Остальным занимался сам под руководством некоего Клеменова.* Он знакомил меня с новой литературой и объяснял, почему нужно кое в чем бояться классиков. Из поэтов мне больше всего нравился Лермонтов и Кольцов. Позднее я перешел к Пушкину.
1913 г. я поступил вольнослушателем в Университет Шанявского. Пробыв там 1 ? года, должен был уехать обратно, по материальным обстоятельствам, в деревню.
В это время у меня была написана книга стихов «Радуница». Я послал из них некоторые в петербургские журналы* и, не получая ответа, поехал туда сам. Приехал, отыскал Городецкого. Он встретил меня весьма радушно. Тогда на его квартире собирались почти все поэты. Обо мне заговорили, и меня начали печатать чуть ли не нарасхват.
Печатался я: «Русская мысль», «Жизнь для всех», «Ежемесячный журнал» Миролюбова, «Северные записки» и т. д. Это было весной 1915 г. А осенью этого же года Клюев мне прислал телеграмму в деревню и просил меня приехать к нему.
Он отыскал мне издателя М. В. Аверьянова, и через несколько месяцев вышла моя первая книга «Радуница». Вышла она в ноябре 1915 г. с пометкой 1916 г.*
В первую пору моего пребывания в Петербурге мне часто приходилось встречаться в Блоком и Ивановым-Разумником, позднее с Андреем Белым.
Первый период революции встретил сочувственно, но больше стихийно, чем сознательно.
1917 году произошла моя первая женитьба на З. Н. Райх.*
1918 году я с ней расстался, и после этого началась моя скитальческая жизнь, как и всех россиян за период 1918-21. За эти годы я был в Туркестане, на Кавказе, в Персии, в Крыму, в Бессарабии, в оренбургских степях, на мурманском побережье, в Архангельске и Соловках.
1921 г. я женился на А. Дункан* и уехал в Америку, предварительно исколесив всю Европу, кроме Испании.
После заграницы я смотрю на страну свою и события по-другому. Наше едва остывшее кочевье мне не нравится. Мне нравится цивилизация, но я очень не люблю Америки. Америка — это тот смрад, где пропадает не только искусство, но и вообще лучшие порывы человечества.
Если сегодня держат курс на Америку, то я готов тогда предпочесть наше серое небо и наш пейзаж: изба немного вросла в землю, прясло, из прясла торчит огромная жердь, вдалеке машет хвостом на ветру тощая лошаденка.* Это не то что небоскребы, которые дали пока что только Рокфеллера и Маккормика, но зато это то самое, что растило у нас Толстого, Достоевского, Пушкина, Лермонтова и др.
Прежде всего я люблю выявление органического. Искусство для меня не затейливость узоров, а самое необходимое слово того языка, которым я хочу себя выразить. Поэтому основанное в 1919 году течение имажинизм, с одной стороны, мной, а с другой — Шершеневичем, хоть и повернуло формально русскую поэзию по другому руслу восприятия, но зато не дало никому еще права претендовать на талант. Сейчас я отрицаю всякие школы. Считаю, что поэт и не может держаться определенной какой-нибудь школы. Это его связывает по рукам и ногам. Только свободный художник может принести свободное слово.
Вот все то короткое, схематичное, что касается моей биографии. Здесь не все сказано, но, я думаю, мне пока еще рано подводить какие-либо итоги себе. Жизнь моя и мое творчество еще впереди.
20 июня 1924
О себе*
Родился в 1895 году, 21 сентября, в Рязанской губернии. Рязанского уезда, Кузьминской волости, в селе Константинове.
С двух лет был отдан на воспитание довольно зажиточному деду по матери, у которого было трое взрослых неженатых сыновей, с которыми протекло почти все мое детство. Дядья мои были ребята озорные и отчаянные. Трех с половиной лет они посадили меня на лошадь без седла и сразу пустили в галоп. Я помню, что очумел и очень крепко держался за холку. Потом меня учили плавать. Один дядя (дядя Саша) брал меня в лодку, отъезжал от берега, снимал с меня белье и, как щенка, бросал в воду. Я неумело и испуганно плескал руками, и, пока не захлебывался, он все кричал: «Эх! Стерва! Ну куда ты годишься?» «Стерва» у него было слово ласкательное. После, лет восьми, другому дяде я часто заменял охотничью собаку, плавал по озерам за подстреленными утками. Очень хорошо лазил по деревьям. Среди мальчишек всегда был коноводом и большим драчуном и ходил всегда в царапинах. За озорство меня ругала только одна бабка, а дедушка иногда сам подзадоривал на кулачную и часто говорил бабке: «Ты у меня, дура, его не трожь, он так будет крепче!» Бабушка любила меня изо всей мочи, и нежности ее не было границ. По субботам меня мыли, стригли ногти и гарным маслом гофрили голову, потому что ни один гребень не брал кудрявых волос. Но и масло мало помогало. Всегда я орал благим матом и даже теперь какое-то неприятное чувство имею к субботе.
Так протекло мое детство. Когда же я подрос, из меня очень захотели сделать сельского учителя и потому отдали в церковно-учительскую школу, окончив которую, я должен был поступить в Московский учительский институт. К счастью, этого не случилось.
Стихи я начал писать рано, лет девяти, но сознательное творчество отношу к 16–17 годам. Некоторые стихи этих лет помещены в «Радунице».
Восемнадцати лет я был удивлен, разослав свои стихи по журналам, тем, что их не печатают, и поехал в Петербург. Там меня приняли весьма радушно. Первый, кого я увидел, был Блок, второй — Городецкий. Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот, потому что в первый раз видел живого поэта. Городецкий меня свел с Клюевым, о котором я раньше не слыхал ни слова. С Клюевым у нас завязалась, при всей нашей внутренней распре, большая дружба.
В эти же годы я поступил в Университет Шанявского, где пробыл всего 1 ? года, и снова уехал в деревню.
В Университете я познакомился с поэтами Семеновским, Наседкиным, Колоколовым и Филипченко.*
Из поэтов-современников нравились мне больше всего Блок, Белый и Клюев. Белый дал мне много в смысле формы, а Блок и Клюев научили меня лиричности.
В 1919 году я с рядом товарищей опубликовал манифест имажинизма. Имажинизм был формальной школой, которую мы хотели утвердить. Но эта школа не имела под собой почвы и умерла сама собой, оставив правду за органическим образом.
От многих моих религиозных стихов и поэм я бы с удовольствием отказался, но они имеют большое значение как путь поэта до революции.
С восьми лет бабка таскала меня по разным монастырям, из-за нее у нас вечно ютились всякие странники и странницы. Распевались разные духовные стихи. Дед, напротив, был не дурак выпить. С его стороны устраивались вечные невенчаные свадьбы.
После, когда я ушел из деревни, мне долго пришлось разбираться в своем укладе.
В годы революции был всецело на стороне Октября, но принимал все по-своему, с крестьянским уклоном.
В смысле формального развития теперь меня тянет все больше к Пушкину.
Что касается остальных автобиографических сведений, они в моих стихах.
Октябрь 1925
Автобиографические наброски
Сергей Есенин, 1915–1916*
Родился 1895 г. 21 сентября в селе Константинове Кузьминской волости Рязанской губернии и уезда. Пробуждение творческих дум началось по сознательной памяти до 8 лет. Напечатался впервые в журнале «Новый журнал для всех» и «Голос жизни»* с сопроводительной статьей Гиппиус.* К стихам расположили песни, которые я слышал кругом себя, а отец мой даже слагал их.
‹1915–1916›
«Крестьянин села Константинова…»*
Крестьянин села Константинова Кузьминской волости Рязанского уезда и губ‹ернии›.
Родился в 1895 году 21 сентября. Окончил учительскую школу. Учительствовать не пришлось.
‹1916›
Нечто о себе*
1
Родился 1895 г. 21 сентября в селе Константинове Рязанской губ‹ернии› Рязанского уезда.
Детство такое же, как у всех сельских ребятишек.
До 12–13 лет жил с дедом и бабкой. Дед был зажиточный.
2
Читать начал с 5 лет под руководством дяди. Стихи с 8 лет. Учился много, но ничего не кончил.
3
В Университете Шанявского в 1913-14 г. столкнулся с поэтами. Узнал Клюева, Клычкова, Орешина и Наседкина.* Печататься начал в «Русской мысли» и «Голосе жизни».
Дарственные надписи
Надписи
Кирилловым Ел. Г. и Ек. Г., 1912*
На обороте обложки книги (?):
На память сестричкам Лизе* и Кате Кирилловым.* Вспоминайте Сергея. Лето 1912 года. Есенин
Сардановскому Н. А., 1913*
На обложке нот «Романсы и песни для контральто (или баритона) П. Чайковского». Собственность издателя П. Юргенсона в Москве (ноты романса «Ночь». Текст Д. Ратгауза):
На память дорогому Коле*
Сережа.
‹1913›
Неустановленному лицу*
На обороте фотографии конца 1913 — начала 1914 г.:
На память ‹имя адресата стерто и не читаемо›
Сережа Есенин
В лето 1914ое января 10.
Ремизовой-Довгелло С. П., 1915*
На странице альбома:
На память Серафиме Павловне Ремизовой*
‹Далее следует текст стихотворения «Задымился вечер. Дремлет кот на брусе…»›
Сергей Есенин 18/4/15 г.
Юркуну Ю. И., 1915–1916*
На отд. листе:
На память дорогому Юрию Юркуну*
‹Далее следует текст стихотворения «Знаю, чую волю Божью…» («Чую радуницу Божью…»)›
Сергей Есенин.
‹1915–1916›
Хитрову Е. М., 1916*
На авантитуле кн. «Радуница». Пг.: М. В. Аверьянов, 1916:
Доброму старому учителю
Евгению Михайловичу Хитрову,*
от благодарного ученика, автора этой книги. 1916. 29 янв.
Петроград.
Бухаровой З. Д., 1916*
На обороте авантитула кн. «Радуница». Пг.: М. В. Аверьянов, 1916:
Дорогой Зое Дмитриевне
Бухаровой*
с любовью иискренним расположением Сергей Есенин. 31января 1916 г.
Петроград.
Гиппиус З. Н., 1916*
На с. 2 форзаца кн. «Радуница». Пг: М. В. Аверьянов, 1916:
Доброй, но проборчивой
Зинаиде Николаевне Гиппиус*
снизким поклоном
Сергей Есенин
31 января1916.
Петроград.
Мурашеву М. П., 1916*
На авантитуле кн. «Радуница». Пг.: М. В. Аверьянов, 1916:
Другу славных дел
о Руси «Страде великой»
Михаилу Павловичу Мурашеву*
на добруюпамять Сергей Есенин.
4 февраля 1916 г.
Петрог‹рад›.
Чернявскому В. С., 1916*
На авнтитуле кн. «Радуница». Пг.: М. В. Аверьянов, 1916:
Разлюбимому товарищу Володе
Чернявскому*
За самые искренние пожелания На добрую память
Сергей Есенин
1916 г. февраля ‹5›
Пт.
Ясинскому И. И., 1916*
На обороте авантитула кн. «Радуница». Пг.: М. В. Аверьянов, 1916:
Самому доброму, самому искреннейшему писателю и человеку во ипостаси дорогому Иерониму Иеронимовичу Ясинскому* на добрую память от размычливых упевов сохи-дерехи и поёмов Константиновских- Мещёрских певнозобых озер.
Сергей Есенин 1916 г. 7 февраля
Пт.
Натану Венгрову, 1916*
На кн. «Радуница». Пг.: М. В. Аверьянов, 1916:
Другу Натану Венгрову*
На добрую память
от ипостаси сохи-дерехи
За песни рыцаря, который
Ничего не ответил, когда
спросили его о крови.
Сергей Есенин.1916 г.
8 февр.
Пт.
Балтрушайтису Ю. К., 1916*
На с. 2 шмуцтитула кн. «Радуница». Пг.: М. В. Аверьянов, 1916:
От поёмов Улыбыша перегудной
Мещёры поэту ипостасной чаши
скорбной тропы* Ю. Балтрушайтису*
на добрую память
от баяшника соломенных
суёмов.
Сергей Есенин
1916. 9 февр.
Пт.
Максиму Горькому, 1916*
На с. 2 шмуцтитула кн. «Радуница». Пг.: М. В. Аверьянов, 1916:
Максиму Горькому,* писателю
землии человека, от
баяшника соломенных суёмов
Сергея Есенина
на добрую память.
1916 г. 10 февр. Пт.
Миролюбову В. С., 1916*
На авантитуле кн. «Радуница».
