либо о нерешительности генерала, либо о недостаточной силе его войск. Атака укрепленных позиций за рекой Лизен (или по другим картам Изель), которые Вердер подготовил для прикрытия осады Бельфора, началась только 15-го, а 17-го вечером Бурбаки, отчаявшись в успехе, прекратил ее. Теперь совершенно несомненно, что этот поход был предпринят с недостаточными силами. 15-й корпус был оставлен вблизи Невера, о 19-м мы не слышали в течение месяца; войска, прибывшие из Лиона, составляют только один армейский корпус — 24-й. Мы узнаем теперь, что в Дижон поспешно отправляются значительные подкрепления, но, ввиду того что сильные подкрепления быстро прибывают также и к противнику, это не даст Бурбаки возможности немедленно возобновить наступление.
Может возникнуть вопрос, следовало ли Бурбаки вести свои молодые войска на штурм укрепленных позиций, обороняемых оружием, заряжающимся с казенной части, но мы все еще мало знаем о тактической обстановке, в которой велся этот трехдневный бой; возможно, что Бурбаки и не мог поступить иначе.
То, что в прусской главной квартире не относились к походу Бурбаки о таким пренебрежением, с каким в большинстве своем относилась к нему публика здесь, в Лондоне, видно по той исключительной энергии, с какой были приняты меры для его отражения. Эти меры не оставляют сомнения в том, что в Версале стало известно о продвижении Бурбаки, как только он начал свой марш на восток, если не раньше. 2 января 2-й корпус получил приказ выступить в юго-восточном направлении от Парижа, к бассейну верхней Сены. Приблизительно в то же самое время Цастров с 13-й дивизией выступил из окрестностей Меца на Шатильон. 9-го, непосредственно после падения Рокруа, 14-я дивизия (оставшаяся из состава 7-го корпуса Цастрова) получила приказ отправиться из Шарлевиля к Парижу, а оттуда следовать за 2-м корпусом; а уже 15-го мы узнаем, что ее передовые подразделения (батальон 77-го полка) вели бой вблизи Лангра. В то же самое время из Германии в южный Эльзас были спешно направлены войска ландвера, а Мантёйфель, очевидно, обязан своим новым назначением [См. настоящий том, стр. 237. Ред.] именно этому первому серьезному движению против наиболее слабого пункта всей немецкой линии. Если бы Бурбаки имел достаточно войск, чтобы разбить Вердера, он мог бы отбросить его назад в долину Рейна, расположить свои войска так, чтобы между ними и Вердером находилась горная цепь Вогезов, и двинуться с большей частью своих войск против этих подкреплений, которые он мог бы атаковать по частям, по мере того, как они прибывали с разных сторон. Он мог бы проникнуть к линии железной дороги Париж — Страсбург, а в этом случае весьма сомнительно, возможно ли было бы продолжать обложение Парижа. Поражение Бурбаки нисколько не свидетельствует об ошибочности его движения со стратегической точки зрения; оно доказывает только, что это движение было предпринято с недостаточными силами. Автор этих «Заметок» по-прежнему придерживается того мнения, что наиболее надежный план освобождения Парижа в самый короткий срок — это наступление на железную дорогу Страсбург — Париж; это единственная сквозная железнодорожная линия, которой располагают немцы, так как нам в настоящее время известно, что вторая линия, через Тионвиль и Мезьер, все еще не может быть использована; ее нельзя будет использовать и в течение еще некоторого времени, так как в Арденнах был взорван тоннель. Между прочим, это второй случай в данной войне, когда разрушение тоннеля прекращает железнодорожное движение на месяцы, в то время как разрушенные мосты и виадуки каждый раз восстанавливаются в невероятно короткие сроки.
Что касается Шанзи, то он, очевидно, совершил очень серьезную ошибку, вообще вступив в решительное сражение. Он, по-видимому, был осведомлен о движении Бурбаки почти месяц тому назад; ему, очевидно, было известно, что действительной целью этого движения являлось освобождение Парижа и что в это время армия Фридриха-Карла могла всеми своими силами обрушиться на него. Он не был вынужден принимать сражение; наоборот, медленно отступая и все время ведя арьергардные бои, подобно тому как он действовал в декабре, создав себе этим хорошую репутацию, он мог бы завлечь своего противника дальше, чем это было бы безопасно для последнего. У него было вполне достаточно времени, чтобы отправить свои запасы в надежные места, а также имелась возможность отойти либо в Бретань с ее укрепленными морскими портами, либо через Нант в южном направлении от Луары. Кроме того, Фридрих-Карл не мог бы со всеми своими силами следовать за ним так далеко. Такое отступление, продиктованное военной обстановкой, больше бы соответствовало нашему прежнему представлению о деятельности Шанзи; а так как он должен был знать, что полученные им новые подкрепления ни по своему снаряжению и вооружению, ни по своей дисциплине еще не пригодны для генерального сражения, то мы не можем не прийти к заключению, что сражение под Ле-Маном было вызвано не военными, а политическими соображениями и что ответственным за него является не Шанзи, а Гамбетта. Что касается теперешнего отступления Шанзи, то оно, конечно, чрезвычайно затруднено предшествовавшим ему поражением; но Шанзи отличается большим уменьем проводить отступления, и победителям до сих пор, по-видимому, не удалось существенно ослабить сплоченность его армии. В противном случае они могли бы привести основательные доказательства в подкрепление своего утверждения, что эта армия «обнаруживает признаки разложения». Действительно ли отступление армии Шанзи ведется в различных расходящихся направлениях, достоверно неизвестно. Во всяком случае из того, что часть его войск отступила на Алансон, а другая в направлении на Лаваль еще не обязательно следует, что первые будут оттеснены на полуостров Котантен в направлении на Шербур, а вторые в Бретань в направлении на Брест. Так как французский флот в течение нескольких часов может перейти из одного порта в другой, то даже это не было бы серьезным бедствием. Местность в Бретани, благодаря наличию там большого количества живых изгородей — таких же густых, как и на острове Уайт, только гораздо более многочисленных — чрезвычайно благоприятна для обороны, особенно с неопытными войсками; их низкие боевые качества там почти не дают о себе знать. Фридрих-Карл вряд ли захочет запутаться в лабиринте, в котором армии Первой республики много лет боролись с обыкновенным крестьянским восстанием[125].
В отношении всей январской кампании мы должны сделать следующий вывод — французы повсюду проиграли ее, из-за того, что они пытались одновременно выполнить много различных задач. Они могут надеяться на победу, только сосредоточив массу своих войск в одном месте с риском быть временно отброшенными на других участках, где они, конечно, должны были бы избегать решительных сражений. Если они этого не сделают и притом быстро, то можно считать, что Париж обречен. Но, если они будут действовать по этому давно установленному принципу, они все еще смогут победить — каким бы мрачным ни выглядело их нынешнее положение. Немцы получили теперь все подкрепления, на которые они могли рассчитывать в течение последующих трех месяцев; в то же время в учебных лагерях у французов должно быть, по меньшей мере, от 200000 до 300000 человек, которые за это время будут подготовлены для встречи с противником.
ЗАМЕТКИ О ВОЙНЕ. — XXXVIII
Война опять вступила в критический период, который может оказаться критическим в полном смысле этого слова. С того момента, как мы узнали, что в Париже правительством установлены нормы выдачи хлеба, не может быть больше никакого сомнения в том, что наступило начало конца. Как скоро последует за этим предложение о сдаче — это второстепенный вопрос. Мы предполагаем, таким образом, что осажденной армии силой в 500000 вооруженных людей предстоит сдаться 220000 осаждающих на любых условиях, какие осаждающим заблагорассудится предложить. Окажется ли возможным осуществить это без новой борьбы, видно будет впоследствии, во всяком случае, никакая борьба не сможет существенно изменить положения вещей. Продержится ли Париж еще две недели, удастся ли части этих 500000 вооруженных людей проложить себе путь через линию обложения, это не окажет большого влияния на дальнейший ход войны.
Мы считаем, что за такие результаты осады главную ответственность несет генерал Трошю. Он, конечно, оказался неспособным сформировать армию из того бесспорно превосходного материала, который находился в его распоряжении. У него было почти пять месяцев для того, чтобы подготовить из своих людей солдат; но и в конце осады они, видимо, сражаются не лучше, чем в ее начале. Заключительная вылазка из Валерьена[126] была проведена далеко не так энергично, как предыдущая вылазка через Марну; в ней, по-видимому, очень много театрального эффекта и очень мало ярости отчаяния. Недостаточно сказать, что войска были непригодны для атаки укреплений, защищаемых испытанными в боях немецкими солдатами. А почему они были непригодны? Пять месяцев — достаточный срок, чтобы превратить людей, которыми командовал Трошю, в весьма неплохих солдат, причем осада большого укрепленного лагеря создает наиболее подходящие условия для этой цели. Несомненно, после ноябрьских и декабрьских вылазок люди пали духом; но произошло ли это потому, что они убедились в превосходстве противника или же потому, что они совершенно перестали верить в мнимую решимость Трошю вести борьбу до конца? Все сообщения из Парижа единогласно приписывают отсутствие успехов тому, что у солдат нет доверия к высшему командованию. И это правильно. Мы не должны забывать, что Трошю орлеанист и как таковой испытывает смертельный страх перед Ла-Виллетом, Бельвилем и другими «революционными» кварталами Парижа. Он боялся их больше, чем пруссаков. Это не просто наше предположение или умозаключение. Мы знаем из источника, не вызывающего никаких сомнений, о письме, посланном из Парижа одним членом правительства [Ж. Фавром; см. настоящий том, стр. 499. Ред.], в котором говорится, что от Трошю со всех сторон требовали энергичного наступления, но последний неизменно от этого отказывался, говоря, что подобный образ действий мог бы отдать Париж в руки «демагогов».
Падение Парижа, таким образом, является теперь почти несомненным. Непосредственно после Сен-Кантена, Ле-Мана и Эрикура это будет тяжелым ударом для французской нации, и моральное воздействие его при таких обстоятельствах будет очень велико. Более того, события, надвигающиеся на юго-востоке, могут придать этому удару в моральном отношении сокрушающую силу. Бурбаки, по-видимому, задерживается в окрестностях Бельфора слишком долго, и это наводит на мысль, что он совершенно не понимает своего положения. 24-й корпус под командованием Брессоля находился 24-го еще в Бламоне, приблизительно в двенадцати милях южнее Монбельяра, у самой швейцарской границы; и если даже это был лишь арьергард Бурбаки, все-таки нельзя рассчитывать
