его искренних демократов — не исключая и тех, которые, не поняв его намерений, дали увлечь себя и способствовали его падению, но потом, когда было уже поздно, горько раскаялись в своём безрассудстве. Одним из них был Бабёф, организатор знаменитого заговора, названного его именем. Этот заговор имел своей целью создание истинной республики, в которой не должно было быть места своекорыстию индивидуализма (аплодисменты), в которой должны были перестать существовать частная собственность и деньги, источники всех бедствий (аплодисменты), в которой счастье всех должно было основываться на общем труде и на равном для всех пользовании благами. (Бурные аплодисменты.) Эти прославленные мужи преследовали свою славную цель до самой смерти. Бабёф и Дарте запечатлели свои убеждения собственной кровью, Буонарроти пронёс сквозь годы тюрьмы, нищеты и старости свою верность тем великим принципам, которые мы смело провозглашаем сегодня вечером. Я должен ещё назвать героических депутатов — Ромма, Субрани, Дюруа, Дюкенуа и их товарищей; приговорённые к смерти аристократическими предателями Конвента, они, в присутствии своих убийц и бросая им вызов, лишили себя жизни одним и тем же кинжалом, который передавался из рук в руки. На этом я закончу первую часть своего тоста. Вторая его часть потребует лишь немногих слов с моей стороны, так как гораздо лучше об этом скажут присутствующие здесь французские демократы. Что принципы равенства возродятся и восторжествуют, в этом нет никакого сомнения; да они, собственно, уже возродились не только в форме республиканской программы, но и в форме коммунизма, ибо, насколько мне известно, повсюду во Франции в настоящее время имеются коммунистические общества. Впрочем, говорить об этом подробнее я предоставляю моему другу д-ру Фонтену и его соотечественникам. Меня очень радует присутствие этих достойных демократов. Сегодня вечером они смогут лично убедиться в нелепости тирад французской военной партии против английского народа. (Аплодисменты.) Мы решительно отметаем прочь эту национальную рознь; мы испытываем презрение и отвращение к таким варварским приманкам и уловкам, как «естественные враги», «исконный враг» и «национальная слава». (Громкие аплодисменты.) Мы ненавидим все войны, кроме тех, которые народ вынужден вести против внутреннего угнетения или иноземного вторжения. (Аплодисменты.) Более того, мы отвергаем самое слово «чужеземец» — отныне оно должно исчезнуть из нашего демократического лексикона. (Бурные аплодисменты.) Пусть мы принадлежим к английской, французской, итальянской или немецкой ветви европейской семьи, нашим общим наименованием является «Молодая Европа», и под этим знаменем мы все вместе вступаем в бой против тирании и неравенства». (Продолжительные и бурные аплодисменты.)
После того как один немецкий коммунист{196} пропел «Марсельезу», Вильгельм Вейтлинг провозгласил второй тост:
«За Молодую Европу! Пусть демократы всех наций, отбросив былое соперничество и национальную рознь, объединятся в братскую фалангу для уничтожения тирании и для полного торжества равенства».
Вейтлинг был встречен с большим энтузиазмом. Недостаточно владея английским языком, он прочитал следующую речь:
«Друзья! Настоящее собрание свидетельствует о том чувстве, которое горит в груди каждого человека, о чувстве всеобщего братства. Пусть в результате полученного нами воспитания мы не пользуемся одними и теми же звуками, когда выражаем друг другу это общее чувство; пусть различия языка мешают нам делиться между собой этим чувством; пусть наши общие враги подхватывают и пускают в ход тысячи предрассудков, чтобы помешать развитию взаимного понимания и всеобщего братства; всё же, несмотря на все эти препятствия, это могучее чувство любви остаётся неискоренимым. (Аплодисменты.) Это чувство влечёт страдальца к товарищу по несчастью, влечёт борца за лучшую жизнь к соратнику в борьбе. (Аплодисменты.) Нашими соратниками были и те, чью революцию мы чествуем сегодня вечером; они были воодушевлены теми же стремлениями, которые соединяют и нас и которые, может быть, приведут нас к подобной же и, будем надеяться, более успешной битве. (Громкие аплодисменты.)
Во времена народных движений, когда привилегии наших внутренних врагов подвергаются большой опасности, эти враги стремятся направить наши предрассудки за пределы нашей естественной родины и заставить нас поверить, что по ту сторону границы люди угрожают нашим общим интересам. Какой обман! Спокойно обдумав всё это, мы очень скоро приходим к убеждению, что наш ближайший враг находится среди нас, в нашей собственной среде. (Возгласы: «Внимание, внимание!» и аплодисменты.) Не внешнего врага должны мы бояться, с этим бедным врагом обращаются так же, как и с нами; так же, как мы, он должен работать на тысячи никчёмных бездельников; как и мы, он поднимает оружие против других людей, понуждаемый к тому голодом и законом и подчиняясь своим страстям, которые находят почву в его невежестве. Власть имущие говорят нам, что наши братья жестоки и хищны; но есть ли более алчные хищники, чем те, кто нами управляет, обучает нас владеть оружием, кто ради сохранения своих привилегий натравливает нас друг на друга и ведёт пас на войну? (Аплодисменты.) Действительно ли наши общие интересы делают войну необходимой? Разве в интересах овец идти под предводительством волков против других овец, ведомых такими же волками? (Громкие аплодисменты.) Именно они — наши самые хищные враги; они отняли у нас всё, что нам принадлежало, и расточают паше добро в распутстве и наслаждениях. (Аплодисменты.) Они отнимают у нас наше собственное добро, потому что всё, что они тратят, произведено нами и должно принадлежать нам, производителям этих благ, нашим жёнам и детям. нашим старикам и больным. (Громкие аплодисменты.) Но посмотрите, как своими хитрыми уловками они отняли у нас всё и передали наше достояние банде ленивых тунеядцев. (Аплодисменты.) Да возможно ли, чтобы какой-нибудь иноземный враг ограбил нас больше, чем грабят нас наши внутренние враги в нашем собственном доме? Возможно ли, чтобы иностранцы истребляли наш народ ещё больше, чем это делают наши бессердечные толстосумы своей биржевой игрой, барышничеством и спекуляциями, своей денежной системой и своими банкротствами, своими монополиями, церковными поборами и земельной рентой; всеми этими средствами они вырывают из наших рук предметы первейшей жизненной необходимости и обрекают на смерть миллионы наших трудящихся братьев, не оставляя им даже достаточно картофеля, чтобы просуществовать! (Бурные аплодисменты.) Не достаточно ли ясно поэтому, что именно те, кто является всем благодаря деньгам и ничем без них, суть истинные враги рабочих во всех странах и что нет среди людей других врагов человеческого рода, кроме врагов рабочих? (Аплодисменты.) И возможно ли, что во время какой-нибудь войны между государствами нас будут обкрадывать и убивать больше, чем обкрадывают и убивают уже сейчас, в так называемое мирное время? Неужели же мы будем поощрять национальные предрассудки, кровопролитие и разбои только ради военной славы? Но что мы выиграем от этой глупой славы? (Аплодисменты.) Какое нам до неё дело, если наш интерес и наши лучшие чувства отвергают её? (Аплодисменты.) Не нам ли приходится расплачиваться за неё? (Аплодисменты.) Не нам ли приходится ради этого трудиться и истекать кровью? (Новый взрыв аплодисментов.) Какой ещё интерес могут представлять для нас все эти завоевательные походы и кровопролития, кроме одного: воспользовавшись обстоятельствами, обратиться против грабителей и палачей — аристократии всех наций? (Восторженные аплодисменты.) Она, эта аристократия, и только она одна систематически промышляет грабежом и убийством. Бедняки являются лишь её невольными невежественными орудиями, она вербует их в любой нации из числа людей, наиболее заражённых национальными предрассудками и желающих видеть все народы под пятой своего собственного народа. Но приводите их сюда, на наше собрание, и они поймут друг друга, они подадут друг другу руку. Если бы перед какой-нибудь битвой защитники свободы могли обратиться с речью к своим братьям, то битвы бы не было; напротив, вместо неё состоялось бы собрание друзей, подобное нашему. О, если бы мы могли устроить хотя бы одно такое собрание на поле битвы, — как быстро справились бы мы со всеми алчными кровопийцами, которые теперь угнетают и разоряют нас! (Громкие аплодисменты.) Друзья, таково выражение общечеловеческого чувства, жар которого, сосредоточенный в фокусе всеобщего братства, зажигает огонь энтузиазма; он скоро растопит все стоящие на пути ледяные горы, слишком долго разделявшие между собой братьев». (Вейтлинг вернулся на своё место при долго не смолкавших аплодисментах.)
После Вейтлинга выступил д-р Берье-Фонтен, старый республиканец, который уже в первые годы господства буржуазии играл в Париже известную роль в Обществе прав человека, в 1834 г. был замешан в апрельском процессе[173], а в следующем году бежал из тюрьмы Сент-Пелажи вместе с остальными обвиняемыми (смотри книгу Луи Блана «История 10 лет»[174]); позже он шёл в ногу с дальнейшим развитием революционной партии во Франции и поддерживал дружественную связь с Pere{197} Кабе. Д-р Берье-Фонтен был встречен бурной овацией и сказал следующее:
«Граждане! Моя речь по необходимости будет краткой, потому что я недостаточно владею английским языком. С невыразимым удовлетворением я вижу, что английские демократы чествуют французскую республику. Я всем сердцем разделяю благородные чувства, которые выразил г-н Джулиан Гарни. Заверяю вас, что французский народ и не думает считать английский народ своим врагом. Если некоторые французские журналисты пишут против английского правительства, то это не значит, что они пишут против английского народа. Правительство Англии ненавистно во всей Европе, потому что это не правительство английского народа, а правительство английской аристократии. (Аплодисменты.) Французские демократы очень далеки от того, чтобы питать вражду к английскому народу, они желают, наоборот, побрататься с ним. (Громкие аплодисменты.) Республиканцы Франции боролись не за одну только Францию, а за всё человечество; они стремились установить равенство и распространить его благословенные плоды на весь мир. (Бурные аплодисменты.) Они объявили всё человечество своими братьями и вели борьбу только против аристократий других нации. (Аплодисменты.) Я могу заверить вас, граждане, что принципы равенства уже возродились к новой жизни. Коммунизм шествует вперёд гигантскими шагами по всей Франции. Коммунистические ассоциации распространились по всей стране, и я надеюсь, что мы скоро доживём до великой конфедерации демократов всех стран. которая обеспечит торжество республиканского коммунизма по всей Европе». (Д-р Фонтен вернулся на своё место под шум возобновившихся аплодисментов.)
После того как тост за «Молодую Европу» был подхвачен тремя громогласными «ура» и «ещё одним ура», почтили память Томаса Пэйна и павших демократов всех стран, а затем память демократов Англии, Шотландии и Ирландии; были провозглашены тосты за высланных чартистов Фроста, Уильямса, Джонса и Эллиса, за О’Коннора, Данкомба и других пропагандистов Хартии, а в заключение было провозглашено троекратное «ура» газете «Northern Star». Затем были исполнены демократические песни на всех языках (я не нахожу упоминания только о немецком), и праздник закончился в самой сердечной братской атмосфере.
