и скучились, выбрасывая из своих труб густой дым. Благодаря такому расположению Аштон производит гораздо более приветливое впечатление, чем большинство других фабричных городов: улицы шире и чище, яркокрасные коттеджи выглядят более свежо и уютно. Зато эта новая система постройки коттеджей для рабочих имеет свои дурные стороны, так как за каждой такой улицей скрывается гораздо более грязная задняя улица, в которую ведёт узенький боковой проход. Я не видел и в Аштоне ни одного здания, которому могло бы быть больше пятидесяти лет, если не считать нескольких домов на окраине, однако и здесь есть улицы, где стоят скверные, обветшалые коттеджи с расшатанными, вываливающимися кирпичами, с потрескавшимися стенами и обвалившейся внутри штукатуркой; эти улицы, грязные и чёрные от копоти, своим видом ни в чём не уступают улицам остальных городов округа, разве только, что здесь они составляют не правило, а исключение.
Одной милей дальше на восток лежит Стейлибридж, тоже у реки Тейм. Если от Аштона подняться на гору, то на вершине её увидишь справа и слева большие красивые сады с роскошными особняками, похожими на виллы, большей частью построенными в елизаветинском стиле, который так же относится к готическому стилю, как протестантско-англиканская религия к апостолической римско-католической. Ещё сотня шагов — и перед глазами появляется в долине Стейлибридж. Но какой резкий контраст с роскошными виллами и даже со скромными коттеджами Аштона! Стейлибридж расположен в извилистой и ещё более узкой чем долина Стокпорта ложбине, оба склона которой покрыты коттеджами, домами и фабриками, разбросанными в полном беспорядке. Приближаясь к городу, замечаешь, что уже первые коттеджи тесны, закопчены, стары, ветхи, а каковы первые дома, таков и весь город. Лишь немногие улицы тянутся по дну узкой долины; большинство, переплетаясь, вьются вверх и вниз по её склонам, и, вследствие такого наклонного расположения улиц, нижний этаж почти во всех домах наполовину врыт в землю. Какая масса дворов, задних улиц и закоулков образуется при такой хаотической системе застройки видно с горы, откуда город раскрывается местами почти как с высоты птичьего полёта. Если к этому прибавить ещё ужасную грязь, то станет понятным, почему этот город, при всей красоте своих окрестностей, производит такое отвратительное впечатление.
Но довольно об этих менее значительных городах. Каждый из них имеет свои особенности, но в общем рабочие живут в них так же, как в Манчестере. Вот почему я обрисовал только особенности застройки каждого из них; прибавлю лишь, что все замечания общего характера о состоянии рабочих жилищ в Манчестере целиком применимы и к окружающим его городам. Перейдём же теперь к главному городу.
Манчестер лежит у подножья южного склона цепи холмов, которая тянется от Олдема между долинами реки Эруэлл и реки Медлок и заканчивается холмом Керсолл-Мур, являющимся одновременно ипподромом и «Священной горой» Манчестера[102]. Собственно Манчестер расположен на левом берегу Эруэлла, между этой рекой и её двумя притоками — Эрком и Медлоком, впадающими здесь в Эруэлл. На правом берегу Эруэлла, стиснутый в крутом изгибе этой реки, лежит Солфорд, а далее к западу — Пендлтон; к северу от Эруэлла находятся Верхний и Нижний Бротон; к северу от Эрка — Читем-Хилл, к югу от Медлока лежит Хьюлм, далее к востоку — Чорлтон-он-Медлок, а ещё далее, немного на восток от Манчестера, — Ардуик. Всё это нагромождение домов в обиходе называется Манчестером и насчитывает население в 400 тыс. человек, никак не меньше, а скорее больше. Сам город расположен так своеобразно, что человек может прожить в нём много лет, выходить на улицу ежедневно и ни разу не побывать в рабочем квартале и даже не прийти в соприкосновение с рабочими, если вообще будет выходить только по своим делам или на прогулку. Объясняется это главным образом тем, что, вследствие неосознанного молчаливого соглашения, а также вполне определённого осознанного расчёта, рабочие районы самым строгим образом отделены от тех частей города, которые предоставлены буржуазии, и там, где этого нельзя сделать открыто, это делается под прикрытием милосердия. В центре Манчестера находится довольно обширный торговый район, охватывающий пространство в полмили в длину и столько же в ширину и почти весь состоящий из контор и товарных складов (warehouses). Почти весь этот район нежилой, ночью становится совершенно пустынным и безлюдным, и только дежурные полицейские проходят по узким и тёмным улицам со своими потайными фонарями. Местность эта прорезана несколькими главными улицами, на которых сосредоточено огромное движение и где нижние этажи домов заняты нарядными магазинами; на этих улицах верхние этажи кое-где заселены, и здесь уличная жизнь не прекращается до поздней ночи. За исключением этой торговой части весь Манчестер, в узком смысле, весь Солфорд и Хьюлм, значительная часть Пендлтона и Чорлтона, две трети Ардуика и отдельные участки в Читем-Хилле и Бротоне — всё это составляет один сплошной рабочий район, охватывающий торговую часть поясом шириной в среднем в полторы мили. За этим поясом живёт высшая и средняя буржуазия, средняя — на прямых улицах недалеко от рабочих кварталов, именно в Чорлтоне и в расположенных дальше частях Читем-Хилла, а высшая — ещё дальше, в загородных домах и виллах Чорлтона и Ардуика или на хорошо проветриваемых возвышенностях Читем-Хилла, Бротона и Пендлтона — на чистом, здоровом деревенском воздухе, в роскошных удобных жилищах, мимо которых каждые четверть или полчаса проходят идущие в город омнибусы. И самое интересное во всём этом то, что эта богатая денежная аристократия может проехать через все эти рабочие кварталы, чтобы кратчайшим путём попасть в свои конторы в центре города, даже не заметив, что вблизи, справа и слева, в грязи гнездится нищета. Дело в том, что главные улицы, расходящиеся от биржи по всем направлениям к окраинам города, состоят из двух почти непрерывных рядов магазинов и населены, следовательно, средней и мелкой буржуазией, которая уже ради своей собственной выгоды хочет и может заботиться о приличном и чистом их виде. Правда, эти магазины всегда имеют нечто родственное с теми районами, которые лежат позади них, и потому в торговых кварталах и вблизи тех районов, где живёт буржуазия, они более элегантны, чем там, где за ними скрываются грязные коттеджи рабочих. И всё же они достаточно чисты для того, чтобы скрыть от глаз богатых дам и господ со здоровыми желудками и слабыми нервами нищету и грязь, составляющие дополнение к их богатству и роскоши. Так, например, улица Динсгейт тянется от старой церкви прямо на юг, представляя собой сначала двойной ряд товарных складов и фабрик, которые затем сменяются магазинами второго ранга и несколькими пивными, а далее к югу, где торговый квартал кончается, более невзрачными магазинами, становящимися чем дальше, тем грязнее, и всё чаще уступающими место кабакам и трактирам, пока, наконец, на южном конце улицы самый вид лавочек не оставляет никакого сомнения в том, что их клиентами являются рабочие и только рабочие. Так же выглядит Маркет-стрит, которая тянется от биржи на юго-восток: сначала идут нарядные магазины первого ранга, а в верхних этажах — конторы и товарные склады; далее (на Пиккадилли) тянутся колоссальные отели и товарные склады; ещё дальше (на Лондон-род), возле реки Медлок, расположены фабрики, трактиры и магазины для низших слоев буржуазии и для рабочих; затем у Ардуик-Грина тянутся дома для высшей и средней буржуазии и за ними большие сады и виллы наиболее богатых фабрикантов и купцов. Таким образом, можно, зная Манчестер по главным улицам, умозаключить о состоянии прилегающих к ним кварталов, но очень редко удаётся отсюда разглядеть подлинный вид самих рабочих районов. — Я прекрасно знаю, что эта лицемерная система застройки более или менее свойственна всем большим городам; я знаю также, что розничный торговец уже по самому характеру своей торговли должен располагаться на главных улицах с большим движением; я знаю, что на таких улицах всегда бывает больше хороших домов, чем плохих, и что вблизи их стоимость земли выше, чем в более отдалённых местах. И всё же я нигде не видел, чтобы рабочий класс так систематически не допускался на главные улицы, чтобы всё то, что может оскорбить глаза и нервы буржуазии, так заботливо прикрывалось, как это делается здесь, в Манчестере. Между тем Манчестер менее чем какой-либо Другой город строился по полицейским предписаниям или определённому плану, а в гораздо большей мере складывался случайно. Если при этом принять во внимание страстные заверения буржуазии о том, что рабочим прекрасно живётся, начинает казаться, что такая постыдная планировка города произошла не без участия либеральных фабрикантов, манчестерских «big wigs»{74}.
Добавлю ещё, что почти все фабричные здания расположены вдоль трёх рек и различных каналов, пересекающих город, и перехожу к описанию самих рабочих кварталов. Это прежде всего манчестерский Старый город, расположенный между северной границей торгового квартала и рекой Эрк. Здесь улицы, даже лучшие из них, как Тодд-стрит, Лонг-Миллгейт, Уити-Гров и Шед-Хилл, узкие и кривые, дома грязные, старые и ветхие, а постройки в переулках и совсем отвратительны. Если пойти от старой церкви вдоль улицы Лонг-Миллгейт, то справа сейчас же начинается ряд старомодных домов, в котором не сохранилось ни одного не покривившегося фасада, — это остатки старого Манчестера, Манчестера допромышленной эпохи, былые обитатели которого вместе со своими потомками переселились в лучше застроенные части города и предоставили эти дома, ставшие для них слишком неудобными, населению из рабочих, среди которых много ирландцев. Здесь нам представляется рабочий квартал в почти неприкрытом виде, ибо даже магазинам и трактирам на главной улице никто не пытается придать сколько-нибудь опрятный вид. Но это всё ещё ничто в сравнении с переулками и дворами, которые расположены во втором ряду и куда можно попасть только через узкие крытые проходы, в которых даже два человека не могут разминуться. Такого беспорядочного, наперекор всем правилам разумной архитектуры, нагромождения домов, такой тесноты, вследствие которой дома буквально прилеплены один к другому, просто нельзя себе представить. И дело здесь не только в постройках, сохранившихся со времён старого Манчестера. Беспорядок был доведён до апогея лишь в самое последнее время, когда повсюду, где способ застройки, свойственный более ранним эпохам, сохранил хотя бы вершок незастроенного пространства, стали достраивать и пристраивать, пока, наконец, между домами не осталось ни одного кусочка, на котором ещё можно было бы что-нибудь построить. Для подтверждения своих слов я даю здесь рисунок небольшой части плана Манчестера. Это — далеко не худший участок и он составляет менее десятой части всего Старого города.
