Теперь или никогда воспрянет она из своего униженного состояния! Если есть у немцев еще энергия, гордость и мужество, не пройдет и четырех недель, как мы тоже воскликнем:
«Да здравствует Германская республика!».
Написано Ф. Энгельсом 25–26 февраля 1848 г.
Напечатано в «Deutsche-Brusseler-Zeitung» № 17, 27 февраля 1848 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого
На русском языке впервые опубликовано в журнале «Вопросы истории» № 11, 1955 г.
Ф. ЭНГЕЛЬС
ПИСЬМО РЕДАКТОРУ ГАЗЕТЫ «NORTHERN STAR»
Ввиду важных событий, происшедших во Франции, позиция, занимаемая бельгийским народом и бельгийским правительством, представляет больший интерес, чем в обычное время. Спешу поэтому сообщить Вашим читателям о том, что произошло с пятницы 25 февраля.
В тот вечер Брюссель был охвачен всеобщим беспокойством и возбуждением. Ходили всякого рода слухи, но ничему по-настоящему не верили. Вокзал был полон народа: в толпе были представители всех классов, с нетерпением ожидавшие новостей. Присутствовал сам французский посол, бывший маркиз де Рюминьи. В половине первого ночи прибыл поезд, привезший славные известия о происшедшей в четверг революции, и вся масса людей прокричала в едином внезапном порыве энтузиазма: «Vive la Republique!»{176}. Новость быстро облетела весь город. В субботу все было спокойно. Но в воскресенье улицы были полны народа, и каждому хотелось знать, что будет предпринято двумя обществами — Демократической ассоциацией и Альянсом. Обе эти организации собрались вечером. Альянс — сборище буржуазных радикалов — решил ждать и таким образом отстранился от движения. Но Демократическая ассоциация приняла ряд очень важных решений, благодаря которым она поставила себя во главе движения. Было решено собираться не раз в неделю, а ежедневно, послать петицию в муниципальный совет с требованием, чтобы оружие получили все граждане каждого округа, а не одна только буржуазная гражданская гвардия. Вечером кое-где на улицах имели место волнения. Народ кричал: «Vive la Republique!» и толпился вокруг ратуши. Был произведен ряд арестов, но ничего сколько-нибудь значительного не произошло.
Среди арестованных лиц было два немца — политический эмигрант г-н Вольф и один рабочий. Вам должно быть известно, что здесь, в Брюсселе, существовало Немецкое рабочее общество, где обсуждались политические и социальные вопросы, и издавалась немецкая демократическая газета{177}. Немцы, проживавшие в Брюсселе, известны вообще как весьма активные и непоколебимые демократы. Они почти все состояли членами Демократической ассоциации, и вице-председатель Немецкого общества, д-р Маркс, являлся также вице-председателем Демократической ассоциации.
Правительство, отлично зная о мелком чувстве национализма, преобладающем среди определенного класса населения таких маленьких стран, как Бельгия, немедленно использовало это обстоятельство для распространения слуха о том, что вся агитация за республику исходит от немцев, людей, которым нечего терять, которые уже были изгнаны из трех-четырех стран за свои низкие поступки и вознамерились поставить себя во главе замышляемой ими бельгийской республики. Эта поразительная новость облетела в понедельник весь город, и не прошло и дня, как вся масса лавочников, из которых вербуется гражданская гвардия, подняла единодушный вой против немецких бунтовщиков, желающих ввергнуть в революцию их счастливое бельгийское отечество.
У немцев было назначено место встречи в кафе, куда каждый из них должен был доставлять последние новости из Парижа. Но шум, поднятый лавочниками, был так велик, и о мерах, принимаемых правительством против немцев, ходило столько различных слухов, что немцы вынуждены были отказаться даже от такого безобидного способа общения между собой.
В воскресенье вечером полиция уже успела предупредить хозяина кафе, которому принадлежало помещение, занимаемое Немецким обществом, чтобы он не разрешал в дальнейшем устраивать какие-либо собрания в этом помещении.
Все это время немцы держались исключительно хорошо. Подвергаясь самым подлым преследованиям со стороны полиции, они все же оставались на своем посту. Каждый вечер они присутствовали на собраниях Демократической ассоциации, Они избегали всякого шумного скопления на улицах, но, подвергая себя личному риску, давали понять, что в час опасности не оставят своих бельгийских собратьев.
Когда, несколько дней спустя, необычайное возбуждение, имевшее место в воскресенье и понедельник, улеглось, когда люди вернулись к своей работе, когда правительство оправилось от своего первого испуга, началась новая полоса преследований немцев. Правительством был опубликован ряд указов, по которым все иностранные рабочие, оставшиеся без работы, подлежали немедленной высылке из страны; подобную же участь должны были разделить все иностранцы без различия, паспорта которых оказались бы не в порядке. Проводя эти меры, правительство одновременно путем распространения различных слухов настраивало владельцев предприятий против всех иностранных рабочих, в результате чего немцу стало невозможно получить работу. Даже те, которые имели работу, лишились ее и с этого момента подпали под действие указа о высылке.
Правительство стало преследовать не только рабочих, оставшихся без работы, но и женщин. Молодой немецкий демократ, который, в соответствии с французскими и бельгийскими обычаями, живет вместе с одной француженкой на правах супруга и пребывание которого в Брюсселе, повидимому, беспокоило полицию, внезапно подвергся гонениям, выразившимся в преследовании его возлюбленной. Ссылаясь на отсутствие у нее документов, — кому в Бельгии когда-либо раньше приходило в голову спрашивать документы у женщины! — ей угрожали немедленной высылкой, причем полиция заявила, что это делается не столько из-за нее самой, сколько из-за того человека, с которым она проживает. Семь раз в течение трех дней полицейский комиссар являлся к ней на дом. Несколько раз ее вызывали к нему в участок и, наконец, отправили в сопровождении агента в центральное полицейское управление; если бы не вмешательство влиятельного бельгийского демократа, она несомненно была бы вынуждена покинуть страну.
Но все это еще пустяки. Преследования рабочих, распространение слухов о том, что такое-то и такое-то лицо должно быть арестовано, или о том, что во вторник вечером во всех кафе города будет устроена всеобщая облава на немцев, — все это, повторяю, пустяки по сравнению с тем, что я имею Вам сообщить.
В пятницу{178} вечером д-р Маркс в числе других получил королевский приказ, предписывавший ему покинуть страну в течение двадцати четырех часов. Он укладывал свои чемоданы, готовясь к отъезду, когда в час ночи, вопреки закону, запрещающему нарушать неприкосновенность жилищ граждан между заходом и восходом солнца, десять вооруженных полицейских агентов во главе с полицейским комиссаром ворвались в его квартиру, схватили его и отвели в тюрьму городской ратуши. Никаких оснований для ареста не было предъявлено за исключением того, что его паспорт якобы был не в порядке, хотя он предъявил им не менее трех документов и уже проживал в Брюсселе три года! Итак, его увели. Его жена, страшно встревоженная, немедленно побежала к бельгийскому адвокату г-ну Жотрану, председателю Демократической ассоциации, который всегда предлагал свои услуги преследуемым иностранцам; именно его дружеское вмешательство упоминалось в описанном выше случае. Возвращаясь, она встретила знакомого бельгийца, г-на Жиго. Он проводил ее домой. У дверей дома д-ра Маркса они увидели двух полицейских из числа тех, которые участвовали в аресте ее супруга. «Куда вы увели моего мужа?» — спросила она. «Если Вы последуете за нами, то мы покажем Вам, где он». Полицейские отвели ее вместе с г-ном Жиго к ратуше, однако, вместо того чтобы выполнить свое обещание, передали их обоих в руки полиции, и они были заключены в тюрьму. Г-жа Маркс, оставившая дома трех маленьких детей на руках у служанки, была помещена в камеру, где находилась группа проституток самого низкого пошиба, с которыми ей пришлось провести ночь. Утром ее перевели в другое помещение, совершенно не топленное, где она оставалась в течение трех часов, дрожа от холода. Г-н Жиго был также задержан. Г-на Маркса поместили в одну камеру с буйно помешанным, от которого ему ежеминутно приходилось обороняться. Все эти гнусности дополнялись в высшей степени грубым обращением тюремщиков.
В три часа дня г-жа Маркс и г-н Жиго предстали, наконец, перед судьей, который вскоре приказал их освободить. В чем же они обвинялись? В бродяжничестве, — на том основании, что ни он, ни она не имели при себе паспорта!
Г-н Маркс был также освобожден и ему было приказано покинуть страну в тот же вечер. Таким образом, после того как его незаконно продержали в тюрьме в течение 18 часов из тех 24-х, которые были даны ему на устройство своих дел, после того как не только он сам, но и его жена были разлучены на все это время со своими тремя детьми, из которых старшей девочке нет еще и четырех лет, он был выслан, не имея ни минуты для приведения своих дел в порядок.
Г-н Жиго за день до ареста только вышел из тюрьмы. В первый раз он был задержан в гостинице в шесть часов утра в понедельник вместе с тремя демократами из Льежа; все они были арестованы по обвинению в бродяжничестве, так как не имели при себе паспортов. Приказ об их освобождении был отдан во вторник, но вопреки всяким законам их продержали в тюрьме до четверга. Один из них, г-н Тедеско, до сих пор еще находится в тюрьме, при этом никому не известно, в чем же его обвиняют. И он, и г-н Вольф либо будут освобождены, либо предстанут перед судом в течение этой недели.
Я должен сказать, однако, что бельгийские рабочие и ряд демократов, принадлежащих к этой нации, в частности, г-н Жотран, отнеслись исключительно хорошо к преследуемым немцам. Они сумели подняться значительно выше всякого рода мелких чувств национальной обособленности. Они видят в нас не чужеземцев, а демократов.
Мне стало известно, что издан приказ об аресте бельгийского рабочего и мужественного демократа г-на де Гюаско. Другой демократ, г-н Дасси, арестованный в прошлое воскресенье по обвинению в мятеже, предстал вчера перед трибуналом; его приговор еще не оглашен.
Я ежедневно и ежечасно жду приказа о высылке, если не чего-нибудь худшего, так как никто не в состоянии предсказать, на что еще может решиться это бельгийско-русское правительство. Я готов к тому, что мне могут предложить выехать в любую минуту. Таково положение немецкого демократа в этой «свободной» стране, которая, как пишут газеты, ни в чем не уступает Французской республике.
Брюссель, 5 марта
Написано Ф. Энгельсом
Напечатано в газете «The Northern Star» № 544,
