днем ударный отряд в авангардных схватках, а сохранять его в неприкосновенности до решающего дня» опущены. Ред.] — вот наша главная задача. И только одно средство могло бы временно задержать и даже отбросить на некоторое время назад непрерывный рост социалистических боевых сил в Германии: крупное столкновение с войсками, кровопускание, как в 1871 г. в Париже. Со временем мы преодолели бы и это. Нельзя стереть с лица земли партию, насчитывающую миллионы, для этого не хватит всех магазинных ружей Европы и Америки. Но это задержало бы нормальный ход развития, в критический момент мы остались бы, возможно, без ударного отряда, решающая битва [В тексте «Die Neue Zeit» и отдельного издания «Классовой борьбы по Франции» 1895 г. слова «в критический момент мы остались бы, возможно, без ударного отряда» опущены, а вместо слов «решающая битва» напечатано: «решение». Ред.] была бы отсрочена, отдалена и стоила бы более тяжелых жертв.
Ирония всемирной истории ставит все вверх ногами. Мы, «революционеры», «ниспровергатели», мы гораздо больше преуспеваем с помощью легальных средств, чем с помощью нелегальных или с помощью переворота. Партии, называющие себя партиями порядка, погибают от созданного ими же самими легального положения. В отчаянии они восклицают вместе с Одилоном Барро: la legalite nous tue, законность нас убивает[522], между тем как мы при этой законности наживаем упругие мускулы и красные щеки и цветем, как вечная жизнь. И если мы не будем настолько безрассудны, чтобы в угоду этим партиям дать себя втянуть в уличную борьбу, то им в конце концов останется лишь одно: самим нарушить эту роковую законность.
Тем временем они составляют новые законы против переворота. Опять-таки все поставлено вверх ногами. Разве сегодняшние фанатичные враги переворота не были вчера сами ниспровергателями? Разве мы вызвали гражданскую войну 1866 года? Разве мы прогнали короля ганноверского, курфюрста гессенского, герцога нассауского из их родовых, законных, наследственных земель и захватили эти земли?[523] И эти ниспровергатели Германского союза и трех корон божьей милостью жалуются на переворот! Quis tulerit Gracchos de seditione querentes? [Разве терпимо, когда мятежом возмущаются Гракхи? (Ювенал, сатира вторая). Ред.] Кто может позволить поклонникам Бисмарка бранить переворот?
Но пусть они проводят свои законопроекты против переворота, пусть делают их еще более свирепыми, пусть превращают весь уголовный кодекс в каучук, — они достигнут лишь того, что представят новое доказательство своего бессилия. Для того чтобы ущемить социал-демократию всерьез, им придется прибегнуть еще к совершенно другим мерам. Против социал-демократического переворота, которому в настоящий момент идет на пользу как раз соблюдение законов, они могут пустить в ход лишь переворот со стороны партий порядка, переворот, который не может произойти без нарушения законов. Г-н Рёслер, прусский бюрократ, и г-н фон Богуславский, прусский генерал, показали им единственный способ, который можно было бы, пожалуй, пустить в ход против рабочих, не позволяющих себя вовлечь в уличную борьбу. Нарушение конституции, диктатура, возвращение к абсолютизму, regis voluntas suprema lex! [воля монарха — высший закон! Ред.] Смелей же, господа, тут нечего болтать, тут надо действовать!
Но не забывайте, что Германская империя, как и все мелкие государства и как все современные государства вообще, — продукт договора: во-первых, договора между государями и, во-вторых, договора между государями и народом. Если одна сторона нарушает договор, то теряет силу договор в целом, и другая сторона также освобождается от обязательств. Это великолепно продемонстрировал нам Бисмарк в 1866 году. Если вы, следовательно, нарушите имперскую конституцию, то социал-демократия тоже будет свободна от своих обязательств и сможет поступить по отношению к вам, как она сочтет нужным. Но что именно она сделает, — эту тайну она вряд ли поведает вам теперь [В тексте «Die Neue Zeit» и отдельного издания «Классовой борьбы во Франции» 1895 г. последние три фразы этого абзаца опущены. Ред.].
Почти ровно 1600 лет тому назад в Римской империи тоже действовала опасная партия переворота. Она подрывала религию и все основы государства, она прямо-таки отрицала, что воля императора — высший закон, она не имела отечества, была интернациональной; она распространилась по всем провинциям империи, от Галлии до Азии, и проникла за ее пределы. Долгое время она действовала скрыто, вела тайную работу, но в течение довольно уже продолжительного времени она чувствовала себя достаточно сильной, чтобы выступить открыто. Эта партия переворота, известная под именем христиан, имела много сторонников и в войсках; целые легионы были христианскими. Когда их посылали присутствовать на торжествах языческой господствующей церкви для оказания там воинских почестей, солдаты, принадлежавшие к партии переворота, имели дерзость прикреплять в виде протеста к своим шлемам особые знаки — кресты. Даже обычные в казармах притеснения со стороны начальников оставались безрезультатными. Император Диоклетиан не мог долее спокойно смотреть, как подрывались в его войсках порядок, послушание и дисциплина. Он принял энергичные меры, пока время еще не ушло. Он издал закон против социалистов, — то бишь против христиан. Собрания ниспровергателей были запрещены, места их собраний были закрыты или даже разрушены, христианские знаки — кресты и т. п. — были запрещены, как в Саксонии запрещены красные носовые платки. Христиане были лишены права занимать государственные должности, они не могли быть даже ефрейторами. Так как в то время еще не было судей, как следует выдрессированных по части «лицеприятия», судей, наличие которых предполагает внесенный г-ном фон Кёллером законопроект о предотвращении государственного переворота, то христианам было просто-напросто запрещено искать защиты в суде. Но и этот исключительный закон остался безрезультатным. Христиане в насмешку срывали текст закона со стен и даже, говорят, подожгли в Никомедии дворец, в котором находился в это время император. Тогда он отомстил массовым гонением на христиан в 303 г. нашего летосчисления. Это было последнее из гонений подобного рода. И оно оказало настолько сильное действие, что через 17 лет подавляющее большинство армии состояло из христиан, а следующий самодержец всей Римской империи, Константин, прозванный церковниками великим, провозгласил христианство государственной религией.
Ф. Энгельс
Лондон, 6 марта 1895 г.
В ПРАВЛЕНИЕ ЛОНДОНСКОГО КОММУНИСТИЧЕСКОГО ПРОСВЕТИТЕЛЬНОГО ОБЩЕСТВА НЕМЕЦКИХ РАБОЧИХ
Лондон, 11 марта 1895 г. 41, Риджентс-парк-род, Норд-Уэст
Уважаемый товарищ!
К сожалению на этот раз я не смогу принять участия в вашем мартовском празднике. Вследствие очередного приступа болезни, хотя и не серьезной, но поддающейся лечению только при условии абсолютного покоя, я опять прикован на несколько недель к дому. Надеюсь и желаю, чтобы мое отсутствие не повлияло на успех вашего праздника.
С наилучшими пожеланиями
Ваш Ф. Энгельс
Впервые опубликовано на русском языке в Сочинениях К. Маркса и Ф. Энгельса, 1 изд., т. XXIX, 1946 г.
ПРАВЛЕНИЮ НЕЗАВИСИМОЙ РАБОЧЕЙ ПАРТИИ[524]
Приношу Правлению сердечную благодарность за любезное приглашение, которое я вынужден отклонить, так как мой лечащий врач именно в настоящий момент решительно возражает против того, чтобы я принимал какие бы то ни было приглашения. Так как билет может быть использован для кого-нибудь другого, то я позволю себе возвратить его при сем.
Написано во второй половине апреля 1895 г.
ПРИЛОЖЕНИЯ
ИНТЕРВЬЮ Ф. ЭНГЕЛЬСА КОРРЕСПОНДЕНТУ ФРАНЦУЗСКОЙ ГАЗЕТЫ «L’ECLAIR» 1 АПРЕЛЯ 1892 ГОДА[525]
… Г-н Энгельс, противник интервью, согласился сделать для нас исключение и поделиться своими впечатлениями.
— Что думаете Вы, — спросили мы Энгельса, — по поводу недавних покушений, совершенных анархистами в Париже?
— Я вижу в этом лишь дело рук платных агентов-провокаторов, пытавшихся опорочить партии, в которых они играют какую-то роль. Правительство несомненно заинтересовано в том, чтобы эти взрывы происходили, ибо они служат одновременно и интересам буржуазии вообще, и интригам определенных политических групп, в частности. Действительно, их цель — привести население в состояние тревоги, ввести террор и установить господство реакции.
Точно такой же прием был применен недавно в Германии во время «волнений в Берлине»[526]. И здесь тоже мы будем правы, усматривая в этом дело рук полиции. Правда, в первый день этих мнимосоциалистических манифестаций кое-кто из наших введенных в заблуждение друзей принял участие в движении, но они быстро раскусили подлинный характер манифестации и тотчас же ретировались.
Доказательством этому может служить разграбление нескольких лавок, принадлежащих лицам, известным как социалисты. Процесс над арестованными мятежниками показал, что зачинщиками были антисемиты, которые стремились использовать голод некоторых бедняков, чтобы заставить их кричать: «Долой евреев!».
В Италии — та же система в связи с процессом против Чиприани и других анархистов. И здесь также действия агентов-провокаторов были разоблачены перед судом присяжных.
Но это не всегда удается. В Париже нашлись два-три мерзавца, сыгравшие на руку полиции, но никто, за исключением самой полиции, не посмеет утверждать, что они принадлежат к социалистической партии.
— Не опасаетесь ли Вы, что все эти внутренние потрясения приведут к тому, что правительства станут искать выхода в европейской воине? Например, ваш император Вильгельм…
— Нет. Я хочу, чтобы император Вильгельм подольше жил для наибольшего блага немецких социалистов, — смеясь сказал Энгельс. — Впрочем, я не верю в немедленную войну.
— А разве союз России и Франции не внушает Вам никакого опасения на этот счет?
— Никакого. В прошлом году, возможно, у России и были агрессивные поползновения.
Кронштадтские демонстрации[527] — чересчур уж явная предупредительность императорской России по отношению к республиканской Франции — могли показаться подозрительными. Концентрация войск на границе, казалось, также должна была вызывать некоторую тревогу. Но сегодня все обстоит совершенно иначе.
В самом деле, если бы Россия и захотела воевать, она не смогла бы этого сделать. В настоящий момент ей приходится вести борьбу с противником более грозным, чем все другие, — с голодом.
Этот бич не является результатом случайного неурожая, вызванного каким-либо стихийным бедствием. Это следствие новых общественных порядков в России.
Положение в России сильно изменилось после Крымской войны, во время которой целые полки гибли в снегах. Эта война означает начало великого перелома в русской истории. После полного поражения, продемонстрировавшего слабость России перед всей Европой, императору Николаю, приведенному в отчаяние жалким состоянием своей империи, ничего не оставалось, как отравиться. Александру II, вступившему на престол, необходимо было что-то предпринять, чтобы исправить ужасающее положение, в котором находилась его страна.
ПРИЧИНЫ ГОЛОДА В РОССИИ
Именно в этот период царь осуществил освобождение крепостных, освобождение, которое послужило поводом для перераспределения
