Дорогой Виктор Петрович! — С поэтом и драматическим актером В. П. Яблонским Есенин познакомился еще в 1916 г. (письмо Яблонского Есенину от 26 нояб. 1925 г. — ГЛМ). Более тесные отношения между ними установились с 1924 г., когда они стали нередко встречаться в Государственном издательстве РСФСР, где Яблонский служил тогда в качестве заведующего столом учета ответственных работников общего отдела этого учреждения (ГАРФ, ф. 395, оп. 8, ед. хр. 210, л. 36 об.). Яблонский, без сомнения, был искренним поклонником творчества Есенина, о чем можно судить по словам из инскрипта поэта на Ст24: «Милому Яблонскому <…> за чуткость, нежность и дружбу» (полный текст — Юсов-96, с. 248).

Спасибо за записку. — Благодарность Есенина, скорее всего, была вызвана не только текстом записки («Жизнь моя, иль ты приснилась мне? Пишу вместо Вас — Вам. Рассчитывали быть с Вами и не нашли Вас. 27/VIII <1924 г.> В. Яблонский» — ГЛМ), но и тем «материалом», на котором она была написана. Вместо обычной почтовой карточки Яблонский взял очень тонкую деревянную дощечку того же формата и сделал на ее лицевой стороне рисунок красками (над именем «Серж», выполненным особым шрифтом, было нарисовано три цветка). Затем на оборотной стороне была написана записка, адрес («Брюсовский, д. № 2, кв. 27, Сергей Александровичу Есенину»), наклеена марка, и дощечка была отправлена почтой.

Желаю ~ выздоровления. — «Мой муж заболел очень тяжелой болезнью — эпилепсией (последствия контузии на фронте)», — сообщала жена В. П. Яблонского в одном из писем осени 1924 г. (ГАРФ, ф. 395, оп. 9, ед. хр. 192, л. 59). Согласно послужному списку Яблонского, он был в Красной Армии с 1918 по 1921 г. (РГАЛИ, ф. 1990, оп. 1, ед. хр. 478).

Еду ~ отдохнуть. — 3 сент. 1924 г. Есенин выехал на Кавказ скорым поездом Москва — Баку, отправлявшимся ежедневно в 13 ч. 15 мин.

174. Н. П. Савкину. 15 сентября 1924 г. (с. 177). — ЛР, 1979, 7 сент., № 36, с. 11, в статье В. А. Вдовина «Этюды о Сергее Есенине».

Печатается по подлиннику телеграммы (ГМЗЕ).

Датируется по совокупности данных: число отправки («15») обозначено на телеграфной ленте; месяц устанавливается по дате вручения телеграммы (карандашная помета на бланке — «16/IX»); год определяется по пункту отправления телеграммы — в Тифлисе Есенин был в сент. 1924 г.

В. А. Вдовин трактует текст телеграммы как реакцию поэта на задержку с утверждением общества литераторов и художников «Современная Россия» отделом административного управления НКВД РСФСР — незадолго до отъезда Есенина на Кавказ (27 авг. 1924 г.) туда были направлены соответствующие документы, в т. ч. заявление за подписями Н. Савкина (председателя правления общества), Есенина и И. Грузинова (членов его правления), а также секретаря А. Скворцова (наст. изд., т. 7, кн. 2).

Более вероятно, однако, что данная телеграмма связана с тем местом письма Савкина Есенину (ныне неизвестного), где шла речь о мнении прежних друзей-имажинистов относительно напечатанного в «Правде» 31 авг. 1924 г. заявления Есенина и Грузинова о роспуске имажинистской группы (текст — наст. изд., т. 7, кн. 2) и о мерах против этого заявления. Это предположение подтверждают слова Есенина из письма сестре Екатерине от 17 сент. 1924 г.: «Как чувствуют себя и как ведут Мариенгоф с Ивневым. Передай Савкину, что этих бездарностей я не боюсь, что бы они ни делали» (с. 177–178 наст. тома). См. также коммент. к п. 175.

175. Е. А. Есениной. 17 сентября 1924 г. (с. 177). — НЖ, 1972, кн. 109, с. 156–157 (публ. Г. Маквея, без последней строки и даты, которые, по сообщению публикатора, не попали в печать по недосмотру редакции журнала). Полный текст — Есенин 6 (1980), с. 153–154.

Печатается по машинописной копии (ГЛМ).

Получила ли ты деньги…— Е. А. Есенина написала брату в середине сент. 1924 г.: «От Эрлиха получила 100 р., из них тут же 50 р. послали Гале <Бениславской в Крым, где она отдыхала>» (Письма, 249). Это письмо, однако, осталось неотправленным.

…устроил ли Эрлих то, о чем мы с ним говорили. — Речь идет о предполагавшемся издании «Песни о великом походе» и «Поэмы о 36» (см. также п. 170 и коммент. к нему). 13 нояб. 1924 г. Г. А. Бениславская писала В. И. Эрлиху о Есенине: «Прислал <из Тифлиса> исправленную „Песнь о великом походе“. Просит поправки переслать Вам для Госиздата. «Пусть там издадут „36“ и ее вместе». Нарочно привожу его фразу дословно, так как не знаю, где эти вещи, вернее, куда сданы.

С „Песнью“ вышло недоразумение, и не из приятных: С. А. дал ее в журнал „Октябрь“, они поместили в № 3 <1924, сент. — окт., с. 149–155>, а потом выяснилось, что она напечатана в петербургской „Звезде“ <1924, № 5, нояб., с. 5–18). „Октябрь“ рвет и мечет. А сегодня я нашла в письмах, полученных на имя С. А. после его отъезда, письмо из „Звезды“ <его текст — в коммент. к п. 165>.

Теперь мне ясно, что С. А. именно потому и не хотел ее печатать, что сдал в „Октябрь“. Не знаете ли, каким образом она была сдана в „Звезду“ и через кого он сообщал туда, чтобы „Звезда“ не печатала ее? <см. пп. 165 и 170, а также коммент. к ним>. Если не трудно выяснить все это, напишите подробно об этом мне. Надо растолковать „Октябрю“.

Кроме того, если эта „Песнь о великом походе“ сдана в Госиздат, то не пускайте ее в печать самостоятельно, так как отдельно она издается здесь Госиздатом. Пустите ее, как С. А. пишет, вместе с „36“ (он название „26“ изменил на „36“ и в заглавии, и в тексте), если это удобно; чтобы не вышло такой же истории, как с „Октябрем“ и „Звездой“, — одновременно и там и тут напечатают» (Письма, 341).

В письме Есенину между 10 и 12 дек. Г. А. Бениславская отчитывалась: «Эрлиху сообщила. Он пишет мне, что „36“ и „Песнь“ выходят под названием „Две поэмы“. Корректуру править будет он сам и внесет Ваши поправки» (Письма, 257).

А 20 янв. 1925 г., побывав в Ленинграде, Г. А. Бениславская писала Есенину на Кавказ: «Я и Катя <Е. А. Есенина> ездили в Петроград. У Ионова ничего не получили, едва удалось добиться, чтобы печатал „Песнь“ и „36“ вместе…» (Письма, 268).

18 февр. 1925 г. В. И. Эрлих писал Г. А. Бениславской: «Только сегодня, Галя, имел окончательный разговор в „Звезде“ относительно 36-ти. Ионов печатать запретил, заявив, что, во-первых, по его сведениям, вещь печаталась уже два раза (?), а во-вторых, „он не желает ничего предпринимать до того времени, как Сергей лично приедет и расхлебает всю кашу (?)“» (Письма, 346).

…Ивану Ивановичу. — Очевидно, портному.

Как дома и сколько нужно денег еще для постройки? — Е. А. Есенина вспоминала: «В 1922 году у нас в деревне был большой пожар, сгорело 250 домов, в том числе и наш дом. Сергей был за границей, и временно, до его приезда, нам пришлось построить маленький домик в саду. Теперь надо было строить настоящую избу. Сергей давал деньги, строить можно, но отец вдруг заявил, что „пожалуй, нечего строить. Нечего зря тянуть с него, дом наш ему не нужен, а нам и так хорошо“. „Рассудила голь поперек и вдоль, — сказала мать. — Это почему же ему дом не нужен? Ему не нужен, а будет у нас, будет и у него“. И дом построили» (ГЛМ; Письма, 146).

Для тебя я скоро пришлю стихи…— Какие стихи имел в виду Есенин — неизвестно.

Эрлиху напиши письмо и пришли мне его адрес. — Были ли выполнены Е. А. Есениной эти поручения, неизвестно.

Как чувствуют себя и как ведут Мариенгоф с Ивневым. — Ответ на этот вопрос был получен Есениным лишь во второй декаде окт. 1924 г., когда ему передали (от М. И. Лившиц через И. Вардина) коллективное письмо членов имажинистской группы, написанное до 8 сент. и опубликованное в журнале «Новый зритель», 1924, № 35. Это был ответ на письмо Есенина и И. Грузинова (см. наст. изд., т. 7, кн. 2) о роспуске группы «имажинисты»:

«В „Правде“ письмом в редакцию Сергей Есенин заявил, что он распускает группу имажинистов.

Развязность и безответственность этого заявления вынуждает нас опровергнуть это заявление. Хотя С. Есенин и был одним из подписавших первую декларацию имажинизма, но он никогда не являлся идеологом имажинизма, свидетельством чему является отсутствие у Есенина хотя бы одной теоретической статьи <см., однако, „Ключи Марии“ и „Быт и искусство“>.

Есенин примыкал к нашей идеологии, поскольку она ему была удобна, и мы никогда в нем, вечно отказывавшемся от своего слова, не были уверены как в соратнике. <…>

Есенин в нашем представлении безнадежно болен физически и психически, и это единственное оправдание его поступков. <…>

Таким образом, „роспуск“ имажинизма является лишь лишним доказательством собственной распущенности Есенина.

Рюрик Ивнев, Анатолий Мариенгоф, Матвей Ройзман, Вадим Шершеневич, Николай Эрдман» (Письма, 339–340. Подробнее см. наст. изд., т. 7, кн. 2).

О реакции Есенина на это заявление см. п. 181.

Передай Савкину…— См. также коммент. к предыдущему письму.

Узнай, как вышло дело с Воронским. Мне страшно будет неприятно, если напостовцы его съедят. — 18 сент., еще не получив этого письма, Е. А. Есенина писала брату: «Видела Воронского. Если бы ты знал, как ему больно» (Письма, 250). Через месяц Г. А. Бениславская ответила Есенину: «Ну вот, Сергей Александрович, Вы просили Катю узнать, как там вышло дело. Отвечу за нее. Никого, конечно, никто не съел, и неизвестно, съест ли…» (Письма, 251; см. также коммент. к п. 179).

19 сент. 1924 г. состоялось заседание правления Московской ассоциации пролетарских писателей, на котором заместитель заведующего отделом печати ЦК РКП(б) В. Сорин, в частности, заявил: «…теперь видно, что напостовцы на 9/10 правы. Это дано понять и Воронскому. Его равнение было почти исключительно на попутчиков — вот ему и дали двоих „попутчиков“ в редакцию — меня и Раскольникова. Правда, я в редакции не бываю, и некогда мне там бывать, но Раскольников приедет — он в эту работу войдет целиком, сядет в редакции и вместе с Воронским будет делать дело…» (Письма, 250). Принципиальный политический противник А. К. Воронского Ф. Ф. Раскольников был назначен в редакцию Кр. нови во исполнение директивы по исправлению идеологической линии журнала. Еще в 1923 г. С. Родов отмечал: «Теперь для всех ясно, что опыт не удался. Попутническая литература, за исключением отдельных произведений, себя не оправдала и обнаружила свое враждебное