никакого сомнения, что прусское правительство добивается применения против нас закона об иностранцах. Но почему? Потому, что мы вмешиваемся в английскую политику? Доказать, что мы это делаем, было бы невозможно. Так почему же? Потому, что прусскому правительству необходимо создать впечатление, будто выстрел в короля, произведенный в Берлине, является результатом разветвленного заговора, центр которого якобы нужно искать в Лондоне.
Обратимся теперь к обстоятельствам самого дела. Может ли прусское правительство отрицать, что Зефелоге, который совершил покушение, — не говоря уже о том, что он заведомо является сумасшедшим, — состоит членом ультрароялистского общества, «Союза верных»? Может ли оно отрицать, что он занесен в списки этого общества под № 133, секция № 2 в Берлине? Может ли оно отрицать, что недавно он получил от этого общества денежную помощь? Может ли оно отрицать, что документы Зефелоге хранились в доме некоего майора Куновского, ультрароялиста, служащего в королевском военном министерстве?
Перед лицом подобных фактов поистине смешно настаивать на том, что революционная партия имеет что-либо общее с этим покушением. Революционная партия не заинтересована в быстром вступлении на престол принца Прусского, а ультрароялисты заинтересованы в этом. Тем не менее, прусское правительство добивается того, чтобы за покушение расплачивалась радикальная оппозиция, доказательством чего служит новый закон, направленный против свободы печати, и деятельность прусского посольства в Лондоне.
В то же время мы можем заявить, что недели за две до покушения к нам явились лица, состоящие, по нашему убеждению, прусскими агентами, и пытались опутать нас, втянув в заговоры, имевшие целью цареубийство. Конечно, мы не поддались на этот обман.
Если британское правительство пожелает получить о нас какие-либо сведения, мы всегда готовы их дать. Но мы не понимаем, что надеется оно разузнать, выслеживая нас через своих шпионов.
Священный союз, возрождаемый ныне под эгидой России, был бы весьма удовлетворен, если бы ему удалось заставить Англию — эту единственную помеху на его пути — вести реакционную внутреннюю политику. Но как быть с антирусскими настроениями в Англии, с дипломатическими нотами и парламентскими заявлениями ее правительства, если они будут сопровождаться применением закона об иностранцах, вызванным исключительно местью Священного союза, неотъемлемую часть которого составляет Пруссия?
Мы надеемся, что правительствам Священного союза не удастся в такой мере обмануть британское правительство, чтобы это побудило министерство внутренних дел к принятию мер, которые серьезно повредили бы давнишней репутации Англии, как самого надежного убежища для эмигрантов всех партий и всех стран.
Мы остаемся, милостивый государь, вашими покорнейшими слугами.
Карл Маркс, Фр. Энгельс — Редакторы «Neue Rheinische Zeitung» из Кельна
Авг. Виллих, — полковник повстанческой армии в Бадене
64, Дин-стрит, Сохо-сквер 14 июня 1850 г.
Напечатано в газетах «Sun», 15 июня 1850 г., и «The Northern Star»№ 660, 15 июня 1850 г.
Печатается по тексту газеты «Sun», сверенному с текстом газеты «The Northern Star»
Перевод с английского
СОПРОВОДИТЕЛЬНОЕ ПИСЬМО К СТАТЬЕ «ПРУССКИЕ ШПИОНЫ В ЛОНДОНЕ»
РЕДАКТОРУ «SPECTATOR»[195] (Лично)
Мы берем на себя смелость просить Вас поместить прилагаемое в ближайшем номере Вашей газеты{30}. Мы имеем все основания думать, что правительство намерено применить закон об иностранцах и добиться его возобновления парламентом. Нам, повидимому, суждено оказаться его первыми жертвами. Мы полагаем, что в интересах сохранения чести английской нации необходимо воспрепятствовать осуществлению подобного плана; мы считаем также, что самое лучшее, что мы можем сделать в ответ на шаги британского правительства, — это открыто обратиться к общественному мнению. Поэтому мы надеемся, что Вы не откажетесь дать нашему письму ту огласку, которую ему несомненно может доставить Ваша широко распространенная газета.
В случае, если Вы пожелаете получить дальнейшие сведения, мы будем рады доставить их Вам; не откажите только в любезности указать, когда и где мы сможем с Вами встретиться.
С совершенным почтением.
Написано К. Марксом и Ф. Энгельсом 14 июня 1850 г.
Впервые опубликовано Институтом марксизма-ленинизма при ЦК КПСС в 1934 г. на русском языке
Печатается по рукописи
Перевод с английского
ПРУССКИЕ ШПИОНЫ В ЛОНДОНЕ
64, Дин-стрит, Сохо-сквер, 14 июня 1850 г.
За последнее время мы, нижеподписавшиеся, проживающие в Англии немецкие эмигранты, имели случай убедиться в удивительном внимании к нам со стороны английского правительства. Мы уже привыкли встречать время от времени того или иного незаметного служащего прусского посольства, «официально не зарегистрированного в этой должности», мы привыкли к яростным тирадам и отчаянным предложениям таких agents provocateurs {провокаторов. Ред.} и знаем, как обращаться с ними. Внимание к нам со стороны прусского посольства нас не удивляет — мы гордимся тем, что заслужили его; но нас удивляет то сердечное согласие, которое, повидимому, установилось в отношении нас между прусскими шпионами и английскими осведомителями.
В самом деле, милостивый государь, мы никогда бы не подумали, что в Англии вообще существует столько полицейских шпионов, сколько мы имели удовольствие видеть за короткий недельный срок. Мало того, что у дверей домов, в которых мы проживаем, постоянно сторожат какие-то личности более чем сомнительного вида, прехладнокровно записывающие приход и уход всякого нашего посетителя, — мы не можем сделать ни шагу, чтобы они всюду не следовали за нами по пятам. Садимся ли мы в омнибус или входим в кафе, нас уже непременно сопровождает, по крайней мере, один из этих неизвестных друзей. Мы не знаем, состоят ли господа, занимающиеся этим приятным делом, «на службе ее величества», но мы знаем твердо, что у большинства из них весьма неопрятный и малопочтенный вид.
Спрашивается, какую пользу могут принести кому бы то ни было скудные сведения, которые наскребет у наших порогов кучка жалких шпионов, этих низкопробнейших проституток мужского пола, набранных, повидимому, из среды самых заурядных осведомителей на сдельной оплате? Неужели же доставляемая ими информация — разумеется, исключительно достоверная, — настолько ценна, что стоило жертвовать ради нее традиционным предметом гордости англичан, утверждающих что в их стране не может быть введена та система шпионажа, от которой не свободна ни одна из континентальных стран?
К тому же мы всегда были и будем готовы, поскольку это в наших возможностях, дать о себе любые сведения, которые правительство пожелало бы получить.
Впрочем, мы прекрасно знаем, в чем суть дела. Прусское правительство воспользовалось недавним покушением на жизнь Фридриха-Вильгельма IV, чтобы снова открыть кампанию против своих политических врагов в Пруссии и вне Пруссии. А из-за того, что какой-то заведомо сумасшедший субъект стрелял в прусского короля, пытаются хитростью заставить английское правительство применить против нас закон об иностранцах, хотя мы решительно не понимаем, каким образом наше пребывание в Лондоне могло бы помешать «сохранению мира и спокойствия в этом королевстве».
Лет восемь тому назад, когда мы выступали в Пруссии против существующего образа правления, правительственные чиновники и печать заявили: «Если этим господам не нравятся прусские порядки, они могут совершенно свободно покинуть страну». Мы уехали за границу, имея на то достаточные основания. Но и за границей мы всюду натыкались на Пруссию; во Франции, в Бельгии, в Швейцарии мы чувствовали на себе руку прусского посла. Если теперь нам придется, благодаря его вмешательству, покинуть это последнее остававшееся для нас в Европе убежище, то Пруссия будет считать себя могущественнейшей державой в мире.
Англия была до сих пор единственным препятствием на пути Священного союза, возрождаемого ныне под покровительством России; а Священный союз, неотъемлемой частью которого является Пруссия, ни к чему так не стремится, как вовлечь враждебную России Англию на путь внутренней политики в более или менее русском стиле. Что, в самом деле, подумает Европа о недавних дипломатических нотах и парламентских заявлениях английского правительства, если комментарием к ним явится применение закона об иностранцах, вызванного к жизни не чем иным, как мстительными настояниями реакционных иностранных правительств?
Прусское правительство утверждает, что выстрел в прусского короля был результатом широко разветвленных революционных заговоров, центр которых следует искать в Лондоне. В соответствии с этим оно, во-первых, уничтожает свободу печати у себя в стране, а во-вторых, требует от английского правительства, чтобы оно выслало из Англии мнимых главарей мнимого заговора.
Если принять во внимание характер и личные качества нынешнего прусского короля и его брата, наследника престола, то кто более заинтересован в скорейшем вступлении на престол этого последнего — революционная партия или ультрароялисты?
Позвольте нам заявить, что за две недели до берлинского покушения к нам явились лица, которых мы имеем все основания считать агентами либо прусского правительства, либо ультрароялистов, и почти открыто предложили нам принять участие в заговорах для организации цареубийства в Берлине и в других местах. Нет надобности добавлять, что этим лицам не удалось провести нас.
Позвольте нам заявить, что и после покушения другие личности такого же сорта приставали к нам с подобными же разговорами.
Позвольте нам заявить, что стрелявший в короля сержант Зефелоге был не революционером, а ультрароялистом. Он принадлежал к секции № 2 ультрароялистского «Союза верных», в списке членов которого он зарегистрирован под № 133. Некоторое время он получал от этого союза денежное пособие; его бумаги хранились в квартире одного майора, ультрароялиста, служившего в военном министерстве.
Если это дело будет когда-либо публично разбираться в суде, в чем мы сомневаемся, то публика ясно увидит, имелись ли подстрекатели к этому покушению и кем они были.
Ультрароялистская «Neue Preusische Zeitung»[196] первая поспешила обвинить лондонских эмигрантов в том, что они являются действительными виновниками покушения. Она даже назвала одного из нижеподписавшихся, про которого уже раньше утверждала, что он пробыл две недели в Берлине, тогда как множество свидетелей могут подтвердить, что он ни на минуту не покидал Лондона[197]. Мы обратились к прусскому послу, г-ну Бунзену, с письменной просьбой прислать нам соответствующие номера названной газеты. Внимание, оказанное нам этим джентльменом, не простиралось, однако, настолько далеко, чтобы побудить его проявить ту courtoisie {изысканную вежливость. Ред.}, которую можно было ожидать от рыцаря[198].
Мы полагаем, милостивый государь, что при таких обстоятельствах самое лучшее — это предать все дело гласности.
