стр. 195. Ред], снова проявляет признаки активности. Столкновения около Луаньи и Пате[109], о которых сообщается из Тура, очевидно, те же самые, о которых упоминается и в телеграмме из Мюнхена, а судя по ней, фон дер Танн добился успеха к западу от Орлеана. И в данном случае каждая из сторон утверждает, что победа была одержана ею. Вероятно, через день или через два мы получим из этого района больше сведений, а так как мы все еще ничего не знаем об относительном расположении обеих сторон, то было бы бесполезно заниматься предсказаниями.
Напечатано в «The Pall Mall Gazette» № 1812, 3 декабря 1870 г.
ШАНСЫ ВОЙНЫ
Последнее поражение французской Луарской армии и отступление Дюкро за Марну — предполагая, что это отступление было таким решительным, как об этом сообщалось в субботу [См. настоящий том, стр. 196—199. Ред.]— окончательно определяют судьбы впервые предпринятых совместных действий для освобождения Парижа. Они потерпели полную неудачу, и публика снова начинает задавать вопрос, не доказывает ли этот новый ряд неудач неспособность французов к дальнейшему успешному сопротивлению, не лучше ли было бы сразу прекратить игру, сдать Париж и подписать уступку Эльзаса и Лотарингии.
Дело в том, что в памяти людей совсем не сохранилось представления о настоящей войне. Крымская, Итальянская и австро-прусская войны — все они были всего лишь войнами, которые ведутся с соблюдением определенных условностей, войнами правительств, заключавших мир, как только разрушалась или изнашивалась их военная машина. Настоящей войны, войны, в которой участвует сам народ, мы не видели в центре Европы в течение нескольких поколений. Мы видели ее на Кавказе, в Алжире, где борьба продолжалась почти беспрерывно свыше двадцати лет; мы могли бы видеть ее в Турции, если бы союзники турок предоставили им защищаться своими собственными, принятыми у них самих способами. Но дело в том, что наши условности дают право на подлинную самооборону одним лишь варварам; мы предполагаем, что цивилизованные государства будут сражаться соответственно этикету и что подлинная нация не будет повинна в такой неучтивости, как продолжение борьбы, после того, как официальная нация вынуждена была сдаться.
И вот французы действительно совершают такую неучтивость. К досаде пруссаков, считающих себя наилучшими знатоками военного этикета, французы решительно продолжают сражаться в течение трех месяцев после того, как официальная французская армия была изгнана с поля сражения; они даже совершили то, на что в этой кампании была абсолютно неспособна их официальная армия. В одном случае они добились крупного успеха, а их отдельные действия были успешными во многих случаях; они захватывали у неприятеля орудия, транспорты и пленных. Правда, они только что понесли ряд тяжелых поражений; но эти поражения ничего не значили в сравнении с теми, на которые обычно бывала обречена их бывшая официальная армия при встрече с тем же противником. Правда, их первая попытка освободить Париж от армии обложения посредством одновременного наступления изнутри и извне потерпела полную неудачу, но разве отсюда непременно следует, что у них не осталось возможностей для второй попытки?
Обе французские армии, как Парижская, так и Луарская, по свидетельству самих же немцев, сражались хорошо. Правда, они были разбиты силами, численно уступавшими им, но этого и следовало ожидать от молодых, только что организованных войск, которым противостоят ветераны. Их движения на поле боя под огнем, по словам корреспондента «Daily News», который знает то, о чем он пишет, были быстрыми и уверенными; если им недоставало четкости, то этот недостаток был присущ также многим французским армиям, которые одерживали победы. Одно можно сказать безошибочно: эти армии доказали, что они являются армиями, и их противники вынуждены будут относиться к ним с должным уважением. Несомненно, что они составлены из самых разнообразных элементов. Имеются линейные батальоны с различным количеством старых солдат; есть мобили, обладающие самой различной степенью боеспособности, от обученных и вооруженных батальонов, хорошо укомплектованных офицерами, до батальонов необученных рекрутов, не имеющих еще элементарной строевой подготовки и не знающих ружейных приемов; есть франтиреры всех видов: хорошие, плохие и посредственные, — большинство из них, вероятно, принадлежит к последней категории. Но во всяком случае имеется ядро хороших боевых батальонов, вокруг которых могут группироваться остальные; если они в течение месяца будут участвовать в отдельных стычках и перестрелках, избегнув при этом крупных поражений, то все они дадут отличных солдат. При лучшей стратегии они и теперь могли бы добиться успеха, а вся стратегия, которая требуется в данный момент, состоит в том, чтобы отсрочить любое решительное сражение, что, как нам кажется, может быть достигнуто.
Но войска, сосредоточенные в Ле-Мане и близ Луары, представляют собой далеко не все вооруженные силы Франции. По крайней мере, еще 200000—300000 человек находятся в стадии организации в более отдаленных пунктах тыла. С каждым днем по своему уровню они все более приближаются к боеспособным войскам. С каждым днем, по крайней мере, в течение некоторого времени, число новых солдат, посылаемых на фронт, должно возрастать. И кроме них есть еще множество людей, чтобы занять их место. Оружие и боевые припасы поступают ежедневно в больших количествах; при наличии современных оружейных и литейных артиллерийских заводов, при наличии телеграфа и пароходов, в условиях господства на море недостатка в этом нечего опасаться. В течение месячного срока произойдет огромная перемена в боеспособности также и этих людей, а если бы они получили два месяца времени, то они представляли бы собой армии, способные серьезно нарушить спокойствие Мольтке.
За этими более или менее регулярными силами стоит многочисленный ландштурм, масса народа, который пруссаки заставили в этой войне вступить на путь самообороны, допускающей, по словам отца короля Вильгельма [Фридриха-Вильгельма III. Ред.], всякие средства. Когда Фриц [прусский кронпринц Фридрих-Вильгельм. Ред.] двигался от Меца к Реймсу, от Реймса к Седану, а оттуда к Парижу, о восстании народа не было и речи. Поражения императорских армий воспринимались в каком-то оцепенении; двадцать лет режима империи приучили народные массы к тупому и пассивному подчинению официальному руководству. Кое-где крестьяне участвовали в действительных боях, как это было в Базейле, но они представляли собой исключение. Однако едва только пруссаки расположились вокруг Парижа и распространили на окружающую местность опустошительную систему реквизиций, проводимых без всякого снисхождения, едва лишь они приступили к расстрелам франтиреров и стали сжигать деревни, оказывавшие помощь последним, и едва только они отвергли мирные предложения французов и заявили о своем намерении вести завоевательную войну, как все это изменилось. Вокруг них повсюду вспыхнула партизанская война, вызванная их собственными жестокостями, и теперь стоит лишь им вступить в новый департамент, как там повсеместно поднимается ландштурм. Кто читает в немецких газетах отчеты о продвижении армий герцога Мекленбургского и Фридриха-Карла, тот сразу заметит, какое исключительное влияние на их движение оказывает это неуловимое, то прекращающееся, то снова возникающее, но всегда создающее препятствия неприятелю, восстание народа. Даже многочисленная кавалерия этих армий, которой французам почти нечего противопоставить, в значительной мере обезврежена этой враждебностью всего населения, проявляемой активно или пассивно.
Рассмотрим теперь положение пруссаков. Из семнадцати дивизий, расположенных у Парижа, они, конечно, не имеют возможности выделить ни одной, пока Трошю может в любой день повторить свои вылазки en masse [массовые, общие. Ред.]. Для четырех дивизий Мантёйфеля в Нормандии и Пикардии в течение некоторого времени дела будет больше, чем они в состоянии выполнить; к тому же их могут оттуда и отозвать. Две с половиной дивизии Вердера могут продвинуться за Дижон разве только путем рейдов, и такое положение сохранится, по крайней мере, до тех пор, пока Бельфор не будет вынужден сдаться. Войска, предназначенные для охраны длинной и узкой коммуникационной линии, образуемой железной дорогой Нанси — Париж, не могут выделить ни одного солдата. Достаточно дел у 7-го корпуса, так как он обеспечивает гарнизонами крепости Лотарингии и ведет осаду Лонгви и Монмеди. Для действий в открытом поле против большей части центральных и южных областей Франции остается одиннадцать пехотных дивизий Фридриха-Карла и герцога Мекленбургского, насчитывающих, несомненно, не более 150000 человек, включая кавалерию.
Таким образом, пруссаки используют для удержания Эльзаса и Лотарингии, двух длинных коммуникационных линий до Парижа и Дижона и для обложения Парижа около двадцати шести дивизий, и все же они непосредственно занимают, по-видимому, менее одной восьмой части, а косвенно, — несомненно, не более четвертой части Франции. Для остальной части страны у них остается пятнадцать дивизий, из которых четыре находятся под командованием Мантёйфеля. Насколько далеко смогут они проникнуть в страну, всецело зависит от той силы народного сопротивления, которое они могут встретить. Но ввиду того, что все их коммуникации идут через Версаль — ибо поход Фридриха-Карла не открыл для него новой линии через Труа — и проходят в самом центре восставшей страны, то этим войскам придется распылять свои силы на широком фронте, оставлять в тылу отряды для охраны дорог и подавления населения; в результате они быстро достигнут такого положения, когда силы их настолько уменьшатся, что они уравновесятся с противостоящими им силами французов, и тогда шансы снова станут благоприятными для французов; или же эти немецкие армии должны будут действовать большими подвижными колоннами, которые будут двигаться по стране в разных направлениях, не подвергая ее постоянной оккупации. В таком случае регулярные французские войска могут на время отступать перед ними, и у этих войск окажется много удобных случаев для нападения на их фланги и тыл.
Несколько летучих отрядов, таких, какие в 1813 г. Блюхер направил в обход французских флангов, были бы весьма полезны, если их использовать для того, чтобы прерывать коммуникационную линию немцев. Эта линия уязвима почти на всем ее протяжении от Парижа до Нанси. Несколько отрядов, каждый в составе одного или двух эскадронов конницы и некоторого количества метких стрелков, совершая нападения на эту линию, разрушая железнодорожные пути, тоннели и мосты, нападая на поезда и т. д., значительно содействовали бы тому, чтобы немецкая кавалерия была отведена с фронта, где она особенно опасна. Впрочем, французы, конечно, не обладают настоящей «гусарской лихостью».
Все это мы говорим, основываясь на предположении, что Париж продолжает держаться. До сих пор только голод мог бы заставить Париж сдаться. По помещенное во вчерашнем номере «Daily News» сообщение корреспондента, находящегося в этом городе, если оно верно, рассеет многие опасения. Там
