С другой стороны, бывают моменты, когда Английский банк благодаря своему исключительному положению оказывает действительное влияние не только на английскую, но и на мировую торговлю. Это имеет место в периоды всеобщего недостатка в кредитах. В такие периоды, повышая, согласно акту Пиля, минимальную учетную ставку в соответствии с отливом золота и отказывая в ссудах, банк может обесценить государственные бумаги, понизить цены на все товары и в огромной степени усилить разрушительный характер торгового кризиса. Чтобы приостановить отлив золота и изменить валютные курсы, банк может превратить любой торговый застой в угрозу для денежного обращения. И подобным образом Английский банк в 1847 г. действовал и был вынужден действовать в силу акта Пиля.
Однако это еще не все. В любом банковском учреждении самые тяжелые обязательства связаны не с определенным количеством банкнот, находящихся в обращении, а с определенным количеством банкнот и металлических денег, помещенных в виде вкладов. Голландские банки, например, как заявил г-н Андерсон в комиссии палаты общин, имели до 1845 г. вкладов на сумму 30000000 ф. ст. и только 3000000 ф. ст. в обращении.
«Во время всех торговых кризисов», — говорит г-н А. Беринг, — «например, во время кризиса 1825 г. самыми грозными требованиями были требования не владельцев банкнот, а требования вкладчиков».
В настоящее время, когда акт Пиля предписывает, чтобы золотой запас хранился как резерв для обеспечения обмена банкнот на золото, директорам банка представляется полная возможность обращаться с вкладами так, как им заблагорассудится. Более того. Именно установленный этим актом порядок, как я показал, может заставить банковое отделение приостановить выдачу вкладов и дивидендов, в то время как какое-то количество золота будет лежать в подвалах эмиссионного отделения. Так в 1847 г. действительно и произошло. Эмиссионное отделение располагало золотым запасом в 61000000 ф. ст. в момент, когда банковое отделение было спасено от банкротства только благодаря вмешательству правительства, приостановившего 25 октября 1847 г. под свою ответственность действие акта Пиля.
Таким образом, результатом акта Пиля явилось то, что Английский банк в течение кризиса 1847 г. менял учетную ставку тринадцать раз, тогда как в период кризиса 1825 г. он изменил ее лишь дважды; далее, то, что в разгар самого кризиса он вызвал ряд финансовых паник — в апреле и в октябре 1847 года; и наконец, то, что банковое отделение вынуждено было бы прекратить свою деятельность, если бы не было приостановлено действие самого акта. Не может быть, поэтому, сомнения в том, что акт Пиля усилит превратности и остроту надвигающегося кризиса.
К. МАРКС
ПОЛИТИЧЕСКИЕ СОБЫТИЯ. — НЕДОСТАТОК ХЛЕБА В ЕВРОПЕ
Лондон, вторник, 13 сентября 1853 г. Газета «Sunday Times»[276] опубликовала в последнем номере депешу лорда Кларендона сэру Г. Сеймуру, являющуюся ответом на ноту графа Нессельроде от 2 июля. Депеша помечена 16 июля. Она представляет собой просто «doubliere» {«дубликат», «копию». Ред.} ответа г-на Друэн де Люиса. Автор одной корреспонденции в «Leader» за прошлую субботу в следующей смелой манере высказывается об «антагонизме» между лордом Абердином и Пальмерстоном:
«Лорд Абердин никогда не мог понять притворства лорда Пальмерстона; он не видит, что благодаря этому притворству лорд Пальмерстон умел безболезненно проводить русофильскую политику даже лучше, чем сам лорд Абердин… Лорд Пальмерстон скрывает цинизм под маской склонности к примирению… Лорд Абердин, в противоположность лорду Пальмерстону, выражает свои убеждения открыто… Лорд Пальмерстон понимает, а лорд Абердин не понимает выгоды от разговоров о вмешательстве при невмешательстве на деле… Лорд Абердин знает, на основании близкого знакомства с правящими классами, как добываются места и покупаются голоса, и поэтому он не считает английскую конституцию наиболее совершенным из человеческих институтов; и, полагая, что население континентальной Европы отличается не большим дружелюбием и честностью, чем население Великобритании, он не настаивает перед континентальными правительствами на отмене отеческого деспотизма в пользу самоуправления правящих классов… Лорд Абердин знает, что мощь Великобритании основана на покорении других национальностей, и он презирает внешнюю политику, притворно провозглашающую дружеское сочувствие борющимся национальностям. Лорд Абердин не видит, почему Англия, которая завоевала и ограбила Индию и угнетает ее во имя блага самой же Индии, должна ненавидеть царя Николая, который является добрым деспотом для России и угнетает Польшу безусловно во имя блага самой Польши. Лорд Абердин не понимает, почему Англия, которая задушила ряд восстаний в Ирландии, должна фанатически ненавидеть Австрию за подавление Венгрии, и зная, что Англия насильно навязывает Ирландии чуждую ей церковь, он понимает горячее стремление папы водворить кардинала Уайзмена в Вестминстер. Он знает, что мы вели войну с кафрами, и не считает Николая негодяем за то, что он истребляет свою армию в войнах с кавказцами; он знает, что мы периодически отправляем мятежных Митчелов и О’Брайенов на Вандименову землю, и не ужасается тому, что Луи-Наполеон устроил каторгу в Кайенне. Когда ему приходится писать неаполитанскому правительству о сицилийских делах, он не впадает в исступленный либерализм, так как он помнит, что Великобритания имеет своего проконсула в Корфу… Как все великолепно устроено в этом коалиционном правительстве, в котором есть и лорд Абердин для русофильских действий и лорд Пальмерстон для речей в духе бермондсийской политики».
В доказательство того, что я не преуменьшил героизм Швейцарии, я могу привести письмо, отправленное ее Союзным советом властям кантона Тессин. В этом письме говорится, что
«дело капуцинов[277] представляет собой чисто кантональный вопрос и что, следовательно, кантон Тессин сам должен решить, что для него лучше: сопротивляться и продолжать подвергаться суровым мерам Австрии или же обратиться к правительству с просьбой о возобновлении переговоров».
Это, таким образом, означает, что швейцарский Союзный совет пытается свести свой спор с Австрией к масштабам простого кантонального дела. Тот же Совет издал только что приказ о высылке итальянцев Клементи, Кассолы и Грилленцони, хотя присяжные заседатели в Куре признали их невиновными в содействии миланскому восстанию[278] путем перевозки оружия через границу кантона Тессин.
Поддержка, оказываемая англичанами храму Джаггернаута, по-видимому, все еще окончательно не прекращена. 5 мая 1852 г. Советом директоров была отправлена следующая депеша губернатору Индии:
«Мы продолжаем считать, что желательно полностью освободить английское правительство от каких-либо связей с храмом, и уполномочиваем Вас поэтому принять соответствующие меры для достижения этой цели путем недопущения какой бы то ни было периодической денежной поддержки храма; взамен этого должен быть произведен окончательный расчет в форме компенсации всем тем лицам, которые могли бы иметь на это право в силу прошлых обязательств или соглашений при их соответственно широком толковании».
Однако к 11 апреля 1853 г. индийскими властями еще ничего не было сделано в этом направлении, и вопрос до сих пор остается открытым.
Целая неделя ушла на правительственное расследование жестокостей, которым подвергались заключенные в Бирмингемской тюрьме, — жестокостей, доведших некоторых из них до самоубийства, а других — до попыток покончить с собой, Обнаруженные зверства, не уступающие всему, что творится в каком-нибудь австрийском или неаполитанском carcere duro {застенке. Ред.}, поистине потрясающи, но, с другой стороны, нельзя не изумиться в то же время и тому рабскому доверию, с каким посетившие тюрьму должностные лица отнеслись к показаниям заинтересованной стороны, а также их крайнему равнодушию к жертвам злодеяний. Их забота о варваре-тюремщике простиралась настолько далеко, что они регулярно предупреждали его о своем предстоящем посещении. Главный виновник злодейств, лейтенант Остин, принадлежит к числу тех, кого Карлейль назвал в своих «Образцовых тюрьмах»[279] подлинными главарями бродяг и преступников.
Одним из злободневных вопросов является вопрос о морали железнодорожных компаний. Правление Йоркширско-Ланкаширской железной дороги специально извещает на своих железнодорожных билетах, что
«правление не несет никакой юридической ответственности за все несчастные случаи или повреждения, которые могут произойти по его собственной непредусмотрительности или по небрежности его служащих».
В то же время правление Бирмингем-Шрусберийской железной дороги предстало в субботу перед судом вице-канцлера по обвинению в обмане своих собственных акционеров. Между Большой Западной и Северо-Западной железными дорогами идет борьба за поглощение упомянутой, Бирмингем-Шрусберийской, железной дороги. Большинство акционеров стоит за слияние с Северо-Западной железной дорогой, а члены правления — за включение в состав Большой Западной дороги; и вот последние решили использовать некоторое количество вверенных им под отчет акций компании для приобретения фиктивных голосов. С этой целью акции были переданы ряду номинальных держателей — в нескольких случаях без ведома соответствующих лиц, чьи имена фигурировали как подставные, а в одном случае это был даже девятилетний ребенок, — и эти держатели, не возмещая стоимости акций, передали их затем обратно членам правления, снабжая последних как номинальные акционеры определенным количеством голосов для обеспечения большинства в пользу объединения с Большой Западной железной дорогой.
Ученый судья заметил, что «более вопиющего и более грубого обмана нельзя себе представить, а способ, каким план был приведен в исполнение, еще того грубее». С этим нравоучением он отпустил виновных, как это обычно бывает, когда преступник принадлежит к буржуазии, в то время как бедняга-пролетарий был бы наверняка отправлен на каторгу, если бы был уличен в краже свыше пяти фунтов.
Любопытно наблюдать, как бурно английская публика негодует против морали то фабричных магнатов, то шахтовладельцев, то мелких торговцев фальсифицированными наркотическими средствами, то владельцев железных дорог, заменивших собой вышедших из моды разбойников с большой дороги, — словом, против морали капиталистов. Если же взять весь класс в целом, то у капитала имеется, очевидно, своя собственная мораль, нечто вроде высшего закона, диктуемого raison d’etat {благом государства. Ред.}, обыкновенная же мораль считается подходящей только для бедняков.
Парламентские реформаторы из рядов манчестерцев, по-видимому, попали в весьма пикантное положение. Разоблачения злоупотреблений на выборах, сделанные в течение последней парламентской сессии, коснулись почти исключительно городских избирательных округов, причем в таких крупных городах, как Гулль, Ливерпуль, Кембридж и Кентербери. Либеральный маклер по избирательным делам, г-н Коппок, признался в припадке откровенности: «Каким был Сент-Альбан, такими оказались все остальные городские избирательные округа». Теперь олигархия задумала использовать эти разоблачения для проведения реформы в пользу графств за счет городских избирательных округов. Манчестерские реформаторы, которые добиваются расширения избирательного права не вообще, а лишь в пределах городских избирательных округов, должны были, разумеется, прикусить язык при таком предложении. Жалко смотреть, как их орган, «Daily News», старается выпутаться из этого затруднения.
14 января 1846 г. учетная ставка Английского банка была повышена до 31/2%, 21 января 1846 г. — до 4 % и
