С. 28. Любит шкуру свою и имя ~ Знайте, в мертвое имя влезть… — По народным представлениям, имя отражает сущность человеческой личности: некрещеный младенец не считался полноценным человеком; слова «дитя», «ребя» — среднего рода и не указывают на половую принадлежность. Человек не волен выбирать себе имя — им «нарекают»; церковное имя связывало человека со временем (днем) его рождения или — чаще — крещения и сразу же ставило его под защиту соответствующего святого покровителя. Смена имени при тяжелой болезни, принятии духовного звания или иных чрезвычайных обстоятельствах свидетельствовала о переходе человека в иное качество, о его «перерождении» и носила «посвятительный» и защитный характер. В древности имя подчеркивало веру человека в свое тотемное происхождение: ср. у Есенина упоминание зверя в связи с этим (см.: Самоделова Е. А. Символика животного мира в «Пугачеве» С. А. Есенина. — Журн. «Revue des Etudes Slaves», Paris, LXVII/1, 1995, р. 35–48; Она же: Роль имен в поэме С. А. Есенина «Пугачев»: Историческая правда и вымысел — журн. «Есенинский вестник». Вып. 4. Рязань, 1995, с. 32).
С. 29. Уральский каторжник. ~ Я три дня и три ночи искал ваш умёт… — Действие 5-й главы относится ко 2 октября 1773 г., когда в ставку Пугачева на старице реки Сакмары явился отпущенный из Оренбургской тюрьмы Хлопуша (см.: Дубровин, II, 44). Время блуждания Хлопуши в поисках Пугачева не зафиксировано в исторических монографиях.
С. 29. Хлопуша — Афанасий Тимофеевич Соколов (1714–1774) родился в с. Мошкович Тверской губ. и был крестьянином вотчины архиерея Митрофана, затем жил в Москве в извозчиках, где вместе в двумя солдатами Коломенского полка попался на воровстве серебра, назвался беглым солдатом Черниговского полка и был прогнан шесть раз сквозь строй из тысячи человек. Потом бежал домой, где провел три года; в Торжке при выменивании краденой лошади был уличен, высечен кнутом, отправлен на жительство в Оренбургскую губ. и поселился в Бердинской слободе, женился и ходил на работу в с. Никольское к коллежскому советнику Тимашеву, а затем работал на Покровском медном заводе графа А. И. Шувалова. Там с двумя подговоренными им крестьянами ограбил возвращающихся с Ирбитской ярмарки четверых татар на шести лошадях с деньгами и товаром (эти сведения Есенин запечатлел в черновом автографе — см. варианты: «Грабил татарских купцов из Ирбита»), за что был вторично наказан кнутом, а также вырыванием ноздрей с клеймением лица и сослан на каторжную работу в Тобольск. Оттуда он бежал с намерением пробраться к жене в Берду, но в Сакмаре был пойман, в третий раз высечен кнутом и отправлен в Омскую крепость, а при новом побеге закован в железа в Оренбургской тюрьме (см.: Дубровин, II, 36–37. Сноска 3).
Свое прозвище Хлопуша мог приобрести как на Урале, так и раньше, находясь еще в Центральной России. Согласно первому предположению, «прозвище свое Хлопуша получил, вероятно, от дубового железом окованного песта, которым толкли руду на уральских заводах» (Шкловский В., И сегодня сегодняшний, с. 635–636). По второму предположению, возможны причины прозвища: от «хлопать» — по роду крестьянских или извозчичьих занятий, например, сильного хлопанья кнутом; «хлопуша» — «хвастун, враль» — так могли отзываться сообщники или свидетели лживых его показаний на суде; от «хлап» — «карта холоп, валет» — по холопьему происхождению или картежной игре (написание «Хлапуша» зафиксировано в следственных материалах) (см.: Пугачевщина, II, 107; Даль, 4, 549–550).
С. 29. Тучи с севера сыпались каменной грудой ~ И цепами дождя обмолачивал. — Резкую смену атмосферных осадков и быстрое наступление зимы в октябре 1773 г. отмечал акад. П. И. Рычков: 13-го числа «во весь сей день и в ночи шел дождь»; 14-15-го «были нарочитые уже морозы… На 16-е число с вечера пошел снег…» (Пушкин, 6, ч. II, с. 211–212, 215–216).
С. 30. Прорубились ли в Азию бунтовщики? — Известно, что чуть позже Пугачевское восстание охватило Южный Урал, по которому проходит условная граница с Азией, и «все деревни и села между Челябинском, Екатеринбургом и Шадринском поступили в руки мятежников» (Дубровин, II, 360–361). Перефразировка из «Медного всадника»: «Природой здесь нам суждено // В Европу прорубить окно» (Пушкин, IV, 378).
С. 30. Смейся, человек! ~ Посылаются замечательные разведчики. — В ставку Пугачева был заслан арестант Хлопуша, которого для выполнения ответственного поручения выпустил из тюрьмы оренбургский губернатор с подсказки г-на Тимашева — бывшего хозяина арестованного. По этому поводу военный историк вложил шутливую реплику в уста Пугачева: «Разве лучше тебя некого было губернатору послать?» Пугачев имел разговор с Хлопушей при поручительстве казака Максима Шигаева, с которым тот сидел одновременно в Оренбургской тюрьме по делу о восстании яицких казаков 1772 г. Пугачев приказал первое время следить за Хлопушей, но потом стал относиться к нему с большим доверием (см.: Дубровин, II, 44–45).
С. 30. Был убийца и фальшивомонетчик. — В действительности Хлопушу не обвиняли в убийствах; Есенин, вероятно, опирался на художественный вымысел Пушкина в «Капитанской дочке»: «…и эта рука повинна в пролитой христианской крови. Но я губил супротивника, а не гостя; на вольном перепутьи да в темном лесу, не дома, сидя за печью; кистенем и обухом, а не бабьим наговором» (Пушкин, VI, 502).
С. 31. Вдруг… три ночи назад… губернатор Рейнсдорп… — Губернатор Оренбурга в 1763–1781 гг. генерал-поручик Иван Андреевич Рейнсдорп (1730–1781) заслужил у современников репутацию недальновидного и трусливого военачальника: он не запасся продовольствием для горожан на случай возможной блокады и стал виновником наступившего голода; вместо ведения выигрышных в начале осады боев занял оборонительную позицию; ответил на послание Пугачева ругательным письмом — «Пресущему злодею и от Бога отступившему человеку, сатанину внуку, Емельке Пугачеву…» — и получил еще более оскорбительный ответ; в своем воззвании 30 сентября 1773 г. пытался отпугнуть горожан от Пугачева ложным сообщением о его якобы рваных ноздрях, но вызвал обратный эффект — еще большую уверенность жителей Оренбурга в истинности «государя»; послушался наивного совета добыть «языка» с помощью расставленных вокруг крепости капканов, над которыми насмехались казаки и даже сами осажденные; для оправдания своей бездеятельности в ответственнейшие моменты прибегал ко лжи, будто мятежники «прокрались» в пригород Берду во время тумана нечаянно, хотя П. И. Рычков с иронией писал в своем журнале: «Могло статься, что в иной слободе был туман, но в городе во весь сей день никакого тумана не было» (цит. по: Дубровин, II, 383. Сноска 3, а также с. 33–35, 68, 286–290, 383; Мордовцев, I, 230–234, 262; Пушкин, 6, ч. I, с. 20, 33, 105. Примеч. 51).
Всеобщее восприятие Рейнсдорпа как комической фигуры введено в научную и художественную литературу и узаконено в ней Пушкиным — см. его записи устных воспоминаний баснописца И. А. Крылова с отзывом об оренбургском губернаторе — «человек очень глупый» (Пушкин, 8, 359) и главу X «Осада города» из «Капитанской дочки». Екатерина II высоко оценила оборону Оренбурга Рейнсдорпом. (Подробнее см.: Самоделова Е. А. Историческая основа «Пугачева» С. А. Есенина — сб. «Начало». Вып. 3, М., 1995, с. 111–154).
С. 31. И дворянские головы сечет топор — // Как березовые купола… — Бунтовщики казнили одетых в дворянское платье людей и миловали остальных: «Тогда-то сии кровожаждущие звери всех попадающихся им в немецком платье, яко по мнению их в богопротивном, думая быть дворян и чиновных, коих будто народных мучителей предприяли истребить… из захваченных же ими солдат ни один почти не умерщвлен, а только у всех косы обрезаны были» (Пушкин, 6, ч. II, с. 352, ср. также с. 168). Виды деревьев, легшие в основание художественных тропов, не случайно подобраны в 5-й главе, повествующей об Оренбуржье. Береза и липа («липовая медь» у Есенина) наиболее типичны для Оренбургской губ. (см.: Энцикл. словарь, XXII, 132).
С. 31. Ты, конечно, сумеешь всадить в него нож? ~ И в карманах зазвякает серебро, а не камни. — Насчет предложения Хлопуше убить Пугачева Есенин преувеличил. Все историки в унисон сообщают о поручении Рейнсдорпа переслать с каторжником в лагерь Пугачева увещевательные манифесты, а Н. Ф. Дубровин к этому добавляет сведения о задании разоблачить самозванца в глазах казаков и при их содействии доставить бунтовщика в Оренбург — это уж при самых благоприятных обстоятельствах, а также сжечь порох и заклепать пушки. Рейнсдорп пользовался тактикой подкупа: сама Екатерина II постепенно увеличила плату до 10 тыс. руб. за живого Пугачева, хотя первоначально считала это недостойным (см.: Дубровин, II, 37, 44; Пушкин, 6, ч. I, с. 19, ч. II, с. 199; Мордовцев, I, 232; Грот, 504).
С. 32. Подуров — Впервые упомянут в черновом автографе в авторской ремарке к 4-й главе (см. варианты), откуда был справедливо вычеркнут Есениным, так как в действительности этот оренбургский казачий сотник появился в стане Пугачева несколько позже — 27 сентября 1773 г.
Тимофей Иванович Подуров (Падуров, 1723–1775) вел переписку Пугачева, пользовался полным его доверием. Пугачев советовался с ним 23 марта 1774 г. о дальнейших действиях после поражения под Татищевой крепостью. Захвачен в плен между Каргалой и Сакмарским городком в начале апреля 1774 г. при разгроме пугачевцев. Ему был вынесен приговор «повесить в Москве», несмотря на привилегию депутата Уложенной комиссии (1767) не быть «казненным смертию» (см.: Дубровин, I, 25–26, 41, 134, III, 361–362; Пушкин, 6, ч. I, с. 27–28, 33, 44, 80, 105, 140, ч. II, с. 147–148, 282; Грот, 629; Мордовцев, I, 227, 234, 261, 262; Фирсов, 91, 159. Сноска 1; Пугачевщина, II, 187).
С. 32. Завтра ж ночью выбегу волком // Человеческое мясо грызть. — Образ волка постоянно включался в сравнение с разбойником в Екатерининскую эпоху. В манифесте правительства от 29 ноября 1773 г. звучит мольба к Богу обратить свой праведный гнев на «хищного волка» Емельяна Пугачева,
