Хочу писать «Пророка»… — В п. 12 (с. 22) говорится о начале работы над этим произведением (названным здесь драмой), а в пп. 17 и 18 — о его завершении («„Пророк“ мой кончен, слава Богу…»). Текст этого сочинения неизвестен.
Буду следовать своему «Поэту». — Это стихотворение было написано Есениным на обороте своей фотографии, подаренной Г. Панфилову при отъезде из Спас-Клепиков после окончания учительской школы: Не поэт, кто слов пророка Не желает заучить, Кто язвительно порока Не умеет обличить. Тот поэт, врагов кто губит, Чья родная правда — мать, Кто людей как братьев любит И готов за них страдать. (Наст. изд., т. 4, с. 39).
9. Г. А. Панфилову. Август — начало (?) сентября 1912 г. (с. 16). — Прокушев-55, с. 326 (в извлечениях); Есенин 5 (1962), с. 106–107 (с неточностями, без приписки, с неверной датой). Полный текст — Письма, 17–18 (с неверной датой).
Печатается по автографу (РГБ), имеющему помету адресата: № 9.
Датируется предположительно с учетом этой пометы, принимая во внимание, что письмо с пометой адресата № 8 (п. 8) написано в авг. 1912 г.
«Скучные песни и грустные звуки»… — Видоизмененная первая строка стихотворения Есенина «Звуки печали» (наст. изд., т. 4, с. 25).
Ми<нистр>ов всех чуть было не отправили в пекло… ~ На Ца+Ря не было ~ ни малейшего намека, а хотели их, но ~ деспотизм еще будет владычествовать… — В оригинале — «Ми…..ов». По справедливому наблюдению В. Г. Белоусова, «число точек, вероятно, заменяет число недостающих букв. Конспирация у Есенина была несложной» (Хроника, 1, 192). Ср. с фразой из п. 12: «Пишу много под нависшею бурею гнева к деспотизму» (выделено комментатором).
В мемуарном очерке «Правда о Есенине» (1926) один из руководителей Суриковского литературно-музыкального кружка Г. Д. Деев-Хомяковский писал: «Он <Есенин> приехал из деревни <…> и пришел к поэту С. Н. Кошкарову-Заревому. Сергей Николаевич тогда был председателем Суриковского кружка писателей. <…> Деятельность кружка была направлена не только в сторону выявления самородков-литераторов, но и на политическую работу. Лето после ленских расстрелов <1912 г.> было самое живое и бурное. Наша группа конспиративно собиралась часто в Кунцеве <…> близ с. Крылатского <…>. Там, под видом экскурсий литераторов, мы впервые и ввели Есенина в круг общественной и политической жизни» (Восп., 1, 147).
В протоколе допроса, учиненного Есенину в ВЧК после случайного ареста в окт. 1920 г., поэт сам упомянул этот этап своего «политического просвещения» — его ответ на вопрос «Чем занимался до войны 1914 года» гласил: «Ст. Кунцево, село Крылатское — учился» (Материалы, с. 281).
Скорее всего, комментируемое место данного письма отражает умонастроение юноши, сложившееся в результате его тогдашнего общения с революционно настроенными членами Суриковского кружка.
На память об усопшем. У могилы. — В письмах Есенина к Г. Панфилову не раз возникает (см. пп. 1 и 30) имя их общего друга Д. Пырикова. Он умер в Спас-Клепиках от туберкулеза 17 мая 1912 г. (дата установлена Н. Д. Чистяковым), то есть всего за несколько дней до окончания Есениным учительской школы; Есенин почти наверняка был на похоронах друга. Приведенное в данном письме стихотворение, бесспорно, написано в память Пырикова. О его смерти Есенин помнил долго — через год он вновь писал Панфилову: «Да, я частенько завидую <…> Пырикову. Видно, его боги слишком любили, что судили ему умереть молодым» (п. 30, с. 53 наст. тома). См. об этом также: Субботин-97, с. 408.
10. М. П. Бальзамовой. Вторая половина сентября — первая декада октября 1912 г. (с. 18). — Газ. «Рязанские ведомости», 1997, 3 окт., № 111/112 (публ. Л. А. Архиповой; с неверным порядком взаимного расположения частей текста и неверной датой — 1913 г.).
Печатается по автографу (частное собрание, г. Москва).
Датируется предположительно с учетом содержания письма от 14 окт. 1912 г. (п. 11); подробнее см. реальный коммент. Вероятнее всего, является окончанием того письма к М. Бальзамовой, о котором говорится в первых строках п. 11: «Я почти безнадежно смотрел наответ того, что высказал в своем горячем и безумном порыве. И… И вдруг вопреки этому ты ответила» (выделено комментатором). Полный текст письма неизвестен.
«Оттого на душе ~ злая грусть залегла»… — Вариация заключительных строк «Русской песни» А. В. Кольцова (подробнее о ней — в коммент. к п. 4).
Напишу Панфилову, что ~ есть Маня, которая гораздо стоит выше нас обоих. — Письмо с такими (или похожими) словами неизвестно.
Одновременно с твоим письмом он мне прислал письмо и карточку. — Очевидно, отвечая на эти слова, М. Бальзамова попросила выслать ей фотографию, что явствует из фраз п. 11: «Панфилов скоро пришлет мне ответ, и я ему дам адрес. Карточку я тебе пришлю после со своей» (наст. том, с. 20). П. 11 было отправлено адресату 14 окт. 1912 г., что позволяет установить время, позже которого комментируемое письмо не могло быть написано.
11. М. П. Бальзамовой. 14 октября 1912 г. (с. 18). — Журн. «Москва», 1969, № 1, с. 217 (неполностью, с неверной датой); полностью — ЕиС, с. 258–259 (с неточностями и ориентировочной датой: «Конец 1912 г.»).
Печатается по автографу (ГМЗЕ).
Датируется по почтовому штемпелю на конверте: «Москва. 14.10.12. 54-е гор. почт. отдел.». Принадлежность конверта данному письму определена по сопоставлению его содержания с содержанием пп. 4, 5 и 12 с учетом совокупного анализа почерка и других палеографических особенностей писем Есенина 1911–1913 гг. (подробнее см. преамбулу к коммент.). Ср. также Субботин-97, с. 409–412, 416. Первая правильная датировка — Письма, 14.
Япочти безнадежно смотрел на ответ того, что высказал в своем горячем и безумном порыве. — То есть не надеялся получить от адресата ответ на письмо, от которого сохранилось лишь окончание (это п. 10; см. также коммент. к нему).
Ты незнаешь, что я сделал с собой, но я тебе открою. ~ Я выпил, хотя не очень много, эссенции. — Намеки на это событие содержались в п. 4 (с. 10) и п. 5 (с. 11).
…сама она, Анна-то ~ За что мне было ее любить? ~ Я написал ей стихотворение, а потом ~ разорвал его. — О взаимоотношениях Есенина и А. Сардановской см. подробнее пп. 61 и 70 и коммент. к ним. Скорее всего, уничтоженными автором стихами был упомянутый в п. 6 текст с начальной строкой «Зачем зовешь т<ы> р<ебенком> м<еня…>» (см. о нем с. 13 наст. тома).
Живу я в конторе Книготоргового т-ва «Культура». ~ Получаю я немного, только 25 р. — В очерке «Рязанский мужик — поэт-лирик Сергей Есенин» (1926) его автор И. Г. Атюнин, располагавший биографическими материалами о поэте, собранными вскоре после его гибели, так изложил обстоятельства жизни юноши в то время: «Он поступил в качестве продавца в одну книжную лавку, где, проработав 6 месяцев, ушел вследствие ликвидации предприятия и уехал на родину» (ИМЛИ, цит. по: Хроника, 1, 199). Об адресе товарищества «Культура» и магазина при нем см. работу В. С. Баранова «Московские адреса Сергея Есенина» (в кн. «О, Русь, взмахни крылами: Есенинский сб. Вып. 1», М.: Наследие, 1994, с. 140).
Однако Есенин пишет не только о службе в конторе товарищества («получаю <…> 25 р.»), но прежде всего о том, что он живет «в ней» (то есть, очевидно, при ней). Вероятнее всего, он поселился там после размолвки с отцом, о причинах которой А. А. Есенина вспоминала: «Отец вызвал его к себе в Москву и устроил работать в контору к своему хозяину <т. е. Н. В. Крылову> с тем, чтобы осенью Сергей поступил в учительский институт. Но в конторе Сергей проработал всего лишь одну неделю. Ему не понравились существующие там порядки. Особенно он не мог примириться с тем, что, когда входила хозяйка, все служащие должны были вставать. Сергей вставать не захотел, разругался с хозяйкой и ушел. <…> Поступать в учительский институт Сергей не захотел» (Хроника, 1, 37). О своем отказе от этого института Есенин упомянул в одной из автобиографий: «…я должен был поступить в Московский учительский институт. К счастью, этого не случилось. Методика и дидактика настолько мне осточертели, что я и слушать не захотел» (наст. изд., т. 7, кн. 1). Конфликт с отцом продолжался и позднее (в п. 14 есть такие слова: «…с отцом шла неприятность. Теперь решено. Я один. <…> Теперь на квартиру к нему я хожу редко. Он мне сказал, что у них „мне нечего делать“» — с. 24 наст. тома). Возвращение Есенина на жительство в Строченовский переулок произошло, по-видимому, уже в 1913 г.
Я не могу примириться с конторой и с ее пустыми людьми. ~ Я насмехаюсь открыто надо всеми… — Ср.: «С моими знакомыми расхожусь помаленьку. Наскучили все они, — разговоры пошлые… <…> я сам про себя смеюсь над ними от души» (из письма А. В. Кольцова В. Г. Белинскому от 15 июня 1838 г. — Кольцов 1911, с. 188).
Никто почти меня не понимает, всего только-только двое слушают охотно ~ Один академик, другой — оченьсерьезный и милый юноша… — Личности этих сослуживцев Есенина не установлены.
Панфилов скоро мне пришлет ответ, и я ему дам адрес. — Очевидно, к 14 окт. 1912 г. Есенин еще не получил от друга ответ на не известное ныне письмо; скорее всего, именно в последнем могли содержаться слова, обещанные в п. 10, — о Мане, «которая гораздо выше стоит нас обоих».
Карточку я тебе пришлю после со своей. — Имеется в виду фотография Г. Панфилова, упомянутая в конце п. 10.
12. М. П. Бальзамовой. 21 октября 1912 г. (с. 20). — Журн. «Москва», 1969, № 1, с. 217–218 (с неверной датой).
Печатается по автографу (ГМЗЕ).
Датируется по почтовому штемпелю на конверте: «Москва. 21.10.12. 54-е гор. почт. отдел.». Принадлежность конверта данному письму установлена по связи его содержания с содержанием предыдущего письма (см. коммент. ниже). Ср. также: Субботин-97, с. 409–412, 416. Первая правильная датировка — Письма, 15.
Я очень много волновался после твоего письма. ~ Неужели такие пустые показания, как, например, «украл корову», тебя так возмутили ~ А если б я твоего увидел попика, то я обязательно наговорил бы емудерзостей. Как он смеет судить, когда сам готов снять последний крест с груди бедняка. — Эти слова, без сомнения, являются откликом на описанное в письме Бальзамовой происшествие: очевидно, в селе Калитинка, где она учительствовала, какой-то бедняк украл корову,
