Дальше поэт вспоминает свою жизнь.
В последней строфе березки на поляне танцуют вальс. Этой строфой начиналось другое «зимнее» стихотворение, написанное перед тем, которое мы цитируем. Этим стихотворением Есенин, по его словам, пожертвовал для того, чтобы воспользоваться строфой как концом для нового стихотворения» (Восп., 2, 262–263).
Коллективное
Кантата (с. 285). — Газ. «Воля и думы железнодорожника», М., 1918, 26 окт., № 72; журн. «Зарево заводов», Самара, 1919, № 1, янв., с. 24–25.
Список рукой М. П. Герасимова. Дата: «Осень 1918» (список сделан для музея Есенина в 1926–1927 годах с текста в «Зареве заводов» с уточнением в 1-й строке: вместо кровавой — кровавый и указанием даты).
Печатается по тексту «Зарева заводов».
Датируется по помете в списке рукой М. П. Герасимова (ИМЛИ).
Первая публикация «Кантаты» была анонимной и начиналась небольшим предисловием под заголовком «Открытие мемориальной доски»: «Во время октябрьских торжеств на могиле жертв революции будет открыта мемориальная доска скульптора Каменского ‹был принят проект С. Т. Коненкова›. Для открытия мемориальной доски выработана следующая кантата… ‹далее воспроизводится текст всех трех частей произведения›».
Вторая публикация сопровождалась редакционным примечанием: «Написана коллективно тремя поэтами: М. Герасимовым, Сергеем Есениным, Сергеем Клычковым для кремлевской доски скульптора Коненкова, павшим за свободу». Коллективность, видимо, надо понимать как совместное обсуждение поэтами тематической направленности и редактуры всей кантаты, хотя у каждой ее части был автор.
На принадлежность Есенину второй части кантаты указал И. В. Евдокимов в примечании к 4 тому Собр. ст. Есенина «Стихи и проза» (1927), с. 427. Есть основания полагать, что автором первой части кантаты был М. П. Герасимов, а третьей — С. А. Клычков. Об этом, в частности, говорят последовательность фамилий авторов «Кантаты» в примечании редакции «Зарева заводов» (главный редактор журнала — М. П. Герасимов) и повторенная в «Кантате» часть строки из стихотворения М. Герасимова «Аллюминий» («Сквозь туман кровавый») — см.: Герасимов М. Завод весенний. М., 1919, с. 83.
Первая, газетная, публикация кантаты по сравнению со второй, журнальной, имеет разночтения во всех частях произведения.
Приводим полный текст кантаты, напечатанный в газете:
I
Сквозь туман кровавой смерти,
Чрез страданья и печаль
Мы пробьемся, знайте, верьте,
В золотую высь и даль.
Всех, кто был вчера обижен,
Обойден лихой судьбой,
С дымных фабрик, черных хижин
Мы скликаем в светлый бой.
Пусть последней будет данью
Наша жизнь и тяжкий труд,
Все мы знаем: там, за гранью,
Зори новые цветут.
2
Спите, любимые братья,
Снова родная земля
Неколебимые рати
Движет под стены Кремля
Новое в мире зачатье
В зареве красных зарниц.
Спите, любимые братья,
В славе нетленных гробниц.
Солнце златою печатью
Стражем стоит у ворот.
Спите, любимые братья,
Мимо вас двинется ратью
К зорям вселенским народ.
3
Сойди с креста, народ распятый,
Преобразись, рабочих рать.
Врагу грозит судьба расплаты,
Грозит насилье покарать.
В бою последнем нет пощады,
Но там, за гранями побед,
Мы всех принять в объятья рады,
Простив неволю долгих лет.
Реви, земля, последней бурей,
Сзывай на бой, скликай на пир,
Пусть светит новый день в лазури,
Преображая старый мир.
«К первой годовщине Октябрьской революции, — рассказывал С. Т Коненков, — было решено установить обелиск на Кремлевской стене в память о героях революции, павших в боях за свободу. Московский Совет объявил конкурс. По конкурсу прошел мой проект, и мне было поручено сделать мемориальную доску-надгробие. Я приступил к работе. Времени было мало. В мастерской в те годы у меня бывали Клычков и Есенин. Как-то в разговоре с ними я сказал, что хорошо бы написать стихи для торжественного открытия мемориальной доски. Они живо и охотно откликнулись на мое предложение. К ним подключился и поэт Михаил Герасимов, с которым в то время Есенин был близок. Композитор Иван Николаевич Шведов (1895–1921) написал на стихи Есенина, Клычкова и Герасимова музыку. Так появилась «Кантата». На торжественном митинге, посвященном открытию мемориальной доски, который состоялся в первую годовщину Октября, оркестр и хор исполнили «Кантату». На митинге выступал Владимир Ильич Ленин…»
На вопрос, были ли на митинге Есенин, Клычков и Герасимов, С. Т. Коненков ответил: «Скорее всего были. Я помню, что домой с митинга мы шли все вместе. Были с нами и Клычков и Есенин» (Прокушев Юрий. Сергей Есенин в 1918 году. — Альм. «Прометей». Т. 4, М., 1967, с. 317–318).
Добавим, что «Кантату» после речи В. И. Ленина исполнил сводный хор, состоявший в основном из молодых рабочих-студийцев Пролеткульта под руководством дирижера-педагога Г. П. Любимова (псевд.; наст. фам. и имя Караулов Модест Николаевич; 1882–1934).
В 1948 году, когда сделали проход из Кремля в Мавзолей В. И. Ленина через Сенатскую башню, мемориальная доска была снята со стены и отправлена в Ленинград, в Государственный Русский музей. В 1961 году под наблюдением С. Т. Коненкова доску отреставрировали.
При жизни Есенина была еще одна публикация «Кантаты»: Львов-Рогачевский В. Революционные мотивы в русской поэзии. Тула, 1921, с. 210.
Знаменательно, что в самый трудный период борьбы с немецко-фашистскими захватчиками есенинская часть «Кантаты» была напечатана в сборнике «Гражданская и Отечественная война в поэзии», выпущенном в 1942 году Кировским издательством.
«Во время составления «Собрания» у Есенина этого стихотворения не было» (Комментарий — ГЛМ).
Приложения
Приложение 1. Строки, записанные современниками
«Щука в рака вцепилась…»
Щука в рака вцепилась* —
На нем кататься училась.
‹1906–1907›
«Есть в селе-то у нас барин…»
Есть в селе-то у нас барин*
По фамилии Кулак,
Попечитель нашей школы,
По прозванию дурак.
‹1907–1908›
«Милый друг, не рыдай…»
Милый друг, не рыдай,*
Не роняй слез из глаз
И душой не страдай:
Близок счастья тот час…
‹1907–1908›
«Белогривый поп Гаврила…»
Белогривый поп Гаврила*
Мотьку в зубы целовал.
Попадья его бранила,
А он, леший, приставал…
‹1910–1911›
«Я слыхал про вас премного…»
Я слыхал про вас премного*,
Ужаснулся от того,
Вы жену забыли скоро,
Да, я знаю кой-чего!
Вы совсем ее забыли,
Перестав ее любить.
А какой вы прежде были,
Перестаньте так-то жить?
Вы, играя в карты страшно,
Проиграетесь ужасно,
И костюм, жилет прекрасный
Полетят тогда в кабак.
‹1911›
«Прощай Зарайск! Я уезжаю!..»
Прощай, Зарайск! Я уезжаю!*
Увидел я твою красу.
И в памяти своей надолго сохраню
Твоих друзей, поля, Осетр-реку.
‹1912›
Гуси*
Бай, бай, детка,
Спи, спи крепко.
Пошли, гуси, вон, вон,
Детка любит сон, сон…
‹1912–1913›
«Сардановский с Сергеем Есениным…»
Сардановский с Сергеем Есениным*,
Тут же Рович Костюшка ухватистый
По ту сторону в луг овесененный
Без ладьи вышли на берег скатистый.
?То не легкие кречеты к небу вспарили,
?Улетая от душного, пыльного поля,
?На второй день Казанской Оку переплыли
?Рабы Божии Костя, Сережа и Коля.
Когда придет к нам радость, слава ли,
Мы не должны забыть тот день,
Как чрез реку Оку мы плавали,
Когда не… еще олень.
‹1914›
«Упоенье — яд отравы…»
Н. А. Сардановскому
Упоенье — яд отравы*,
Не живи среди людей,
Не меняй свои забавы
На красу бесцветных дней.
Все пройдет, и жизни холод
Сердце чуткое сожмет,
Все, чем жил, когда был молод,
Глупой шуткой назовет.
Берегись дыханья розы,
Не тревожь ее кусты.
Что любовь? Пустые грезы,
Бред несбыточной мечты.
1914
Мине*
От берегов, где просинь
Душистей, чем вода.
Я двадцать третью осень
Пришел встречать сюда.
Я вижу сонмы ликов
И смех их за вином,
Но журавлиных криков
Не слышу за окном.
О, радостная Мина,
Я так же, как и ты,
Влюблен в мои долины ‹?›
Как в детские мечты.
Но тяжелее чарку
Я подношу к губам,
Как нищий злато в сумку,
С слезою пополам.
‹1917›
«Пусть хлябь разверзнулась!..»
Пусть хлябь разверзнулась!*
Гром — пусть!
В душе звенит святая Русь,
И небом лающий Коненков
Сквозь звезды пролагает путь.
‹1918›
«Шибче, шибче, ветер, дуй…»
Шибче, шибче, ветер, дуй*,
Хлеще, хлеще, дождь, иди.
Кажет баба небу…
На Советской площади.
‹1918?›
«Нате, возьмите, лопайте…»
Нате, возьмите, лопайте*
Души моей чернозем.
Бог придавил нас ж…ой,
А мы ее солнцем зовем.
‹1919›
«Я памятник себе воздвиг из пробок…»
Я памятник себе воздвиг из пробок*,
Из пробок вылаканных вин!..
‹1920›
«Шершеневич был профессор…»
Шершеневич был профессор*,
Шершеневич есть поэт.
‹1920›
«Американским ароматом…»
Американским ароматом*
Пропитан русский аромат.
Покрыть бы «АРУ» русским матом —
Поймет ли «АРА» русский мат?!
‹1921–1922›
«С головы упал мой первый волос…»
С головы упал мой первый волос*,
С головы упал на стол.
Неужели близко череп голый
И далеко жизни комсомол?
Огрубеет голос мой певучий,
Будет рваться кашлем каждый раз,
И тебе, мой милый друг, наскучит
Потерявший свежесть синий глаз.
Крепче схватит ногу жизни стремя,
Я ноги не буду вырывать.
Что же делать, что же, если время
С головы мне листья обсыпать.
‹1923›
«Я родной земли печальник…»
Я родной земли печальник*,
Я певец земли родной.
Будь же добр [и] ты, начальник,
Отпусти меня домой…
‹1923–1924›
«Шафранный день звенит в колосьях…»
Шафранный день звенит в колосьях*,
Проходит жизнь, проходит осень.
Рыдайте, друга, рыдай, родная,
Стони, стони, душа больная…
Все обойдется, как смех растает,
Не пой, мой друг, — душа пустая…
‹1924›
«Берегись, Керзон…»
Берегись, Керзон* —
АСПС[3] вооружен.
‹1924›
«Тетя Мотя в розовом капоте…»
Тетя Мотя*
В розовом капоте,
Дядя Вадя
В праздничном наряде,
Кузина Зина
В плаще резиновом,
Папа
В пижаме,
На маме
Шляпа,
На сынишке Мишке
Новые штанишки —
Делают прогулку
По нашему переулку…
И вдруг явление
Всем на удивление:
Раскрасневшись от жары,
Молодые маляры —
Тит и Вася —
Дом красят.
Разделывают стены
Под розовый оттенок…
Кричит Мишка:
— Ишь, как!
Вот это ловко —
Вместо кисточки спринцовка! —
А папа Мише:
— Удивляйся потише!
Разве трудно догадаться,
Что это — механизация?
Скоро научатся даже
Наспринцовывать портреты и пейзажи!
‹1924›
«Пусть я толка, да не таковского…»
Пусть я толка, да не таковского*,
Пью я первый раз у Литовского*.
Серый глаз мне дорог из-за синего.
Вспоминаем мы с ним Устинова.
‹1924–1925›
«А тебе желаю мужа…»
А тебе желаю мужа*,
Только не поэта,
С чувством, но без дара,
Просто комиссара.
‹1925›
«Товарищу Шумяцкой…»
Товарищу Шумяцкой**
С любовью братской
За чай без обеда,
За мужа полпреда.
‹1925›
Частушки*
1
Играй, играй, гармонь моя!
Сегодня тихая заря,
Сегодня тихая заря, —
Услышит милая моя.
‹1916›
2
Эх, яблочко,
Цвету звонкого.
Пьем мы водочку
Да у Коненкова.
3
Эх, яблочко,
Цвету ясного.
Есть и сволочь во Москве
