, поскольку они касались бы внутреннего режима других суверенных государств, нижеподписавшийся не мог бы не настаивать прежде всего на том, чтобы процедура обсуждения в этом случае соответствовала правилам, сформулированным Ахенским протоколом от 15 ноября 1818 года».
Таким образом, Австрия приняла русское предложение о созыве общего конгресса на следующих четырех условиях: во-первых, главной целью конгресса должно быть унижение Сардинии и принятие решений в интересах Австрии; во-вторых, Ахенский протокол[189] должен быть признан основой дискуссии; в-третьих, «до начала какой бы то ни было конференции Сардиния должна разоружиться», и наконец, вопросы, подлежащие обсуждению, «должны быть точно установлены заранее». Первый пункт не нуждается в комментариях. Чтобы не оставить никакого сомнения относительно его значения, граф Буоль нарочно добавляет, что считает его «единственным существенно важным для морального умиротворения Италии».
Второй пункт — признание Ахенского протокола — привел бы к прямому признанию Францией договоров 1815 г. и специальных договоров Австрии с итальянскими государствами. Однако то, чего Бонапарт желает, — это как раз аннулирования договоров 1815 г., на которых покоится владычество Австрии над Ломбардо-Венецианским королевством, а также аннулирования отдельных договоров, которые обеспечивают ей преобладающее влияние над Неаполем, Тосканой, Пармой, Моденой и Римом. Третье условие — предварительное разоружение Сардинии — является со стороны Австрии предвосхищением того преимущества, которое могла бы ей дать только успешная война. Последнее условие — предварительное фиксирование подлежащих обсуждению вопросов — лишило бы Бонапарта главного результата, которого, помимо необходимой для его военных приготовлений отсрочки, он надеется добиться благодаря конгрессу, а именно: возможности захватить Австрию врасплох и, запутав ее в сетях дипломатических переговоров, скомпрометировать ее перед общественным мнением Европы, заставив дать сигнал к разрыву мирных переговоров резким отказом удовлетворить требования, внезапно предъявленные ей Францией и Россией.
Условия, на которых Австрия в своей ноте русскому послу согласилась присоединиться к общему конгрессу, могут быть резюмированы следующим образом: Австрия примет участие в европейской конференции для разрешения итальянского вопроса, если до открытия этой конференции европейские державы согласятся стать на ее сторону против Сардинии, заставить Сардинию разоружиться, признать Венский договор и дополнительные договоры, на нем основанные, и наконец, если Бонапарт будет лишен всех предлогов для нарушения мира. Другими словами, Австрия согласится участвовать в конгрессе, если последний еще до открытия свяжет себя обязательством уступить ей все то, чего она теперь, по ее заявлениям, готова добиваться силой оружия. Если мы примем во внимание, что Австрия отлично знает, что конгресс только ловушка, расставленная для нее решившимися на войну врагами, то никто не будет ее порицать за столь ироническое отношение к русско-французским предложениям.
Места из австрийского документа, которые я прокомментировал, являются как раз теми, которые британское правительство нашло уместным опубликовать. А нижеследующие места, содержащиеся в послании Буоля, были выброшены в опубликованном в редакции Малмсбери тексте австрийской ноты:
«Австрия разоружится, как только разоружится Пьемонт. Австрия всячески стремится сохранить мир, ибо она желает мира и умеет ценить его. Однако она хочет искреннего и прочного мира, который, как она справедливо считает, она в состоянии обеспечить, не нанося ущерба своему могуществу и своей чести. Австрия принесла уже много жертв ради поддержания спокойствия в Италии. Пока не будут сформулированы и улажены вышеупомянутые предварительные вопросы, Австрия может сократить свои военные приготовления, но не прекратить их совсем. Ее войска будут продолжать движение в Италию».
После того, как русско-французская уловка была, таким образом, разоблачена, вмешалась Англия, подстрекаемая ее августейшим союзником по другую сторону Ла-Манша, чтобы побудить Австрию принять предложение о созыве конгресса великих держав, который рассмотрел бы осложнения в итальянском вопросе, и выразила свое желание, чтобы императорское правительство согласилось на предварительные предложения, разработанные на Даунинг-стрите. В летописях дипломатической истории, пожалуй, не найдется более оскорбительно иронического документа, нежели ответ графа Буоля английскому послу в Вене. Во-первых, Буоль повторяет свое требование, чтобы до всякого конгресса Сардиния сложила оружие и, таким образом, отдала себя на милость Австрии.
«Австрия», — говорит он, — «не может явиться на конгресс, пока Сардиния не завершит свое разоружение и не приступит к роспуску corps francs {отрядов добровольцев. Ред.}. Императорское правительство заявляет, что, когда эти условия будут выполнены, оно будет готово самым официальным образом дать заверения, что Австрия не нападет на Сардинию, пока будет длиться конгресс, поскольку последняя будет уважать территорию Империи и ее союзников».
Итак, если Сардиния разоружится, то Австрия обяжется только не нападать на разоруженную Сардинию, пока будет длиться конгресс. Ответ Буоля на предложения Англии составлен совсем в духе Ювенала. Что же касается британского предложения о том, чтобы «территориальные соглашения и договоры 1815 г. остались неприкосновенными», на это Буоль отвечает восклицанием: «Вполне согласен!» и лишь добавляет, что также и «договоры, заключенные во исполнение договоров 1815 г., должны быть неприкосновенны». Желание Англии найти средства, чтобы обеспечить поддержание мира между Австрией и Сардинией, Буоль истолковывает в том смысле, что «конгресс рассмотрит способы заставить Сардинию выполнить ее международные обязательства». В отношении предложений об «эвакуации Папской области и обсуждения реформ в итальянских государствах» Буоль согласен позволить Европе «всесторонне обсудить» эти вопросы, но в то же время сохраняет за «непосредственно заинтересованными государствами» право на «окончательное принятие выработанных рекомендаций». Что касается британской «комбинации, которая должна заменить специальные договоры между Австрией и итальянскими государствами», то Буоль настаивает на «сохранении договоров в силе», но соглашается на их пересмотр в том случае, если Сардиния и Франция согласятся сделать предметом обсуждения вопрос о своем владении, одна — Генуей, другая — Корсикой. По существу Австрия дала на английские предложения тот же самый ответ, который она уже дала
