для вооруженного вмешательства Франции. Если можно верить сообщению, содержащемуся в телеграмме из Пармы от 9 августа и гласящему, что «пьемонтцы были изгнаны из города и провозглашена красная республика, а обладатели собственности и друзья порядка спасаются бегством», то оно весьма знаменательно для будущего. Как бы то ни было, содержит ли оно правду или ложь, это сообщение вполне может явиться для «спасителя порядка и собственности» сигналом к вмешательству, к отправке его зуавов против «неисправимых анархистов)» и к расчистке пути для возвращения государей. Один из них, сын великого герцога Тосканы, отрекшегося в его пользу {Леопольд II и Фердинанд IV. Ред.}, уже встретил «сердечный прием» в Тюильри. А французские войска, направлявшиеся домой, получили приказ остаться в Италии, и таким образом препятствия на пути к успешным переговорам в Цюрихе скоро исчезнут.
ПОЛИТИЧЕСКОЕ ОБОЗРЕНИЕ
Лондон. Забастовка строительных рабочих, или точнее говоря lock-out {локаут. Ред.}, объявленный предпринимателями, продолжается[310], к непохоже на то, чтобы враждующие стороны сколько-нибудь существенно изменили свою позицию. Во вторник состоялось совещание делегатов от рабочих, на котором присутствовали также уполномоченные других профессий; на совещании было единогласно решено не наниматься на работу ни к одному хозяину, требующему обещания не вступать в «общество». Одновременно в таверне «Свободный каменщик» состоялось собрание «объединенных» предпринимателей, на которое не был допущен ни один корреспондент. Как стало впоследствии известно, эти боящиеся гласности господа после бурного совещания договорились, что ни один из членов ассоциации не должен открывать своего предприятия до тех пор, пока строительные рабочие официально не откажутся от своего «общества» и пока «рабочие г-на Троллопа не прекратят своей забастовки». Последний пункт вскоре должен быть улажен, так как недавно г-н Троллоп вступил в переговоры с рабочими и самым серьезным образом уверял, что обвинения, выдвинутые против него (увольнение рабочего, вручившего ему петицию о девятичасовом рабочем дне и т. п.), основаны на недоразумении. Что же касается другого из условий, то «локаутированные» ни в коем случае не согласятся на него, если только к этому их не вынудит крайняя нужда. Они чувствуют, что для них отказ от «общества», отказ от любой организации означал бы превращение в подлинных крепостных капиталистов и привел бы к утрате той небольшой доли независимости, которой располагает еще современный пролетарий. Беспощадная непреклонность хозяев, которые притязают на такую власть над своими «рабочими руками», какую имеют над своими рабами американские плантаторы, вызвала осуждение даже со стороны некоторой части буржуазных журналистов. Мы, разумеется, не имеем никакого основания быть недовольными предпринимателями: пусть они делают все, что в их силах, для углубления и без того достаточно глубокой пропасти между трудом и капиталом и для усиления концентрированной, сознательной классовой ненависти, которая является вернейшим залогом социального переворота.
В Лондоне в целом имеется более 1000 строительных предприятий. Из них закрыто только 88, по зато самых крупных. Число lock-outs (уволенных рабочих) достигает 19000—20000, а не 40000, как утверждали вначале. Щедрые денежные пожертвования поступают в «общество» со всех концов страны, но до сего времени рабочие, сидящие без хлеба, отказывались принимать поддержку. Слава смелым! Разве буржуа, руководимые своими классовыми интересами, способны на подобное самопожертвование?
В последние дни сессии, закончившейся в субботу, палата общин занималась почти исключительно избирательными скандалами, которые подобно грибам после дождя покрыли самые стены здания парламента. Это ужасающее зловоние коррупции прекрасно гармонировало с ароматами Темзы и должно было бы довести до рвоты достопочтенных членов палаты, если бы они не были привычны к таким вещам. Дело касалось то лиц, которые открыто (именно в этом было их преступление) продавали и покупали стада британских избирателей, наподобие овечьих стад, то какого-нибудь бедняги, который добровольно отказался от своего дорого доставшегося места, так как не в состоянии был удержать его, ввиду петиции, опротестовывающей его избрание; такое дело должно было стоить ему по меньшей мере 3000 фунтов стерлингов. Однако оставим все это. К чему копаться в грязи? Добавим еще только, что почти все члены палаты, уличенные в подкупах, принадлежат к «либеральной» партии[311].
Едва ли стоит упоминать о тронной речи. Это совершенно ничего не говорящий официальный документ. Относительно предполагаемого европейского конгресса в тронной речи было сказано, что ее величество якобы еще не пришло к определенному решению. Это ложь. Непосредственно после заключения Виллафранкского мира лорд Пальмерстон заявил русскому правительству, что он готов направить представителей на конгресс, созыв которого был предложен Россией. Он, таким образом, уже четыре недели назад «пришел к определенному решению».
Париж. Мы избавим наших читателей от описания парижских празднеств в честь победы. Несмотря на сложные махинации, которые пустили в ход, чтобы заставить забыть поражение в Виллафранке, рассеять внимание парижского населения и исторгнуть из глоток подкупленных лиц провозглашение здравиц, лично император был настолько мало удовлетворен оказанным ему приемом, что даже решился на отчаянный шаг объявления амнистии, от которого его усиленно отговаривали его «декабрьские» советники. Парижская пресса также получила амнистию, отныне все «предупреждения» были отменены[312].
Из Берлина никаких вестей, кроме старых пустых фраз и продолжения безнадежной агитации за реформу Германского союза под гегемонией Пруссии. Слияние Готской партии с демократами теперь дело решенное, как это видно из нижеследующих сообщений. Состояние короля {Фридриха-Вильгельма IV. Ред.} не улучшается.
В Эйзенахе 14 августа состоялось новое собрание «немецких патриотов», чтобы с высочайшего соизволения провозгласить систему взглядов Готской партии единственным средством спасения[313]. Среди знаменитостей, участвовавших на собрании, упомянем: г-на фон Беннигсена из Ганновера, Цабеля из Берлина (ты знаешь, кто ты?), Зигеля, редактора «Sachsische Konstitutionelle Zeitung»[314], Титуса из Бамберга, Шульце-Делича и т. д. Выдвинутая вновь образованной немецкой партией программа, само собой разумеется, включает реформу Союза, прусскую гегемонию, отмену постановлений Союзного сейма против печати и права союзов и т. п. В заключение местом созыва следующего съезда был намечен Франкфурт, вероятно для того, чтобы быть поближе к собору св. Павла[315].
Из Ганновера же сообщают, что местное правительство в целях конкуренции со своими пруссофильствующими патриотами, против которых оно принимает и полицейские меры, снова выдвинуло шлезвиг-гольштейнский вопрос.
Написано К. Марксом около 19 августа 1859 г.
Печатается по тексту газеты
К. МАРКС
НАСЕЛЕНИЕ, ПРЕСТУПНОСТЬ И ПАУПЕРИЗМ
Лондон, 23 августа 1859 г.
Во время последней сессии парламента обеим палатам была представлена Синяя книга, озаглавленная «Краткий статистический обзор Соединенного королевства за каждый из последних 15 лет с 1844 по 1858 год»[316]. Как бы ни выглядели сухо эти выстроенные тесными колонками в официально напечатанном документе цифры, они в действительности дают больше ценного материала для истории общего развития нации, нежели тома, полные риторической чепухи и политической болтовни. Первое, что привлекает наше внимание, — это таблицы численности населения; однако, как ни странно, цифры движения населения Ирландии за 15 лет полностью отсутствуют. Шотландские таблицы дают незначительные колебания в численности населения, на которых мы не будем останавливаться. Нижеследующие цифры показывают движение населения в Англии и Уэльсе:
Сравнивая эти три таблицы движения населения, преступности и пауперизма, мы находим, что с 1844 по 1854 г. преступность росла быстрее, нежели население, в то время как цифры пауперизма с 1849 по 1858 г. оставались почти неизменными, несмотря на то, что в состоянии британского общества в течение этого периода происходили огромные изменения. Тремя крупными событиями ознаменован десятилетний период с 1849 по 1858 г., — событиями, которые позволяют нам сравнивать этот период с самыми замечательными эпохами XVI века. Были отменены хлебные законы, открыты золотые прииски[317], в огромных размерах происходила эмиграция. Были также другие обстоятельства, которые дали новый толчок развитию промышленности и торговли. От революционных потрясений Европа перешла к промышленной горячке. Завоевание Пенджаба[318], русская война и войны в Азии открыли доступ к рынкам, дотоле почти неизвестным. Наконец, ввоз британской продукции в Соединенные Штаты вырос до таких размеров, о которых десять лет назад нельзя было и представить себе. Весь мировой рынок в целом расширился и, казалось, удвоил или утроил свою емкость. И при всем этом в течение этого памятного десятилетия устойчивая цифра почти в один миллион пауперов в Англии уменьшилась только на 26233 человека, а если мы сравним годы 1853 и 1858, то она даже возросла на 109364.
Должно быть, есть что-то гнилое в самой сердцевине такой социальной системы, которая увеличивает свое богатство, но при этом не уменьшает нищету, и в которой преступность растет даже быстрее, чем численность населения. Правда, если мы сравним 1855 г. с предшествующими годами, то, по-видимому, между 1855 и 1858 гг. произошло значительное сокращение преступности. Общее число лиц, преданных суду в 1854 г., равнялось 29359, а в 1858 г. оно понизилось до 17855; число осужденных за преступление тоже значительно понизилось, хотя и не в одинаковой пропорции. Это кажущееся сокращение преступности после 1854 г. следует, однако, приписать исключительно некоторым техническим переменам- в британском судопроизводстве: во-первых, закону о малолетних правонарушителях[319] и, во-вторых, действию закона 1855 г. об уголовной юстиции, который дал право полицейским судьям выносить приговоры на короткие сроки в случае согласия арестованных подвергнуться их суду. Нарушение закона является обычно результатом экономических факторов, не зависящих от законодателя; однако, как свидетельствует применение закона о малолетних правонарушителях, от официального общества до некоторой степени зависит квалификация некоторых нарушений установленных им законов как преступлений или только как проступков. Это различие терминологии является далеко не безразличным, ибо оно решает тысячи человеческих судеб и определяет нравственную физиономию общества. Само по себе право не только может наказывать за преступления, но и выдумывать их, особенно в руках профессионального юриста закон обладает способностью действовать в этом направлении. Так, например, как правильно заметил один выдающийся историк, в средние века католическое духовенство, в силу своего мрачного взгляда на человеческую природу, который оно, благодаря своему влиянию, внесло в уголовное законодательство, создало больше преступлений, чем отпустило грехов.
Как ни странно, но единственной частью Соединенного королевства, в которой преступность сократилась значительно, приблизительно на 50 и даже на 75 %, является Ирландия. Как примирить этот факт с распространенным в Англии мнением, согласно которому за проступки ирландцев ответственно не плохое британское управление, а ирландский характер! Опять же не какое-либо мероприятие со стороны британских правителей, но просто-напросто последствия голода, массовая эмиграция и общее стечение обстоятельств, благоприятствующих спросу на ирландские рабочие руки, — вот что вызвало эту счастливую перемену в ирландском характере. Как бы то ни было, смысл следующей таблицы совершенно ясен.
I.
