капиталом!
Допустим, однако, что как рабочие, непосредственно вытесненные машинами, так и вся та часть молодого поколения, которая уже рассчитывала на заработок в данной отрасли, находят себе новую работу. Можно ли поверить, что новая работа будет оплачиваться так же высоко, как потерянная? Это противоречило бы всем экономическим законам. Мы видели, что современная промышленность несет с собой постоянную замену более сложной и высшей работы упрощенной, низшей.
Как же в таком случае масса рабочих, вытесненных машинами из одной отрасли промышленности, может найти пристанище в другой отрасли иначе, как при условии низшей, худшей оплаты?
Как на исключение, указывали на рабочих, занятых производством самих машин. Поскольку, мол, в промышленности требуется и потребляется больше машин, число их неизбежно должно увеличиваться, стало быть должно увеличиваться и производство машин, а вместе с тем и число занятых в этом производстве рабочих; а ведь рабочие, занятые в этой отрасли промышленности, принадлежат к числу квалифицированных, более того — образованных рабочих.
С 1840 г. это утверждение, уже и прежде верное лишь наполовину, утратило всякую тень правдоподобия, так как для производства машин все более всесторонне применяются машины, не больше и не меньше, чем при производстве хлопчатобумажной пряжи, и рабочие, запятые в производстве машин, по сравнению с весьма совершенными машинами могут играть только роль весьма несовершенных машин.
Но вместо одного вытесненного машиной мужчины фабрика дает работу, быть может, троим детям и одной женщине! А разве заработной платы мужчины не должно было хватать для прокормления троих детей и жены? Разве минимум заработной платы не должен был быть достаточным для поддержания и размножения рода? Что же в таком случае доказывают эти излюбленные буржуазные фразы? Только одно: что теперь для того, чтобы обеспечить заработок для одной рабочей семьи, потребляется вчетверо больше рабочих жизней, чем прежде.
Резюмируем: Чем больше возрастает производительный капитал, тем больше расширяется разделение труда и применение машин. Чем больше расширяется разделение труда и применение машин, тем более усиливается конкуренция между рабочими, тем более уменьшается их заработная плата.
К тому же рабочий класс пополняется и из более высоких слоев общества; в ряды пролетариата опускается множество мелких промышленников и мелких рантье, которым не остается ничего иного, как поскорее поднять свои руки рядом с руками рабочих. Таким образом, лес рук, простертых вверх с требованием работы, становится все более густым, а сами руки — все более худыми.
Само собой понятно, что мелкий промышленник не может выдержать такой войны{67}, одним из первых условий которой является производство в постоянно расширяющемся масштабе, т. е. необходимость быть именно крупным, а отнюдь не мелким промышленником.
Конечно, не требует дальнейших пояснений и то обстоятельство, что процент с капитала уменьшается в той же степени, в какой возрастает капитал, в какой увеличивается его масса и численность; что поэтому мелкий рантье лишается возможности существовать на свою ренту и должен устремиться в промышленность, т. е. пополнить собой ряды мелких промышленников и вместе с тем увеличить число кандидатов в пролетарии.
Наконец, в той же самой степени, в какой вышеописанный ход развития вынуждает капиталистов во все возрастающих масштабах эксплуатировать уже существующие исполинские средства производства и с этой целью приводить в движение все пружины кредита, в той же степени учащаются землетрясения{68}, при которых торговый мир сохраняется лишь благодаря тому, что приносит в жертву подземным богам часть богатства, продуктов и даже производительных сил, — словом, усиливаются кризисы. Они учащаются и становятся все острее уже потому, что по мере того как увеличивается масса продуктов, а следовательно, растет потребность в расширении рынков, все более суживается всемирный рынок, остается для эксплуатации все меньше рынков{69}, так как каждый предшествующий кризис вовлекал во всемирную торговлю новые или до того времени лишь поверхностно эксплуатировавшиеся ею рынки. Но капитал не только живет за счет труда. Как знатный варвар-рабовладелец, он уносит с собой в могилу трупы своих рабов — целые гекатомбы рабочих, погибающих во время кризисов. Мы видим, таким образом: если капитал растет быстро, то еще несравненно быстрее растет конкуренция между рабочими, т. е. чем быстрее растет капитал, тем относительно сальнее сокращаются средства занятости, средства к жизни для рабочего класса; и тем не менее быстрый рост капитала является условием, наиболее благоприятным для наемного труда.
(Продолжение следует)[299]
Написано К. Марксом на основе лекций, прочитанных им во второй половине декабря 1847 г.
Опубликовано в «Neue Rheinische Zeitung» № 264–267 и 269; 5–8 и 11 апреля 1849 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого
ВЫДАЧА ПОЛИТИЧЕСКИХ ЭМИГРАНТОВ
Кёльн, 12 апреля. Изданием приказов об аресте австрийские, немецких и ненемецких так называемых политических преступников, особенно Кошута, Бема, Перцеля и других венгерских героев, прусское правительство уже показало, в какой тесной связи находится прусская конституционная свобода с кровавой королевско-императорской военно-полевой юстицией. Существование entente cordiale {сердечного согласия. Ред.} между Потсдамом и Ольмюцем, несмотря на вопрос об императорской короне, несмотря на немецкий вопрос, шлезвиг-гольштейнский вопрос и другие вопросы, было фактом, который могли не замечать только дипломатничающие литературные кроты из «Kolnische Zeitung» и других искушенных в обмане органов печати. По что это entente cordiale дойдет до последней степени подлости, до позорной выдачи австрийцам политических эмигрантов, — это сюрприз, преподнесенный нам со стороны нашего прославленного министерства.
Если бы Роберт Блюм бежал из Вены в Пруссию, прусское правительство выдало бы его палачам.
Прусское правительство выдало 4 апреля сего года кровавым австрийским собакам из военно-полевых судов одного из соратников Роберта Блюма, венского кадета Хёкке. В «Oberschlesische Lokomotive» напечатана следующая корреспонденция из Ратибора {Польское название: Рацибуж. Ред.} от 4 апреля:
«Вчера днем сюда был доставлен из Бреславля на специальной подводе под конвоем полиции недавно бежавший в этот город венский кадет Хёкке, обвиняемый в государственной измене за участие в октябрьской революции в Вене. В письме своим родным в Вену Хёкке сообщил свой бреславльский адрес. Это письмо, очевидно, разделило участь многих других писем, т. е. было вскрыто на одной из австрийских почтовых станций, так как вскоре после этого полицейские власти в Бреславле получили приказ по требованию австрийского правительства арестовать упомянутого Хёкке по месту его жительства и выдать его австрийцам.
Согласно этому приказу, арестованный был вчера днем доставлен сюда под конвоем. Очень серьезное заболевание, которым арестованный страдает уже давно, помешало ему продолжать путь, ведущий к военно-полевому суду. Хёкке был помещен в городскую тюрьму под сильной военной охраной, но уже сегодня в 5 часов утра в сопровождении двух городских стражников и одного жандарма он был переправлен через границу. Хваленая прусская гуманность не позволила ему на этом последнем пути, продолжавшемся два с половиной часа, ни разу сойти с подводы, что было необходимо ввиду его болезненного состояния. Ему также было отказано в предоставлении какого-либо прохладительного напитка, на покупку которого не оказалось денег, хотя, по заявлению арестованного, у него было отобрано при аресте в Бреславле 80 талеров, а путевые расходы, как нам доподлинно известно, составляют всего лишь (!) тридцать талеров.
Прямой долг немецких газет — серьезно предупредить австрийских эмигрантов о той опасности, которой они себя подвергают, оставаясь на прусской, а в особенности на силезской территории. Старая конвенция о выдаче преступников продолжает действовать на славу. Великий немецкий основной закон, называемый военно-полевой юстицией, одинаково признается и с восторгом применяется как в Пруссии, так и в Австрии».
Уроки, данные нам героями военно-полевой юстиции в разных странах, объявленных на осадном положении, не должны пропасть для нас даром. Когда наступит день отмщения, демократы всех наций проявят такую же солидарность, какую эти господа проявляют теперь.
Отбросы половины Европы — короли и министры — нашли прошлой весной надежное убежище в Англии.
Мы заверяем гг. Мантёйфеля, Бранденбурга и К°, что во время следующей революции, которую они сами так энергично стараются ускорить, не будет никаких препятствий к тому, чтобы Англия выдала их победоносному немецкому народу, горящему жаждой мести.
Гарантии на этот счет имеются уже теперь.
Написано Ф. Энгельсом 12 апреля 1849 г.
Печатается по тексту газеты
Напечатано во втором выпуске «Neue Rheinische Zeitung» № 271, 13 апреля 1849 г.
Перевод с немецкого
На русском языке публикуется впервые
Кёльн, 14 апреля. Граждане К. Маркс, К. Шаппер, Фр. Аннеке, Г. Беккер и В. Вольф (как заместитель) учредили сегодня Окружной комитет рейнских демократических союзов.
Граждане Маркс, Шаппер, Аннеке и Вольф сделали следующее совместное заявление:
«Мы считаем, что существующая организация демократических союзов включает в себя слишком много разнородных элементов, что не может не препятствовать плодотворной деятельности на пользу дела.
Мы, однако, считаем предпочтительным более тесное объединение рабочих союзов, состоящих из однородных элементов; поэтому настоящим заявляем о своем выходе с сегодняшнего дня из Рейнского окружного комитета демократических союзов.
Фр. Аннеке. К. Шаппер. К. Маркс. Г. Беккер. В. Вольф (заместитель)»
Написано 14 апреля 1849 г.
Напечатано во втором выпуске «Neue Rheinische Zeitung» № 273, 15 апреля 1849 г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого
На русском языке публикуется впервые
ЗАСЕДАНИЕ ВТОРОЙ ПАЛАТЫ В БЕРЛИНЕ 13 АПРЕЛЯ
Кёльн, 19 апреля. Вернемся для разнообразия вновь к нашей дорогой берлинской второй палате. Она проверила мандаты, приняла адресы, сочинила регламент и с особым, небывалым интересом обсудила вопрос, который, как известно, является темой фельетонов «Neue Rheinische Zeitung», — вопрос о германском императоре[300]. Все это прошло совершенно незамеченным из-за канонады у Новары и Пешта, и даже «морской бой» у Эккернфёрде и взятие штурмом укреплений Дюппеля[301] произвели более сильное впечатление, чем все вместе взятые выступления правых и левых в прусском народном представительстве.
Но теперь, когда почтенная палата занята обсуждением трех законов о затыкании рта[302] — закона о плакатах, закона о клубах и закона о печати, — когда уже закончено рассмотрение одного из них, закона о плакатах, теперь дело представляет для нас несколько больший интерес, теперь более любопытно проследить, как наши господа депутаты
