в результате чего австрийские, и особенно венские, рабочие завоевали себе совершенно иное место в движении. Еще несколько лет тому назад движение в Австрии сошло почти на нет, рабочие немецких и славянских коронных земель были расколоты на враждующие партии и расточали свои силы во внутренней борьбе; если бы всего лишь три года тому назад кто-нибудь стал утверждать, что Вена и вся Австрия 1 мая 1890 г. покажут всем пример, как надо отмечать классовый праздник пролетариата, — его подняли бы на смех. Не следует забывать об этом факте, когда нам приходится высказывать свое суждение о тех внутренних раздорах, которые все еще поглощают силы рабочих в других странах, например во Франции. Кто же станет утверждать, что Париж не сможет сделать того, что сделала Вена?
Но 4 мая Лондон затмил Вену. Самым важным и самым грандиозным во всем майском празднике я считаю то обстоятельство, что 4 мая 1890 г. английский пролетариат, проснувшись от сорокалетней зимней спячки, снова включился в движение своего класса. Чтобы понять это, необходимо ознакомиться с предысторией 4 мая.
В начале прошлого года самый большой и самый бедный в мире рабочий квартал — лондонский Ист-Энд — стал постепенно приходить в движение. 1 апреля 1889 г. был учрежден Профессиональный союз рабочих газовых предприятий и чернорабочих (Gas Workers and General Labourers Union); в настоящее время в нем насчитывается до 100000 членов. При активном содействии главным образом этого заинтересованного союза (многие рабочие зимой работают на газовых предприятиях, а летом в доках) происходила грандиозная стачка докеров, которая вывела из состояния пассивности даже низшие слои рабочих восточной части Лондона[99]. В настоящее время среди этих большей частью необученных рабочих стали один за другим возникать профессиональные союзы, а уже имеющиеся у них союзы, до сих пор влачившие жалкое существование, быстро расцветают. Однако между этими новыми тред-юнионами и старыми была очень большая разница. Старые тред-юнионы, охватывающие «обученных» рабочих, носят замкнутый характер; они совершенно не принимают рабочих, не прошедших цеховой выучки, и этим сами создают себе конкуренцию со стороны нецеховых рабочих; они богаты, но чем богаче они становятся, тем больше они вырождаются в простые больничные и похоронные кассы; они консервативны и всячески открещиваются от «проклятого» социализма, насколько и пока это возможно. Напротив, новые союзы «необученных» рабочих принимают каждого товарища по профессии; они являются в основном, а союзы рабочих-газовщиков даже исключительно, союзами для проведения стачек и стачечными кассами; и если в их рядах не все еще поголовно социалисты, то во всяком случае своими руководителями они непременно желают иметь только социалистов и никого другого. А социалистическая пропаганда активно ведется в Ист-Энде уже много лет; особенно много в этом отношении сделали Элеонора Маркс-Эвелинг и ее муж Эдуард Эвелинг, которые за последние четыре года нашли в «радикальных клубах»[100], состоящих почти исключительно из рабочих, самую благодатную почву для пропаганды, которую они настойчиво проводили и, как теперь обнаружилось, с большим успехом. Во время стачки докеров г-жа Эвелинг была одной из тех трех женщин, которые занимались распределением пособий, и в благодарность за это г-н Гайндман — дезертир Трафальгар-сквера[101] — оклеветал их, объявив, будто они заставляли платить им за это из стачечной кассы по три фунта стерлингов еженедельно. Стачкой в Силвертауне, происходившей также в Ист-Энде зимой прошлого года, г-жа Эвелинг руководила почти совсем одна[102]; в комитете рабочих газовых предприятий она представляет созданную ею же женскую секцию.
Осенью прошлого года рабочие газовых предприятий завоевали в Лондоне восьмичасовой рабочий день, но в южной части города, в результате неудачной стачки, они его снова потеряли[103] и получили достаточное доказательство, что и в северной части Лондона это завоевание обеспечено отнюдь не навсегда. Стоит ли удивляться тому, что эти рабочие о готовностью откликнулись на предложение г-жи Эвелинг провести в Лондоне в соответствии с решением Парижского конгресса майский праздник в пользу законодательного установления восьмичасового рабочего дня? Совместно с некоторыми социалистическими группами, радикальными клубами и другими тред-юнионами Ист-Энда рабочие образовали Центральный комитет, который должен был организовать с этой целью большую демонстрацию в Гайд-парке. После того как выяснилось, что всякая попытка провести эту демонстрацию в четверг 4 мая неминуемо обречена в этом году на неудачу, было решено перенести ее на воскресенье 4 мая.
Для того чтобы по возможности все лондонские рабочие приняли участие в демонстрации, Центральный комитет с наивным простодушием пригласил также и Лондонский совет тред-юнионов. Эта организация состоит из делегатов от лондонских тред-юнионов, притом главным образом от старых профессиональных союзов «обученных» рабочих, и в ней, как и следовало ожидать, большинство составляют пока антисоциалистические элементы. Совет тред-юнионов увидел, что движение в пользу восьмичасового рабочего дня угрожает перерасти через его голову. Старые тред-юнионы тоже выступают за восьмичасовой рабочий день, но не за его законодательное установление. Восьмичасовой рабочий день они понимают так, чтобы за восемь часов работы выплачивалась нормальная поденная плата, — столько-то за час, — но чтобы в то же время каждому было разрешено работать сверхурочно любое количество часов в день при условии повышенной оплаты каждого сверхурочно проработанного часа в размере, скажем, платы за полтора или два часа обычного времени. Следовательно, речь шла о том, чтобы направить демонстрацию по линии борьбы за восьмичасовой рабочий день, устанавливаемый по «свободному» соглашению, а не за рабочий день, превращенный в обязательное правило парламентским актом. С этой целью Совет тред-юнионов объединился с Социал-демократической федерацией вышеупомянутого г-на Гайндмана, обществом, которое действует так, будто бы оно было единоспасающей церковью английского социализма, и которое, поступив вполне последовательно, заключило союз навеки с французскими поссибилистами[104], послав делегацию на их конгресс, и потому с самого начала сочло майский праздник, установленный марксистским конгрессом, прегрешением против духа святого. Движение перерастало через голову также и этого общества; однако примкнуть к Центральному комитету означало подчиниться руководству «марксистов»; напротив, если бы Совет тред-юнионов взял дело в свои руки и если бы празднование состоялось не 1, а 4 мая, тогда это был бы уже не злокозненный «марксистский» майский праздник, и принять в нем участие было бы возможно. И несмотря на то, что пункт о законодательном установлении восьмичасового рабочего дня содержится в программе Социал-демократической федерации, она с радостью пошла на сделку с Советом тред-юнионов.
И вот новые союзники, вступившие в это странное сожительство, подстроили Центральному комитету такую каверзу, которая в политической практике английской буржуазии была бы, пожалуй, признана не только вполне допустимой, но и очень ловкой, но которую европейские и американские рабочие сочтут, вероятно, в высшей степени подлой. Дело в том, что при устройстве народных собраний в Гайд-парке их организаторы должны заранее уведомить о своем намерении министерство общественных работ (Board of Works) и договориться с ним о деталях, в частности получить разрешение провезти по траве повозки, которые должны служить трибунами. При этом существует такое правило, что если об одном собрании уже сделано уведомление, то второго собрания в тот же день в парке устраивать не разрешается. Центральный комитет подобного уведомления еще не сделал. Как только объединившиеся против него организации узнали об этом, они тотчас же известили о намерении провести 4 мая собрание в парке и получили разрешение на устройство семи трибун, проделав все это за спиной Центрального комитета.
Совет тред-юнионов и Федерация полагали, что парк на 4 мая тем самым заарендован и победа обеспечена. Совет созвал затем собрание делегатов от тред-юнионов, на которое были приглашены также два делегата от Центрального комитета; последний послал на собрание трех своих представителей, и среди них г-жу Эвелинг. Совет тред-юнионов держал себя по отношению к ним как хозяин положения. Он заявил, что участвовать в демонстрации и нести свои знамена могут только профессиональные союзы, следовательно, ни социалистическим союзам, ни политическим клубам этого не разрешается; на каком основании могла в таком случае участвовать в демонстрации Социал-демократическая федерация, — оставалось загадкой. Совет предложил собранию заранее составленный проект резолюции, из которого было вычеркнуто как раз требование законодательного установления восьмичасового рабочего дня; предложение восстановить это требование не было поставлено ни на обсуждение, ни на голосование. Наконец, Совет отказался допустить г-жу Эвелинг в качестве делегата, потому что она-де не является работником физического труда (что неверно), хотя сам председатель Совета г-н Шиптон вот уже добрых 15 лет и не думал заниматься своим ремеслом.
Рабочие из Центрального комитета были возмущены этой устроенной им каверзой. Демонстрация, казалось, окончательно попала в руки двух организаций, представлявших лишь незначительное меньшинство лондонских рабочих. И казалось, против этого не было другого средства, как взять штурмом трибуны Совета тред-юнионов, что и угрожали сделать рабочие-газовщики. Тогда Эдуард Эвелинг отправился в министерство и добился, вопреки существующим правилам, предоставления Центральному комитету права установить в парке также семь трибун. Попытка мошенническим путем использовать демонстрацию в интересах меньшинства сорвалась; Совет тред-юнионов присмирел и с радостью готов был вести с Центральным комитетом переговоры об организации демонстрации на равных началах.
Об этой предыстории надо знать, чтобы понять характер и оценить значение демонстрации. Предложенная рабочими Ист-Энда, недавно вступившими в движение, она встретила такое всеобщее сочувствие, что две организации, относившиеся друг к другу не менее враждебно, чем обе они относились к основной идее демонстрации, были вынуждены объединиться для того, чтобы захватить в свои руки руководство и использовать собрание в своих интересах. С одной стороны, консервативный Совет тред-юнионов, проповедующий равноправие капитала и труда, с другой стороны, выпячивающая свой радикализм Социал-демократическая федерация, разглагольствующая всегда, когда это безопасно, о социальной революции, — обе организации объединились для подлой каверзы, чтобы нажить себе капитал на глубоко ненавистной им обеим демонстрации. Вследствие этих событий собрание 4 мая раскололось на две части. На одной стороне — консервативные рабочие, кругозор которых не выходит за рамки системы наемного труда, и рядом с ними слабосильная, но властолюбивая социалистическая секта; на другой стороне — широкие массы недавно вступивших в движение рабочих, которые и слышать больше не желают о манчестерстве старых тред-юнионов[105] и стремятся своими силами завоевать себе полное освобождение и завоевать его совместно с теми союзниками, которых они сами избрали, а не с союзниками, которых навязывала им маленькая социалистическая клика. На одной стороне — застой, представленный тред-юнионами, которые сами еще не вполне освободились от цеховщины, и узколобой сектой, опирающейся на самых жалких союзников; на другой стороне — живое свободное движение вновь пробуждающегося английского пролетариата. Достаточно было бросить беглый взгляд, чтобы
