сторон. По бельгийским сообщениям, деревни Базейль, Ремийи, Виллер-Серне были охвачены пожаром, а часовня Живонн находилась в руках немцев. Это указывает, что
обе деревни на левом берегу Мааса, на которые в случае отступления опирались бы фланги французов, были либо взяты, либо сделаны негодными для обороны; тем временем первая и вторая линии обороны на правом берегу были захвачены немцами, а третью, между Базейлем и Живонном, французы готовы были оставить с минуты на минуту. В такой обстановке к наступлению ночи немцы, несомненно, должны были оказаться победителями, а французы отброшенными назад к Седану. Это, действительно, подтверждается телеграммами из Бельгии, сообщающими, что Мак-Магон был полностью окружен и что тысячи французских войск переходят границу и разоружаются.
Мак-Магону при таких обстоятельствах оставалось лишь одно из двух: либо капитуляция, либо стремительное продвижение через бельгийскую территорию. Разбитая армия, запертая в Седане и вокруг него, то есть в лучшем случае на участке не большем, чем требуется для расположения лагерем, не сможет удержаться; и даже если бы она была в состоянии обеспечить за собой коммуникации с Мезьером, который находится приблизительно в 10 милях к западу, то она все же была бы окружена на очень ограниченной полосе территории и неспособна устоять. Таким образом, Мак-Магон, который не в состоянии пробиться через расположение противника, должен либо перейти на бельгийскую территорию, либо сдаться. Случилось так, что Мак-Магон, обессиленный от ран, был избавлен от мучительного решения. Сделать заявление о сдаче французской армии выпало на долю генерала де Вимпфена. Сведения о решительном отпоре, оказанном Базену при его попытках вырваться из Меца, если эти сведения достигли Мак-Магона, по всей вероятности, должны были ускорить этот заключительный акт. Немцы предвидели намерение Базена и были готовы дать ему отпор во всех пунктах. Не только Штейнмец, но и принц Фридрих-Карл (это видно из упоминания о 1-м и 9-м корпусах) был настороже, а тщательно подготовленная сеть окопов еще более усилила барьер, окружающий Мец.
ЗАМЕТКИ О ВОЙНЕ. — XVI
Капитуляция Седана решает судьбу последней полевой французской армии. Она решает в то же время судьбу Меца и армии Базена; об освобождении этой армии теперь не может быть и речи; ей также придется капитулировать, быть может, на этой неделе, и, почти наверное, не позже следующей.
Остается еще огромный укрепленный лагерь — Париж, последняя надежда Франции. Укрепления Парижа образуют самый большой комплекс фортификационных сооружений из всех когда-либо построенных, но они еще ни разу не подвергались испытанию, и поэтому мнения об их достоинствах не только расходятся, но даже совершенно противоречат друг другу. Рассмотрев относящиеся к этому действительные факты, мы будем иметь прочную основу для своих выводов.
Монталамбер, французский кавалерийский офицер, но в то же время военный инженер выдающегося и, возможно, не имеющего себе равного дарования, первым предложил и разработал во второй половине XVIII столетия план окружения крепостей отдельными фортами на таком расстоянии, чтобы защитить саму крепость от бомбардировки. До него внешние укрепления — цитадели, люнеты и т. д. — были в большей или меньшей степени связаны с крепостной оградой или валом крепости и вряд ли когда-нибудь находились дальше от них, чем подошва гласиса. Он предложил создать достаточно большие и сильные форты, способные самостоятельно выдерживать осаду и удаленные от крепостных валов города на 600— 1200 ярдов и даже более. Во Франции к этой новой теории в течение многих лет относились презрительно, между тем как в Германии, где после 1815 г. нужно было укрепить линию Рейна, она нашла ревностных последователей. Кёльн, Кобленц, Майнц и позже Ульм, Раш-татт и Гермерсгейм были окружены отдельными фортами. При этом предложения Монта-ламбера были несколько
изменены Астером и другими, и, таким образом, возникла новая система фортификации, известная под названием немецкой школы. Постепенно и французы начали сознавать выгоды устройства отдельных фортов, и во время сооружения укреплений Парижа сразу стало ясно, что бесполезно окружать город огромным поясом крепостных валов, если не прикрыть его отдельными фортами, в противном случае брешь, проделанная в одном месте крепостного вала, повлечет за собой падение всей крепости.
В современных войнах неоднократно было доказано важное значение подобных укрепленных лагерей, образованных поясом отдельных фортов, с главной крепостью в качестве их ядра. Мантуя по своему расположению была укрепленным лагерем, таким же лагерем в 1807 г. в большей или меньшей степени был Данциг, и это были единственные крепости, которые задержали Наполеона I. В 1813 г. Данциг снова смог оказать продолжительное сопротивление благодаря своим отдельным фортам — преимущественно полевым укреплениям[51]. Вся кампания Радецкого в 1849 г. в Ломбардии зависела от укрепленного лагеря Вероны, который сам был ядром знаменитого четырехугольника крепостей[52]. Точно так же в Крымской войне все зависело от судьбы укрепленного лагеря Севастополя, который держался так долго только потому, что союзники не были в состоянии обложить его со всех сторон и воспрепятствовать доставке припасов и подкреплений осажденным[53].
Севастополь является для нас наиболее подходящим примером, так как размеры его укрепленной площади были больше, чем во всех предыдущих случаях. Но Париж значительно больше даже Севастополя. Линия окружающих его фортов имеет протяжение около 24 миль. Возрастает ли пропорционально сила крепости?
Укрепления сами по себе являются образцовыми. Они чрезвычайно просты: обыкновенная крепостная ограда, состоящая из бастионов, даже без единого равелина перед куртинами; форты по большей части четырех- или пятиугольные с бастионами, вовсе не имеющие равелинов или других внешних укреплений; местами устроены горнверки или кронверки[54] для прикрытия внешних возвышенных участков. Эти укрепления приспособлены не столько для пассивной, сколько для активной обороны. Предполагается, что парижский гарнизон выйдет в поле, использует форты в качестве опорных пунктов для своих флангов и постоянными вылазками большого масштаба сделает невозможной правильную осаду любых двух или трех фортов. Таким образом, форты защищают гарнизон города от слишком близкого подхода неприятеля, гарнизон же должен защищать форты от осадных батарей; он должен постоянно разрушать сооружения осаждающих. Добавим, что расстояние фортов от крепостных валов исключает возможность эффективной бомбардировки города до тех пор, пока не будут взяты, по крайней мере, два—три форта. Добавим также, что расположение города при слиянии Сены и Марны, чрезвычайная извилистость русла обеих рек и значительная цепь холмов на наиболее опасной северо-восточной стороне, представляют большие естественные преимущества, которые были наилучшим образом использованы при планировании крепостных сооружений.
Если указанные условия смогут быть выполнены, а двухмиллионное население будет регулярно получать продовольствие, то Париж, несомненно, явится исключительно сильной крепостью. Заготовка продовольствия для жителей не представляет больших трудностей, если взяться за нее вовремя и осуществлять систематически. Весьма сомнительно, было ли это сделано в данном случае. То, что предприняло прежнее правительство, представляется принятой наспех и даже бессмысленной мерой. Создание запасов живого скота без фуража для него было явной нелепостью. Можно предположить, что если немцы будут действовать со своей обычной решительностью, то они обнаружат, что Париж плохо обеспечен продовольствием для продолжительной осады.
Но что можно сказать о главном условии — об активной обороне, о выступлениях гарнизона из крепости для нападения на неприятеля, вместо того чтобы поражать противника из-за крепостных валов? Чтобы полностью использовать силу своих укреплений и не дать неприятелю возможности воспользоваться слабой стороной крепости — отсутствием у главных рвов прикрывающих внешних укреплений, — в Париже среди его защитников должна находиться регулярная армия. В этом и состояла основная идея тех, кто разработал план этих укреплений. Они полагали, что разбитая французская армия, коль скоро будет установлено, что она неспособна удерживать противника в открытом поле, должна отступить к Парижу и принять участие в обороне столицы либо непосредственно, — в качестве гарнизона, достаточно сильного, чтобы постоянными атаками воспрепятствовать правильной осаде и даже полному обложению, — либо же косвенно, занимая позицию за Луарой, пополняя там свои силы и затем, как только представятся удобные случаи, производя нападения на слабые пункты осаждающей стороны, которые неизбежно обнаружатся в ее чрезвычайно растянутой линии обложения.
Однако все поведение французского командования в этой войне способствовало тому, чтобы лишить Париж этого единственного существенно важного условия его обороны. Из всей французской армии сохранились лишь войска, оставшиеся в Париже, и корпус генерала Винуа (13-й, первоначально корпус Трошю), всего быть может 50000 человек; это главным образом, если не полностью, четвертые батальоны и мобильная гвардия. К ним можно добавить, пожалуй, еще 20000—30000 солдат четвертых батальонов и неопределенное количество мобилен из провинции, необученных новобранцев, совершенно непригодных для военных действий в открытом поле. Мы видели на примере Седана, как мало пользы бывает от подобных войск в бою. Несомненно, когда за ними имеются форты, к которым можно отойти, они будут более надежными, а несколько недель обучения, дисциплинирования и боев, конечно, повысят их боевые качества. Но активная оборона такой большой крепости, как Париж, требует передвижения больших сил в открытом поле, боевых действий по всем правилам на значительном расстоянии впереди прикрывающих фортов и осуществления попыток прорваться через линию обложения или воспрепятствовать его завершению. Однако для нападения на более сильного противника, когда требуется внезапность и натиск, а войска для этой цели должны быть превосходно дисциплинированы и обучены, — нынешний гарнизон Парижа вряд ли окажется пригодным.
Мы предполагаем, что соединенные Третья и Четвертая германские армии численностью в 180000 человек появятся у Парижа в течение следующей недели, окружат его подвижными отрядами кавалерии, разрушат железнодорожные пути, тем самым уничтожат все шансы на снабжение в значительных размерах и подготовят правильное обложение, которое будет завершено по прибытии Первой и Второй армий после падения Меца. После этого у немцев останется достаточное количество войск для отправки за Луару, чтобы прочесать эту местность и помешать всякой попытке формирования новой французской армии. Если Париж не сдается, тогда должна будет начаться правильная осада, которая при отсутствии активной обороны может быть проведена сравнительно быстро. Таков был бы нормальный ход событий, если бы существовали только военные соображения; но теперь создалось такое положение, когда военные соображения могут быть оттеснены политическими событиями, предсказывать которые здесь не входит в нашу задачу.
Пока немецкие армии идут на Париж и, достигнув его, положат начало новому этапу войны, у нас есть время бросить взгляд назад на то, что происходило позади фронта полевых войск,
