Большинство критиков этих опасений не разделяло. А.К.Воронский, отметив, что «к теме о невозвратном прошлом поэт возвращается постоянно», подчеркивал: «Здесь он наиболее искренен, лиричен и часто поднимается до замечательного мастерства» и ссылался в доказательство на данное стихотворение (Кр. новь, 1924, № 1, январь-февраль, с. 274). К числу лучших стихов Есенина относил это произведение А.З.Лежнев (ПиР, 1925, № 1, январь-февраль, с. 131). Другой рецензент писал: «…мы любим Есенина потому, что он один с такою, почти пушкинской, ясностью и чистотой писал…» — и далее цитировал «Не жалею, не зову, не плачу…» (журн. «Новый мир», М., 1925, № 3, март, с. 155).
Особенно резко звучали на подобном фоне суждения пролеткультовцев. Сославшись на строки из «По-осеннему кычет сова…» («Без меня будут юноши петь…»), Гайк Адонц предрекал: «Юноши»-то, т. е. современная молодежь, конечно, не запоют вместе с меланхоличным Есениным; но вот насчет «старцев» — другое дело… Для них, вероятно, в его стихах кое-что будет приятно, прозвучит так родственно, знакомо… „Не жалею, не зову, не плачу. Все пройдет, как с белых яблонь дым“. Этот мотивчик интересующие Есенина «старцы», по всей вероятности, подхватят весьма охотно хриплыми, дрожащими, подходящими к подобной лирике голосами» (журн. «Жизнь искусства», Л., 1925, № 35, 1 сентября, с. 9).
«Я обманывать себя не стану…» (с. 165). — Кр. новь., 1923, № 6, октябрь-ноябрь, с. 125; М. каб.; Ст24.
Печатается по наб. экз. (вырезка из М. каб.).
Беловой автограф — РГАЛИ, без даты, в составе макета сборника «Москва кабацкая», над которым Есенин работал еще во время пребывания в Париже в 1923 году и затем, по возвращении на родину, в 1924 г. в Москве. Авторизованная машинопись — ГМЗЕ (13–16 — автограф, 1-12 и 17–28 — машинопись С.А. Торскими пометами), без даты. Датируется по наб. экз., где помечено 1922 г.
Не расстреливал неС.А. Тных по темницам…— В строке, возможно, сказалась реакция Есенина на появившиеся в эмигрантской печати обвинения в сотрудничестве с ЧК и прислужничестве властям, на попытки сблизить его имя с именем Г.Распутина. Клеймо «распутинщины» давно шло за Н.А.Клюевым. К этому времени начался перенос его на Есенина. Так, В.Мацнев в статье «Распутины советского Парнаса» писал, что в стихах Н.А.Клюева «что-то причитающее, юродивое; то ли от сектантского исступления, то ли от весьма таящегося в народной психике ворожащего шарлатанства», что его слушатели «подвергались заклинаниям, внушению». Нечто подобное критик усматривал и в сборнике Есенина «Триптих»: «В песнях Есенина много не только любопытного, но и значительного, но все это с огромной дозой бесстыжества, лукавства, распутиновщины» (газ. «Общее дело», Париж, 1921, 17 января, № 186). Вскоре смысл такого сближения имен из характеристики особенностей поэзии Есенина трансформировался в характеристику его общественно-политических позиций и его гражданского лица. В наиболее влиятельной эмигрантской газете «Последние новости» А.А.Койранский, хотя и оговаривался, что «не знает, чем заслужил» Есенин такое прозвище, но тем не менее писал: «Я не считаю Есенина „одним из наиболее талантливых поэтов современности“. Есть у него недурные, поэтичные стихи <…>, есть и шарлатанские выкрики, удары в рекламный бубен, вроде „Господи, отелись!“ или „…над тучами, как корова, хвост задрала заря“. И иное в том же зоотехническом стиле. Его «русские» мотивы не более подлинны, чем талашкинское кустарничество, Билибин или Малютин. За „крылатой мельницей“ у него „шумит вода“. Это — за ветряком-то! Во всяком случае, хороши ли или плохи его стихи, не за них он прозван Распутиным» (газ. «Последние новости», Париж, 1921, 29 сентября, № 446). Когда Есенин приехал в Берлин в мае 1922 г. его встретил шумный хор подобных голословных обвинений.
Позже в этой связи было сочинено немало зловещего о поэте. Одним из первых начал В.Ф.Ходасевич: «Помню такую историю. Тогда же, весной 1918 г., один известный беллетрист, тоже душа широкая, но не мудрая <А.Н.Толстой>, вздумал справлять именины. Созвал всю Москву литературную: „Сами приходите и вообще публику приводите“. Собралось человек сорок, если не больше. Пришел и Есенин. Привел бородатого брюнета в кожаной куртке. Брюнет прислушивался к беседам. Порою вставлял словцо — и не глупое. Это был Блюмкин, месяца через три убивший графа Мирбаха, германского посла. Есенин с ним, видимо, дружил. Была в числе гостей поэтесса К. Приглянулась она Есенину. Стал ухаживать. Захотел щегольнуть — и простодушно предложил поэтессе: „А хотите поглядеть, как расстреливают? Я это вам через Блюмкина в одну минуту устрою“» (журн. «Современные записки», Париж, 1926, т. 27, с. 311–312). Этот рассказ под пером И.А.Бунина получил такую интерпретацию: «…у Есенина, в числе прочих способов обольщать девиц, был и такой: он предлагал девице посмотреть расстрелы в Чека, — я, мол, для вас легко могу устроить это» (газ. «Возрождение», Париж, 1927, 11 августа, № 800). Совершенно иначе воспринял эту строку О.Э.Мандельштам: «Есть прекрасный русский стих, который я не устану твердить в московские псиные ночи, от которого как наваждение рассыпается рогатая нечисть. Угадайте, друзья, этот стих: он полозьями пишет по снегу, он ключом верещит в замке, он морозом стреляет в комнату:…Не расстреливал неС.А. Тных по темницам.
Вот символ веры, вот поэтический канон настоящего писателя — смертельного врага литературы» (О.Э.Мандельштам, Сочинения в двух томах, т. 2, М., 1990, с. 93–94).
«Да! Теперь решено. Без возврата…» (с. 167). — Ст. ск.; журн. «Ленинград», 1924, № 3, 15 февраля, с. 13; Гост., 1924, № 1 (3), с. 8; М. каб.; Ст24.
Печатается по наб. экз. (вырезка из М. каб.).
Беловой автограф — РГАЛИ, в составе макета сб. «Москва кабацкая», без даты. Авторизованная машинопись — ГМЗЕ, без даты. В Гост. вместе с «Мне осталась одна забава…» и «Я усталым таким еще не был…» под общим заглавием «Москва кабацкая» и с общей датой — 1924, отражающей время формирования подборки, но не время создания стихов. Датируется по помете в наб. экз. 1922 г.
Цикл «Москва кабацкая» начал складываться Есениным еще в период его зарубежной поездки. Впервые этот заголовок появился в Ст. ск. (книга вышла в июне 1923 г., ее рукопись была передана издателю раньше — видимо, в конце марта 1923 г., поскольку 20 марта датировано авторское «Вступление» к этому сборнику, которое завершается словами: «Последние 4 стихотворения «Москва кабацкая» появляются впервые»). В этом издании в цикл были включены: «Да! Теперь решено. Без возврата…», «Снова пьют здесь, дерутся и плачут…», «Сыпь, гармоника! Скука… Скука…», «Пой же, пой. На проклятой гитаре…». Весь цикл был посвящен А.Б.Кусикову.
Затем, в апреле-июне 1923 г., в период пребывания во Франции, Есенин задумывает издание цикла отдельной книгой. Сохранилась подготовленная автором обложка: «Есенин. Москва кабацкая. Имажинисты. Париж. 1923» (РГАЛИ). О составе цикла в этом издании достоверно судить трудно, поскольку два варианта оглавления, сохранившиеся в этом же макете, относятся, скорее всего, к более поздним этапам его формирования, к 1924 г.
По возвращении на родину Есенин продолжил попытки издания книги. В конце 1923 г. он пытался выпустить ее в издательстве ГУМа, потом, уже в 1924 г. — в Ленинградском отделении Госиздата (подробнее см. письма к В.И.Вольпину от 19 декабря 1923 г. и 1 января 1924 г. и прим. к ним). Видимо, именно к этим попыткам относятся следующие фрагменты макета сборника (РГАЛИ): титульный лист — «Сергей Есенин. Москва кабацкая. Издание автора. 1924», посвящение — «Посвящаю с глубоким уважением Георгию Феофановичу Устинову», два варианта оглавления. Судя по оглавлению, в сборник должны были войти: «Я обманывать себя не стану…», «Да! Теперь решено. Без возврата…», «Снова пьют здесь, дерутся и плачут…», «Сыпь, гармоника! Скука… Скука…», «Пой же, пой. На проклятой гитаре…», «Эта улица мне знакома…», «Мне осталась одна забава…»; во втором варианте после «Эта улица мне знакома…» добавлено «Не ругайтесь! Такое дело…». Эти издания не осуществились.
Все это время Есенин стремился напечатать стихи цикла в периодике. В феврале 1924 г. одно стихотворение — «Да! Теперь решено. Без возврата…» — под заглавием «Из цикла „Кабацкая Москва“» появилось в журн. «Ленинград». Тогда же вышел № 1 (3) Гост., где под общим заглавием «Москва кабацкая» напечатаны «Да! Теперь решено. Без возврата…», «Мне осталась одна забава…», «Я усталым таким еще не был…». В других московских и ленинградских литературных журналах стихи этого цикла не печатались, не выявлены их публикации и в другой отечественной периодике того времени.
Одновременно группа предпринимателей (И.С.Морщинер, Е.Д.Иоффе и др.) начала пытаться выпустить сборник частным порядком в авторском издании (см. Хроника, 2, 100–135). Дело это увенчалось успехом: сборник «Москва кабацкая» вышел в Ленинграде в июле 1924 г. Один из разделов повторял его название. В цикл должны были войти: «Я обманывать себя не стану…», «Да! Теперь решено. Без возврата…», «Снова пьют здесь, дерутся и плачут…», «Пой же, пой. На проклятой гитаре…», «Эта улица мне знакома…», «Мне осталась одна забава…». Сохранилась часть корректурного оттиска (вторая корректура) этого сборника (собрание М.С.Лесмана — Музей А.А.Ахматовой, Санкт-Петербург). Из него ясно, что стихотворение «Пой же, пой. На проклятой гитаре…» было снято цензурой до этой корректуры, еще одно стихотворение («Мне осталась одна забава…») в корректуре есть, на его тексте надпись: «Выкинуть», и в книге оно отсутствует. Сборник вышел без двух стихотворений, но в содержании раздела указание на них осталось.
В конце 1924 года в Ст24 последний раз появился заголовок «Москва кабацкая». В этом разделе поэт поместил: «Я обманывать себя не стану…», «Да! Теперь решено. Без возврата…», «Снова пьют здесь, дерутся и плачут…», «Грубым дается радость», «Эта улица мне знакома…».
Давая распоряжения о работе по подготовке одного из проектов собрания сочинений, Есенин 29 октября 1924 г. писал Г.А.Бениславской: «…Издайте по берлинскому тому с включением „Москвы кабацкой“ по порядку…», и далее: «„Москва кабацкая“ полностью, как есть у Вас, с стихотворением „Грубым дается радость…“». Однако, готовя Собр. ст., Есенин не выделил эти стихи в специальный раздел.
В ряде стихотворений цикла отразились впечатления Есенина от зарубежной поездки. А.Б.Кусиков рассказывал: «В 1922 году мы встретились с ним за границей. Но Запад и заокеанские страны ему не
