не «ясно» ли, что программа Лассаля ничем не отличается от программы Маркса, которого он признавал за своего учителя. В брошюре против Шульце-Делича Лассаль… изложив свои основные понятия о социально-политическом развитии новейшего общества, говорит прямо, что эти идеи и даже терминология принадлежат не ему, а г-ну Марксу… Тем «страннее» кажется протест г-на Маркса, напечатанный после смерти [Подчеркнуто и у Бакунина. Ред.] Лассаля во введении к сочинению о капитале. Маркс горько жалуется, что его обокрал Лассаль, присвоив его идеи. Протест чрезвычайно «странный» со стороны коммуниста, проповедующего коллективную собственность и не понимающего, что идея, раз высказанная, перестает быть собственностью лица. Другое дело, если бы Лассаль переписал“ «одну или несколько страниц… » (стр. 276). „В противоположность своему учителю, Марксу, который силен в теории, в закулисной или подземной интриге и, напротив, теряет всякое значение и силу на поприще публичном, Лассаль был самой природой создан для открытой борьбы на практическом поле“ (стр. 277). „Вся либеральная и демократическая буржуазия глубоко его возненавидела; «товарищи-единомышленники», социалисты, марксисты и сам Маркс сосредоточили против него всю силу недоброжелательной «зависти» (Neids). Да, они ненавидели его так же глубоко, как и буржуазия; пока он был жив, они не смели высказать своей ненависти, потому что он был для них слишком силен“ (стр. 277, 278).

„Мы уже высказывали наше глубокое отвращение к теории Лассаля и Маркса, рекомендующей работникам, если не как последний идеал, то, по крайней мере, как ближайшую главную цель, — основание «народного государства», которое, по их объяснению, будет не что иное, как пролетариат, «возведенный на степень господствующего сословия». Спрашивается, если пролетариат будет господствующим, то над кем он будет господствовать? «Значит» (das bedeutet, das meint), останется еще другой пролетариат, который будет подчинен этому новому господству, новому“ «государству» (Staat).

Это значит, покуда существуют другие классы, в особенности класс капиталистический, покуда пролетариат с ним борется (ибо с приходом пролетариата к власти еще не исчезают его враги, не исчезает старая организация общества), он должен применять меры насилия, стало быть, правительственные меры; если сам он еще остается классом и не исчезли еще экономические условия, на которых основывается классовая борьба и существование классов, они должны быть насильственно устранены или преобразованы, и процесс их преобразования должен быть насильственно ускорен.

„Например, «крестьянская чернь» (das gemeine Bauernvolk, der Bauernpobel), как известно не пользующаяся благорасположением марксистов и которая, находясь на низшей степени культуры, будет, вероятно, управляться городским и фабричным пролетариатом“.

Значит там, где крестьянин существует в массовом масштабе как частный земельный собственник, там, где он даже образует более или менее значительное большинство, как во всех странах западноевропейского континента, там, где он не исчез и не заменен сельскохозяйственными батраками, как в Англии, — там произойдет следующее: либо крестьянин станет препятствовать и приведет к крушению всякую рабочую революцию, как он это делал до сих пор во Франции, либо же пролетариат (ибо крестьянин-собственник не принадлежит к пролетариату; даже тогда, когда по своему положению он к нему принадлежит, он думает, что не принадлежит к нему) должен в качестве правительства принимать меры, в результате которых непосредственно улучшится положение крестьянина и которые, следовательно, привлекут его на сторону революции; меры, которые в зародыше облегчают переход от частной собственности на землю к собственности коллективной, так чтобы крестьянин сам пришел к этому хозяйственным путем; но нельзя огорошивать крестьянина, провозглашая, например, отмену права наследования или отмену его собственности; последнее возможно только там, где арендатор-капиталист вытеснил крестьянина, и настоящий земледелец стал таким же пролетарием, наемным рабочим, как и городской рабочий, и, следовательно, имеет с ним одни и те же интересы непосредственно, а не косвенно; тем более нельзя укреплять парцелльную собственность, увеличивая парцеллы путем простой передачи больших имений крестьянам, как в бакунинском революционном походе.

„Или, если взглянуть с национальной точки зрения на этот вопрос, то, положим, для немцев славяне по той же причине станут к победоносному немецкому пролетариату в такое же рабское подчинение, в каком последний находится по отношению к своей буржуазии“ (стр. 278).

Ученический вздор! Радикальная социальная революция связана с определенными историческими условиями экономического развития; последние являются ее предпосылкой. Она, следовательно, возможна только там, где вместе с капиталистическим производством промышленный пролетариат занимает, по меньшей мере, значительное место в народной массе. И для того, чтобы он имел хоть какие-нибудь шансы на победу, он должен быть в состоянии mutatis mutandis сделать для крестьян непосредственно по меньшей мере столько же, сколько французская буржуазия во время своей революции сделала для тогдашнего французского крестьянина. Хороша идея, что господство рабочих включает в себя порабощение сельскохозяйственного труда! Но тут-то и проявляется затаеннейшая мысль г-на Бакунина. Он абсолютно ничего не смыслит в социальной революции, знает о ней только политические фразы. Ее экономические условия для него не существуют. Так как все существовавшие до сих пор экономические формы, развитые или неразвитые, включали порабощение работника (будь то в форме наемного рабочего, крестьянина и т. д.), то он полагает, что при всех этих формах одинаково возможна радикальная революция. Более того! Он хочет, чтобы европейская социальная революция, основывающаяся на экономическом базисе капиталистического производства, произошла на уровне русских или славянских земледельческих и пастушеских народов и чтобы она не переступала этого уровня; хотя он и видит, что мореплавание создает различие между братьями, но только мореплавание, ибо это — различие, известное всем политикам! Воля, а не экономические условия, является основой его социальной революции.

Часть страницы конспекта К. Маркса книги Бакунина «Государственность и анархия»

„Если есть «государство» (Staat), то непременно есть «господство» (Herrschaft), следовательно, и «рабство»; господство без рабства, открытого или замаскированного, немыслимо, вот почему мы враги“ «государства» (стр. 278).

„Что значит — пролетариат, «возведенный в господствующее сословие»“?

Это значит, что пролетариат, вместо того чтобы в каждом отдельном случае бороться против экономически привилегированных классов, достиг достаточной мощи и организованности, чтобы в борьбе против них применять общие средства принуждения; однако он может применять лишь такие экономические средства, которые упраздняют его собственный характер как наемного рабочего, следовательно как класса; поэтому с полной его победой кончается и его господство, ибо кончается его классовый характер.

„Неужели весь пролетариат будет стоять во главе управления?“

Неужели, например, в профессиональном союзе весь союз образует свой исполнительный комитет? Неужели на фабрике исчезнет всякое разделение труда и различные функции, из него вытекающие? А при бакунинском построении «снизу вверх» разве все будут «вверху»? Тогда ведь не будет никакого «внизу». Неужели все члены общины будут в равной мере ведать общими интересами «области»? Тогда не будет никакого различия между общиной и «областью».

„Немцов считают около сорока миллионов. Неужели же все сорок миллионов будут членами правительства?“

Certainly [Разумеется. Ред.], ибо дело начинается с общинного самоуправления. „Весь народ будет управляющим, а управляемых не будет“.

Когда человек сам управляет собой, то — по этому принципу — он не управляет собой; ведь он — только он сам и никто другой.

„Тогда не будет правительства, не будет государства, а если будет государство, то будут управляемые и рабы“ (стр. 279).

Это только значит: когда исчезнет классовое господство, не будет государства в нынешнем политическом смысле слова…

„Эта дилемма в теории марксистов решается просто. Под управлением народным они“ (то есть Бакунин) „разумеют управление народа посредством небольшого числа представителей, избранных народом“.

Asine! [Осел! Ред.] Это — демократический вздор, политическое пустословие! Выборы — политическая форма, даже в мельчайшей русской общине и артели. Характер выборов зависит не от этих названий, а от экономических основ, от экономических связей избирателей между собой, и с того момента, как функции эти перестали быть политическими, 1) не существует больше правительственных функций; 2) распределение общих функций приобретает деловой характер и не влечет за собой никакого господства; 3) выборы совершенно утратят свой нынешний политический характер.

„Всеобщее право избрания народных представителей и «правителей государства» целым народом, — такая вещь, как целый народ в нынешнем смысле слова — фантазия, — вот последнее слово марксистов, так же, как и демократической школы, — ложь, за которой кроется деспотизм управляющего меньшинства, тем более опасная, что она является как выражение мнимой народной воли“.

При коллективной собственности исчезает так называемая народная воля, чтобы уступить место действительной воле кооператива.

Итак, в результате: „управление огромного большинства народных масс привилегированным меньшинством. Но это меньшинство будет состоять из работников, говорят марксисты“.

Где говорят?

„Да, пожалуй, из бывших работников, но которые, лишь только они сделаются представителями или правителями народа, перестанут быть работниками“.

Не больше, чем теперь фабрикант, который не перестает быть капиталистом потому, что стал членом муниципального совета.

„и станут смотреть на всех обыкновенных рабочих с высоты «государственной»: они будут представлять уже не народ, а себя и свои «притязания» на управление народом. Тот, кто усомнится в этом, совеем не знаком с природой человека“ (стр. 279).

Если бы г-н Бакунин был знаком хотя бы с положением управляющего рабочей кооперативной фабрикой, то все его бредни о господстве полетели бы к черту. Ему пришлось бы себя спросить: какую форму смогут принять функции управления на основе такого рабочего государства, если ему угодно его так называть.

(стр. 279). „Но эти избранники будут горячо убежденные и к тому же ученые социалисты“.

„Беспрестанно употребляемые в сочинениях и речах лассальянцев и марксистов слова“ — слова „ученый социализм“, не употреблявшиеся никогда, и „научный социализм“, употребляемые только в противовес социализму утопическому, стремящемуся навязать народу новые бредни и иллюзии, вместо того, чтобы ограничить область своего познания изучением социального движения самого народа; смотри мою книгу против Прудона—

„сами собой доказывают“, что так называемое народное государство будет не что иное, как весьма деспотическое управление народных масс новой и весьма немногочисленной аристократией действительных или мнимых ученых. Народ не учен, значит он целиком будет освобожден от забот управления, целиком будет включен в управляемое стадо. Хорошо освобождение! (стр. 279—280).

„Марксисты чувствуют это“ (!) „противоречие и, сознавая, что управление ученых“ (quelle reverie! [какой бред! Ред.]) „самое тяжелое, обидное и презрительное в мире, будет, несмотря на все демократические формы, фактической диктатурой, — утешаются