Пустыньке подгородной,
У хлебосольства за столом,
Поклонник музы благородный,
Камен мы русских помянем.
Почтим святое их наследство
И не забудем до конца,
Как на призыв их с малолетства
Дрожали счастьем в нас сердца.
Пора печальная, когда
Гетера гонит площадная
Царицу мысли и труда;
Да не смутит души поэта
Гоненье на стыдливых муз,
И пусть в тени, вдали от света,
Свободней зреет их союз!
1882
Графу Л.Н. Толстому
Как ястребу, который просидел
На жердочке суконной зиму в клетке,
Питаяся настрелянною птицей,
С надломленным крылом — и, оглядев
Живую пищу, старый ловчий щурит
Зрачок прилежный, поджимает перья
И вдруг нежданно, быстро, как стрела,
Вонзается в трепещущую жертву,
Кривым и острым клювом ей взрезает
Мгновенно грудь и, весело раскинув
На воздух перья, с алчностью забытой
Рвет и глотает трепетное мясо, —
Так бросил мне кавказские ты песни,
В которых бьется и кипит та кровь,
Что мы зовем поэзией. — Спасибо,
Полакомил ты старого ловца!
Конец октября или начало ноября 1875
Графу Л.Н. Толстому при появлении романа «Война и мир»
Была пора — своей игрою,
Своею ризою стальною
Морской простор меня пленял;
Я дорожил и в тишь и в бури
То негой тающей лазури,
То пеной у прибрежных скал.
Но вот, о море, властью тайной
Не всё мне мил твой блеск случайный
И в душу просится мою;
Дивясь красе жестоковыйной,
Я перед мощию стихийной
В священном трепете стою.
23 апреля 1877
А.Н. Майкову на сочувственный отзыв о переводе Горация
Кто сам так пышно в тогу эту
Привычен лики облачать, —
Кому ж, как не тебе, поэту,
И тень Горация встречать?
На Геликон ступя несмело,
От вас я блеска позайму,
Гордясь, что сам, хоть неумело,
Но вам обоим руку жму.
14 октября 1884
На юбилей А.Н. Майкова 30 апреля 1888 года
Пятьдесят лебедей пронесли
С юга вешние крики в полесье,
И мы слышали, дети земли,
Как звучала их песнь с поднебесья.
Майков медь этих звуков для нас
Отчеканил стихом-чародеем,
И за это в торжественный час
Мы встречаем певца юбилеем.
Кто же выступит с гимном похвал
Перед тем, кто, поднявшись над нами,
Полстолетия Русь осыпал
Драгоценных стихов жемчугами?
Хоть восторг не дает нам молчать,
Но восторженных скоро забудут,
А певца по поднебесью мчать
Лебединые крылья всё будут!
11 марта 1888
Полонскому
Спасибо! Лирой вдохновенной
Ты мне опять напомнил дни,
Когда, не зная мысли пленной,
Ты вынес, отрок дерзновенный,
Свои алмазные огни.
А я, по-прежнему смиренный,
Забытый, кинутый в тени,
Стою коленопреклоненный
И, красотою умиленный,
Зажег вечерние огни.
1883
Я.П. Полонскому
В минувшем жизнь твоя богата,
Сам рассказал ты, что когда-то
Любил и пел ты соловьем.
Кто ж не пленен влюбленной птицей,
Весной поющей по ночам?
Тебе внимающим друзьям.
26 августа 1890
В альбом Н.Я. Полонской
Стихи мои в ряду других
Прочтут ли бархатные глазки?
Там, где кругом цветы и краски.
Желать вам счастья я готов,
Но в чем придет оно, не знаю;
Ни юных роз, ни мотыльков,
Хоть им дивлюсь, не поучаю.
20 июня 1890
Ф.И. Тютчеву
Мой обожаемый поэт,
К тебе я с просьбой и с поклоном:
Пришли в письме мне твой портрет,
Что нарисован Аполлоном.
Давно мечты твоей полет
Меня увлек волшебной силой,
Давно в груди моей живет
Твоей камене — повторять
Прося стихи — я докучаю,
А всё заветную тетрадь
Из жадных рук не выпускаю.
Поклонник вечной красоты,
Я одного прошу — чтоб ты
Во всех был видах предо мною.
Вот почему спешу, поэт,
К тебе я с просьбой и с поклоном:
Пришли в письме мне твой портрет,
Что нарисован Аполлоном.
1862
Ф.И. Тютчеву
Прошла весна — темнеет лес,
Скудней ручьи, грустнее ивы,
И солнце с высоты небес
Томит безветренные нивы.
Все, кем владеет труд упорный;
Но в свежем тайнике куста
И так же песнь его чиста
И дышит полночью нездешней.
Как сладко труженик смущен,
Весны заслыша зов единый!
Как улыбнулся он сквозь сон
1866
На книжке стихотворений Тютчева
Вот наш патент на благородство, —
Его вручает нам поэт;
Здесь духа мощного господство,
В сыртах не встретишь Геликона,
На льдинах лавр не расцветет,
У чукчей нет Анакреона,
К зырянам Тютчев не придет.
Но муза, правду соблюдая,
Глядит — а на весах у ней
Вот эта книжка небольшая
Томов премногих тяжелей.
Декабрь 1888
К памятнику Пушкина 26 мая 1880 года
Исполнилось твое пророческое слово;
Наш старый стыд взглянул на бронзовый твой лик,
И легче дышится, и мы дерзаем снова
Всемирно возгласить: ты гений! ты велик!
Но, зритель ангелов, глас чистого, святого,
Свободы и любви живительный родник,
Заслыша нашу речь, наш вавилонский крик,
Что в них нашел бы ты заветного, родного?
На этом торжище, где гам и теснота,
Где здравый русский смысл примолк, как сирота, —
Всех громогласней тать, убийца и безбожник,
Кому печной горшок всех помыслов предел,
Кто плюет на алтарь, где твой огонь горел,
Толкать дерзая твой незыблемый треножник!
Май 1880
1 марта 1881 года
День искупительного чуда,
Час освящения креста:
Голгофе передал Иуда
Окровавленного Христа.
Но сердцеведец безмятежный
Давно, смиряяся, постиг,
Что не простит любви безбрежной
Перед безмолвной жертвой злобы,
Завидя праведную кровь,
Померкло солнце, вскрылись гробы,
Но разгорелася любовь.
Она сияет правдой новой, —
Благословив ее зарю,
Он крест и свой венец терновый
Земному передал царю.
Бессильны козни фарисейства:
Что было кровь, то стало храм,
И место страшного злодейства —
Святыней вековечной нам.
1881
15 мая 1883 года
Как солнце вешнее сияя,
В лучах недаром ты взошел
Во дни живительного мая
На прародительский престол.
Горит алмаз, блестят короны,
И вкруг соборов и дворца,
Как юных листьев миллионы,
Обращены к тебе сердца.
Над миром, Русью и Москвой,
И богоданной багряницей
От искушений нас укрой!
Май 1883
На пятидесятилетие музы
Никто не подойдет с хулою:
Всяк благосклонною хвалою
Немую провожает тень.
Как лик усопшего светить
Душою лучшей начинает!
Не то, чем был он, проступает,
А только то, чем мог он быть.
Живым карать и награждать,
А нам у гробового входа,
29 декабря 1888
На пятидесятилетие музы 29 января 1889 года
На утре дней всё ярче и чудесней
Мечты и сны в груди моей росли,
И песен рой вослед за первой песней
Мой тайный пыл на волю понесли.
И трепетным от счастия и муки
Хотелось птичкам божиим моим,
Чтоб где-нибудь их налетели звуки
На чуткий слух, внимать готовый им.
Полвека ждал друзей я этих песен,
Гадал о тех, кто им живой приют;
О, как мой день сегодняшний чудесен! —
Со всех сторон те песни мне несут.
Тут нет чужих, тут всё родной и кровный!
Тут нет врагов, кругом одни друзья! —
И всей душой за ваш привет любовный
К своей груди вас прижимаю я!..
14 января 1889
Стихотворения, не вошедшие в основное собрание
«Пуская в свет мои мечты…»
Пуская в свет мои мечты,
Я предаюсь надежде сладкой,
Что, может быть, на них украдкой
Блеснет улыбка красоты,
Иль раб мучительных страстей,
Читая скромные созданья,
Разделит тайный страданья
С душой взволнованной моей.
1840
Баллады
Похищение из гарема
Кто в ночи при луне открывает окно?
Чья рука, чья чалма там белеют?
Тихо всё. Злой евнух уже дремлет давно,
И окошки гарема чернеют.
Ты, султанша, дрожишь? Ты, султанша, бледна?..
Страшно ждать при луне иноверца!..
Но зачем же, скажи мне, ты ждешь у окна?
Отчего ноет сладостно сердце?
— Что ж ты медлишь, гяур? Приезжай поскорей!
Уж луна над луной минарета.
Чу, не он ли?.. Мне чудится топот коней.
Далеко нам скакать до рассвета!
Да! То он! Мой гяур уж заметил меня!
Конь идет осторожной стопою,
Всадник машет платком и другого коня
На поводьях ведет за собою.
Дремлет страж под окном; вдруг кинжал полетел
На него серебристой змеею;
Стон глухой… Меч сверкнул, и песок почернел
Там, где пала чалма с головою.
— Ножкой стань на плечо! Ах, скорей! не сорвись!
— Я боюся ревнивой погони.
Ах, в гареме огонь! — Захрапевши, взвились
И как вихри помчалися кони.
Поутру под окном изумленной толпой
Чернолицая стража стояла;
Перед нею с султаншиной белой чалмой
Иноверца перчатка лежала.
1840
Замок Рауфенбах
1
На гранит ступает твердо
Неприступный Рауфенбах,
И четыре башни гордо
Там белеют на углах.
Заредеют ли туманы
Перед утренней зарей,
Освежатся ли поляны
Хладной вечера росой,
Пробирается ль в тумане
Всё молений и стенаний
Башня южная полна.
Там под кровлею железной
Протянулося окно,
И решеткой бесполезной
Не заковано оно.
Что ж ты, пленник, так бледнеешь?
Иль нет крыльев? — Знать, сотлеешь
За удушливой стеной.
Но потухшими очами
Ты не смотришь в синю даль;
Знать, что куплено слезами,
Знать, чего так больно жаль, —
Не вдали. Сухие руки
Не протягивай к земле,
И в жару безумной муки
Не зови ее к себе!
Что ты бьешься?.. Теодора,
Не избавит от позора
И на грудь не упадет.
Завтра казнь! Барону-змею
Завтра к плахе склонишь шею
Ты с косматой головой!..
2
Светом облит лик иконы,
перед ней стоит налой,
Слышны вздохи, слышны стоны,
И, во прах склонясь главой,
Горько плачет Теодора,
Кудри по полу легли;
Завтра день его позора,
Завтра с горестной земли
Не слезой горячей к ней
Он в последнее простится —
Жаркой кровию своей!
3
Уж поднялся эшафот,
И кругом толпою жадной
Собирается народ.
Час настал. С своей женою
К башне подошел барон
И могучею рукою
Уж замка коснулся он.
Вдруг с окна над ним слетело
Что-то. — Ах! — и уж в пыли
Два разбитых мертвых тела
Близ дверей тюрьмы легли.
4
Там, в капелле, под горою,
За решеткой золотой,
Спит под мраморной плитою
Рауфенбах с своей женой.
Любо черни на просторе,
Что толпе любви закон?
Душно в гробе Теодоре
Спать с немилым; где же он?
Лег над избранным твоим.
Всё там тихо, — лишь зарею
Ворон каркает над ним.
1840
Удавленник
Что собрались как-нибудь.
Ну, присядем на дорогу,
Показался, — не поздай;
Только слушай: ты долину
За кладбищем объезжай!
Там удавленник зарыт.
Только полночь — он проснется
И проезжих сторожит.
Как огни, у исполина
Светят страшные глаза;
На макушке, как щетина,
Поднялися волоса;
С шеей, петлею обвитой,
Как котел он посинел,
Зубы кровию облиты,
И язык окостенел.
Самому мне с ним возиться
И теперь — когда, случится,
Вспомнишь ночью — и не рад!
Всё ли в путь собрали сыну?
Вот и с богом: поезжай!
Только слушай: ты долину
За кладбищем объезжай.
1840
Лирические стихотворения
Безумная
Ах, не плачь и не тужи,
Мать родная! Покажи,
Где его могила!
Иль не знаешь ты того,
Как я нежила его,
Как его любила?
Ох, родная, страшно мне:
Он мерещится во сне
С яркими очами!
Всё кивает головой
И зовет меня с собой
Грозными речами.
Нет, родная, бог уж с ним!
Не пойду я вслед за ним:
Он меня задушит.
Пусть он спит в земле сырой;
В гробе не нарушит.
Ох, родная, покажи,
Где он, где он? — Задуши
Ты меня, мой милый!
Сладко я умру с тобой;
Ты поделишься со мной
Тесною могилой.
Не задушишь ты меня:
Обовьюсь вокруг тебя
Жадными руками;
Я прижмусь к твоим устам
И полжизни передам
Мертвецу устами.
Что ж ты смотришь на меня?
Мне смешно и без тебя:
Тяжко мне среди людей!
Слышишь… Свищет соловей,
И сова хохочет.
То из раны кровь польет,
То застынет снова;
Жадно кровию напьюсь,
Сладко-сладко захлебнусь
Кровию милова.
В чистом поле он убит
И в сырой земле лежит
С раною кровавой.
Кровь и слезы — слезы — кровь,
Где ж ты, где, моя любовь
С головой кудрявой?
Вскинусь птицей, полечу,
Черны кудри размечу
По челу кольцами.
Улыбнись же, полно спать!
Это я пришла играть
Черными кудрями!
Две розы
Вчера златокудрявый,
Принес мне двух душистых
Любовниц соловья:
Одна одета ризой
Из снежных облаков,
Другая же — туникой
Авроры молодой.
Я долго колебался,
Какую розу взять.
Ах, белая так нежно
Зеленые листки
В венке моем пахучем,
Целуя, оттенит!
Прильнув к моей груди,
Горячее дыханье
Бальзамом напоишь;
И взоры огневые
Красотки молодой
Скорей падут на сердце,
Над коим дышишь ты!..
И с розы на другую
Заметив нерешимость,
Мне юный Май сказал:
Возьми сестер обеих
И, счастливый вдвойне,
Укрась венок зеленый
И любящую грудь!
Я принял их
