обратно предмостное укрепление при помощи 450 рекрутов и без орудий, 30000 пруссаков не перешли бы беспрепятственно через Рейн, связь с Мерославским не была бы прервана и пфальцская армия могла бы прибыть своевременно на место сражения у Вагхёйзеля. Вместо этого она в день вагхёйзельского сражения, 21 июня, в растерянности металась между Фридрихсталем, Вейнгартеном и Брухзалем, потеряла врага из виду и расточала напрасно время на переходы взад и вперед во всех направлениях.
Мы получили приказ направиться к правому флангу и продвигаться через Вейнгартен по склону горы. В полдень того же 21 июня мы выступили из Бланкенлоха, а около 5 часов вечера из Вейнгартена. Пфальцские войска начали, наконец, испытывать беспокойство; они заметили превосходство противостоявших им сил и потеряли хвастливую беспечность, которая до тех пор отличала их, по крайней мере, перед сражением. С этого момента пфальцскому и баденскому народному ополчению, а постепенно также и линейным войскам и артиллерии, стали повсюду мерещиться пруссаки, и у них начались эти ежедневно повторявшиеся ложные тревоги, которые создавали всеобщий беспорядок и являлись поводом для презабавнейших сцен. Уже на первой возвышенности за Вейнгартеном к нам подскочили патрули и крестьяне с криком: «Пруссаки здесь!» Наш отряд выстроился в боевом порядке и пошел вперед. Я отправился обратно в городок, чтобы поднять там тревогу, и из-за этого потерял свой отряд. Конечно, вся эта суматоха оказалась беспричинной: пруссаки отошли по направлению к Вагхёйзелю, и Виллих еще в тот же вечер вступил в Брухзаль.
Ночь я провел с г-ном Освальдом и его пфальцским батальоном в Обергромбахе, а на следующее утро отправился вместе с ними в Брухзаль. Недалеко от города нам навстречу попались повозки с отставшими солдатами, кричавшими: «Пруссаки здесь!» Весь батальон немедленно пришел в волнение и только с трудом удалось повести его вперед. Конечно, это опять была ложная тревога; в Брухзале находился Виллих с остатком пфальцского авангарда; остальные отряды прибывали один за другим, а пруссаков не было и следа. Кроме армии и ее командиров, здесь находились Д’Эстер, бывшее пфальцское правительство и Гёгг, который вообще, с тех пор как установилась беспрекословная диктатура Брентано, находился почти исключительно при армии и помогал разрешению текущих гражданских дел. Снабжение войск было плохое, беспорядок большой. Только в главной квартире жили, как всегда, в свое удовольствие.
Мы опять получили значительное число патронов из запасов, имевшихся в Карлсруэ, и вечером отправились в путь, а вместе с нами и весь авангард. В то время как последний устроил стоянку в Убштадте, мы взяли вправо к Унтерёвисгейму, чтобы прикрывать фланг со стороны гор.
По внешнему виду мы теперь представляли собой весьма внушительную силу. Наш отряд получил подкрепление в виде двух новых частей. Это были, во-первых, лангенкандельский батальон, бойцы которого по дороге из своего родного города к Книлингенскому мосту разбежались и «beaux restes» {«остатки былой красы». Ред.} которого присоединились к нам; они состояли из капитана, лейтенанта, знаменосца, фельдфебеля, унтер-офицера и двух солдат. Во-вторых, «колонна имени Роберта Блюма» с красным знаменем; этот отряд насчитывал около 60 человек, которые походили на каннибалов и совершили уже не один геройский подвиг по части реквизиций. Кроме того, нам были приданы также четыре баденских орудия и один батальон баденского народного ополчения, называвшийся батальоном Книри, Кнюри или Книрима (точное звучание этого имени невозможно было установить). Батальон Книрима был достоин своего командира, как и г-н Книрим — своего батальона. Эти люди твердых убеждений были ужасными болтунами и паникерами, и притом всегда были пьяны; пресловутое «воодушевление» побуждало их, как мы дальше увидим, к величайшим геройским подвигам.
Утром 23 июня Виллих получил от Аннеке, командовавшего пфальцским авангардом в Убштадте, записку следующего содержания: враг приближается, состоялся военный совет, решено отступать. Виллих, в высшей степени пораженный этим странным известием, немедленно поскакал туда верхом, побудил Аннеке и его офицеров принять сражение при Убштадте, сам осмотрел позицию и указал место для установки орудий. Затем он вернулся и приказал нашим бойцам стать под ружье. В то время как наши войска выстраивались, мы получили из главной квартиры в Брухзале следующий приказ, подписанный Теховым: основные силы армии отправляются по дороге на Гейдельберг с тем, чтобы еще сегодня прибыть в Мингольсгейм, а мы должны одновременно отправиться через Оденгейм к Вальдангеллоху и там заночевать. Туда будут нам позже посланы сообщения об успехах главных сил и приказы относительно наших дальнейших действий.
Г-н Струве в своей фантастической «Истории трех народных восстаний в Бадене», стр. 311–317[104], поместил об операциях пфальцской армии с 20 по 26 июня отчет, который является лишь апологией неспособного Шнайде и изобилует неточностями и искажениями. Из всего изложенного выше уже видно следующее: 1) неверно, будто Шнайде «через несколько часов после своего вступления в Брухзаль (22 июня) получил точные сведения о сражении при Вагхёйзеле и его исходе»; 2) неверно, следовательно, будто «в результате этого его план изменился, и, вместо первоначально предполагавшегося похода по направлению к Мингольсгейму», он якобы уже 22-го «решил остаться в Брухзале с основными силами своей дивизии» (упомянутая выше записка Техова была написана в ночь с 22-го на 23-е); 3) неверно, будто «утром 23-го должна была быть предпринята большая рекогносцировка»; на самом деле предполагался марш по направлению к Мингольсгейму. Утверждение Струве, будто 4) «все отряды получили приказ двигаться в направлении выстрелов, как только они услышат выстрелы» и будто 5) «отряд правого фланга (Виллиха) объяснял свое отсутствие в сражении при Убштадте тем, что он-де не слышал выстрелов», — являются, как будет дальше показано, грубой ложью.
Мы немедленно выступили. В Оденгейме предполагалось позавтракать. Несколько баварских шеволежеров, приданных нам для несения службы связи, поскакали влево, в объезд деревни, для того, чтобы разведать, нет ли там неприятельских войск. Прусские гусары уже побывали в деревне и реквизировали там фураж, за которым собирались приехать попозже. В то время как мы конфисковали этот фураж и начали раздавать вино и продовольствие нашим людям, которые оставались в строю, один из шеволежеров примчался с криком: «Пруссаки здесь!» В одно мгновение батальон Книрима, стоявший недалеко от нас, смешался и превратился в неистовую толпу, которая с шумом, криком и проклятиями металась из стороны в сторону, в то время как г-н майор, будучи не в силах справиться со своей перепуганной лошадью, вынужден был бросить своих людей на произвол судьбы. Виллих подъехал верхом, восстановил порядок, и мы двинулись. Разумеется, никаких пруссаков не оказалось.
На высотах за Оденгеймом мы услышали гром пушек, доносившийся со стороны Убштадта. Канонада скоро стала слышнее.
Опытные люди уже могли различать выстрелы ядрами от выстрелов картечью. Мы держали совет, продолжать ли путь в прежнем направлении или пойти в том направлении, откуда слышалась стрельба. Так как мы имели определенный приказ, а стрельба, казалось, раздавалась со стороны Мингольсгейма, что означало продвижение наших, то мы решились на более опасный путь, а именно — путь на Вальдангеллох. В случае поражения пфальцской армии при Убштадте, мы были бы почти отрезаны в горах и оказались бы в весьма критическом положении.
Г-н Струве утверждает, что сражение при Убштадте «могло бы привести к блестящим результатам, если бы фланговые отряды во-время начали наступление» (стр. 314). Однако канонада не продолжалась и часу, а нам потребовалось бы 2–21/2 часа, чтобы дойти до места сражения между Матфельдом и Убштадтом, т. е. мы могли бы появиться там лишь спустя полтора часа после окончания боя. Так г-н Струве пишет «историю».
Недалеко от Тифенбаха мы сделали остановку. Пока наше войско подкреплялось, Виллих отправил несколько депеш. Батальон Книрима обнаружил в Тифенбахе нечто вроде муниципального винного погреба, конфисковал его, вытащил бочки с вином, и через час все были пьяны. Досада, вызванная утренней паникой перед пруссаками, пушечная стрельба со стороны Убштадта, недоверие этих героев друг к другу и к своим офицерам — все это, подогретое вином, неожиданно вылилось в форму открытого мятежа. Они требовали, чтобы немедленно всем повернуть обратно, так как им не нравились бесконечные переходы в горах на виду у неприятеля. Но поскольку об этом, конечно, не могло быть и речи, они самочинно пустились в обратный путь. Каннибальская «колонна имени Роберта Блюма» присоединилась к ним. Мы дали им уйти и двинулись по направлению к Вальдангеллоху.
Здесь, в глубокой котловине, нельзя было переночевать хотя бы с некоторой безопасностью. Поэтому мы сделали привал и начали собирать сведения о характере окружающей местности и о расположении неприятеля. Между тем среди крестьян распространились какие-то неясные слухи об отступлении неккарской армии. Говорили, будто значительный баварский отряд продвигается через Зинсгейм и Эппинген к Бреттену, будто сам Мерославский проехал в строжайшем инкогнито и в Зинсгейме его пытались арестовать. Артиллеристы стали волноваться, и даже наши студенты начали ворчать. Ввиду этого мы отослали артиллерию назад, а сами направились в Хильсбах. Здесь мы узнали подробности о состоявшемся уже 48 часов тому назад отступлении неккарской армии и о том, что баварцы находятся в полутора часах от нас, в Зинсгейме. Их численность определяли в 7000 человек, но доходила она, как мы позже узнали, до 10000. Нас же было не больше 700 человек. Наши солдаты не могли двигаться дальше. Поэтому мы разместили их в амбарах, как делали всегда, когда хотели сосредоточить их по возможности в одном месте, выставили сильный полевой караул и легли спать. Когда мы выступили на следующее утро, 24-го, мы вполне ясно слышали приближение баварских войск. Самое большее через четверть часа после нашего ухода баварцы вступили в Хильсбах.
За двое суток до того, 22 июня, Мерославский ночевал в Зинсгейме, а когда мы вступили в Хильсбах, он со своими войсками находился уже в Бреттене. Беккер, командовавший арьергардом, тоже уже прошел через Зинсгейм. Поэтому он не мог, как это утверждает г-н Струве, стр. 308, провести в Зинсгейме ночь с 23-го на 24-е, ибо в 8 часов вечера и, вероятно, даже раньше, там стояли баварцы, которые еще накануне вечером дали Мерославскому небольшое сражение. Отступление Мерославского из Вагхёйзеля через Гейдельберг к Бреттену охарактеризовано его участниками как в высшей степени опасный маневр. Операции Мерославского с 20 по 24 июня, быстрая концентрация у Гейдельберга армии, с которой он бросился на пруссаков, и его быстрое отступление
