судит о нем только на основании отзывов печати. Относительно опровержения г-на Оджера могу только сказать, что на заседании Совета ожидали его присутствия и что он был осведомлен о намерении Совета в ближайшее время выпустить воззвание; у него спросили, не возражает ли он против того, что в связи с этим будет фигурировать его имя, на что он ответил «нет». Пусть общественное мнение само делает выводы. Я могу добавить, что отставку гг. Лекраф-та и Оджера Совет принял единогласно.
Остаюсь, милостивый государь, Ваш покорный слуга
Джон Хейлз, секретарь Генерального Совета Международного Товарищества Рабочих
256, Хай Холборн, Лондон, Уэстерн Сентрал
К. МАРКС
РЕДАКТОРУ ГАЗЕТЫ «NEUE FREIE PRESSE» ФРИДЛЕНДЕРУ[267]
Уважаемый друг!
Не будете ли Вы столь любезны поместить следующее заявление в Вашей газете и переслать мне соответствующий номер.
Дружески преданный Вам
Карл Маркс
В РЕДАКЦИЮ ГАЗЕТЫ «NEUE FREIE PRESSE»
В венской «Presse»[268] под заглавием «Социалистическая вечеринка» помещен фельетон, помеченный инициалом В.; в этом фельетоне имею честь фигурировать я. Как утверждает В., он встречал меня на вечеринке у Герцена. Он даже вспоминает речи, которые я там произносил.
Будучи решительным противником Герцена, я постоянно избегал встречи с ним и потому никогда в жизни не видел этого человека.
Я сомневаюсь в том, что В., обладающий такой пылкой фантазией, вообще когда-либо бывал в Лондоне. «Мраморные лестницы», которые В. видел даже в «коттедже» Герцена, здесь бывают только во дворцах.
Настоящим предлагаю этому В., которому не дают покоя лавры «Paris-Journal» и подобных полицейских органов, назвать себя.
Карл Маркс
Лондон, 30 июня 1871 г.
К. МАРКС
РЕДАКТОРУ «PALL MALL GAZETTE» ГРИНВУДУ[269]
Я заявил в «Daily News» — и Вы перепечатали мое заявление в «Pall Mall Gazette», — что «ответственность за обвинения, выдвинутые против Жюля Фавра и К°, несу один лишь я» [См. настоящий том, стр. 380. Ред].
Во вчерашнем номере Вашей газеты Вы заявили, что эти обвинения являются «клеветой» Я заявляю, что клеветник — Вы. Не моя вина, что Вы так же невежественны, как и наглы. Если бы мы жили на континенте, я бы привлек Вас к ответу иным способом.
Карл Маркс
Хаверсток-Хиглл, Лондон, Норд-Уэст, 30 июня 1871 г.
Ф. ЭНГЕЛЬС
ВОЗЗВАНИЕ «ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА ВО ФРАНЦИИ» И АНГЛИЙСКАЯ ПРЕССА
Лондон, 30 июня. — С тех пор как существует Лондон, ни одно печатное произведение не производило такого сильного впечатления, как воззвание Генерального Совета Интернационала. Большая пресса попыталась было сначала пустить в ход свой излюбленный прием полного замалчивания, но уже через несколько дней они убедились, что на сей раз это ей не удастся. «Telegraph»[270], «Standard», «Spectator», «Pall Mall Gazette», «Times» должны были, одна за другой, посвятить этому «достопримечательному документу» свои передовые. Затем в газетах появились письма читателей, обращавшие особое внимание на те или другие места воззвания. Затем — снова передовые, а в конце недели опять отзывы в еженедельниках. Вся печать должна была единодушно признать, что Интернационал — это европейская великая держава, с которой приходится считаться и которую нельзя устранить, замалчивая ее существование. Все должны были признать также мастерство литературного стиля воззвания; по словам «Spectator», язык воззвания столь же могуч, как язык Уильяма Коббета. Что буржуазная печать почти единодушно ополчится против документа, который так энергично отстаивает пролетарскую точку зрения и решительно берет под защиту Парижскую Коммуну, — этого следовало ожидать. Неудивительно также, что сфабрикованные парижскими полицейскими газетками штибериады[271] и документы совершенно другой организации (бакунинского Альянса социалистической демократии), ответственность за которые Жюль Фавр хотел свалить на Интернационал, несмотря на публичный протест Генерального Совета, все же были приписаны Интернационалу. Однако под конец вся эта шумиха надоела даже филистеру. «Daily News» забила отбой, a «Examiner» — единственная газета, которая вела себя действительно прилично, — в обстоятельной статье решительно вступилась за Интернационал. Под влиянием газетной шумихи два английских члена Генерального Совета, — из которых один (Оджер) уже давно спелся с буржуазией, а другой (Лекрафт), с тех пор как был избран в лондонский школьный совет, стал, по-видимому, гораздо больше прислушиваться к мнению «респектабельных» людей, — заявили о своем выходе из Генерального Совета, и отставка их была принята единогласно. Они уже заменены двумя другими английскими рабочими [Дж. Рочем и А. Тейлором. Ред.] и вскоре почувствуют, что значит предать пролетариат в решительный момент.
Один английский поп, Луэллин Девис, сетовал в «Daily News» по поводу содержащихся в воззвании резкостей в адрес Жюля Фавра и К°; он высказал пожелание, чтобы правильность или лживость этих обвинений была установлена хотя бы путем судебного процесса французского правительства против Генерального Совета. На следующий день Карл Маркс заявил в той же газете, что он как автор воззвания берет на себя личную ответственность за эти обвинения [См. настоящий том, стр. 380. Ред.]; однако французское посольство не получило, по-видимому, предписания предъявить ему обвинение в клевете. Наконец «Pall Mall Gazette» заявила, что в этом дескать и нет надобности, что личность государственного деятеля как таковая всегда священна, нападкам же могут подвергаться лишь его публичные действия. Разумеется, если бы то, что характеризует личность английских государственных деятелей, было бы предано гласности, то настал бы день страшного суда для олигархического и буржуазного мира.
Появившаяся в венской газете «Wanderer»[272] статья негодяя Нечаева о Нечаеве обошла всю немецкую прессу; в ней прославляются его подвиги вместе с подвигами Серебренникова и Элпидина. Если это повторится, мы выскажемся подробнее об этой почтенной троице. А пока заметим только, что Элпидин — известный русский шпион.
К. МАРКС Г-н УОШБЕРН, АМЕРИКАНСКИЙ ПОСОЛ В ПАРИЖЕ[273]
НЬЮ-ЙОРКСКОМУ ЦЕНТРАЛЬНОМУ КОМИТЕТУ СЕКЦИЙ МЕЖДУНАРОДНОГО ТОВАРИЩЕСТВА РАБОЧИХ В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ АМЕРИКИ
Граждане!
Генеральный Совет Товарищества считает своим долгом сообщить вам через печать данные о поведении американского посла г-на Уошберна во время гражданской войны во Франции.
I
Нижеследующее заявление сделано г-ном Робертом Ридом, шотландцем, который прожил в Париже 17 лет и во время гражданской войны состоял корреспондентом лондонской газеты «Daily Telegraph» и «New-York Herald»[274]. Следует отметить, кстати, что газета «Daily Telegraph» искажала в интересах версальского правительства даже те краткие телеграфные сообщения, которые посылал в эту газету г-н Рид.
Г-н Рид, находящийся теперь в Англии, готов подтвердить свое заявление в форме affidavit[ заявления перед судьей, равносильного показанию под присягой. Ред.].
«Звон набата, смешиваясь с грохотом пушек, продолжался всю ночь. Спать было невозможно. Где же, думал я, представители Европы и Америки? Возможно ли, чтобы при виде этого потока невинно пролитой крови они не сделали попыток к примирению? Я не мог больше мириться с этой мыслью и, зная, что г-н Уошберн в городе, решил немедленно же повидаться с ним. Кажется, это было 17 апреля; впрочем, точная дата может быть установлена по моему письму лорду Лайонсу, которому я писал в тот же день. Направляясь к резиденции Уошберна, я встретил по дороге, когда пересекал Елисейские поля, множество санитарных повозок, заполненных ранеными и умирающими. Снаряды рвались вокруг Триумфальной арки, и к длинному списку жертв Тьера прибавилось еще множество невинных людей.
Дойдя до № 95 на улице Шайо, я спросил консьержа, как пройти к послу Соединенных Штатов, и был направлен на второй этаж. В Париже ваше имущественное и общественное положение почти безошибочно определяется лестницей или этажом, где расположена ваша квартира; это своего рода социальный барометр. В квартире первого этажа с окнами на улицу вы обнаружите маркиза, а на пятом этаже с окнами во двор — скромного мастерового; разделяющие их лестницы указывают на существующую между ними социальную пропасть. Не встретив, поднимаясь по лестнице, дюжих лакеев в красных штанах и шелковых чулках, я подумал: «Да! американцы зря не бросаются деньгами, — мы же их просто расточаем».
Войдя в комнату секретаря, я спросил г-на Уошберна. — «Желаете ли Вы видеть его лично?» — «Да». Обо мне доложили, и я был допущен к нему. Он сидел, развалясь в удобном кресле, и читал газету. Я ожидал, что он встанет, но он продолжал сидеть, по-прежнему не выпуская из рук газеты, — поступок крайне грубый в стране, где люди обычно так вежливы.
Я сказал г-ну Уошберну, что с нашей стороны было бы бесчеловечно, если бы мы не попытались добиться примирения. Удастся нам это или нет — во всяком случае, наш долг попытаться это сделать; и момент для этого казался особенно благоприятным, так как пруссаки в то время настойчиво требовали от Версаля окончательного урегулирования положения. Совместное воздействие Америки и Англии склонило бы чашу весов в пользу мира.
«Парижане — бунтовщики, — ответил г-н Уошберн, — пусть они сложат оружие». Я возразил, что национальная гвардия имеет законное право носить свое оружие, но что вопрос не в этом. Когда гуманность поругана, цивилизованный мир имеет право вмешаться, и я прошу Вас о сотрудничестве с лордом Лайонсом в этом деле. Г-н Уошберн: «Эти версальцы ничего не желают слушать». — «Если они откажутся, моральная ответственность ляжет на них». Г-н Уошберн: «Я этого не нахожу. Я тут ничего не могу сделать. Вам бы лучше повидаться самому с лордом Лайонсом».
Так кончилось наше свидание. Я покинул г-на Уошберна глубоко разочарованный. В его лице я встретил грубого и надменного человека, совершенно лишенного тех братских чувств, которых можно было бы ожидать от представителя демократической республики. Я имел честь дважды беседовать с лордом Каули, когда он был нашим представителем во Франции. Его откровенность и любезное обращение составляли разительный контраст с холодным, самонадеянным и лжеаристократическим тоном американского посла.
Я убеждал также и лорда Лайонса, что Англия обязана во имя человечности всемерно содействовать примирению, так как был уверен, что британское правительство не может, не навлекая на себя проклятия каждого гуманного человека, равнодушно смотреть на такие зверства, как бойня на станции Кламар и в Мулен-Саке, не говоря уже об ужасах в Нейи. Лорд Лайонс ответил мне устно через своего секретаря, г-на Эдуарда Малита, что он препроводил
