и понял
Давно на дне кристальном
Души моей живой
Любуется собою
И грудь полунагая,
И черная коса;
И тут же ненарочно
В тени златых кудрей
Красотка Зинаида
Предстанет предо мной.
И каждый раз, как кольца
Упругие прыгнут
И золотом заблещет
Я слышу, как в ланитах
Моих зардеет кровь.
Вы розы — да, две розы! —
Обеим вам любовь!
1840
Серенада («Плывет луна по высоте…»)
Плывет луна по высоте,
Смахнув с чела туман ревнивый,
И в сладострастной темноте
Шумят ветвистые оливы.
Чу, — слышу звуки вдалеке!
Там, под балконом, близ ограды,
Поют — и эхо по реке
Несет аккорды серенады.
И звуки, стройные сыны
Звончатой лиры Аполлона,
Несут владычице балкона
На ложе пламенные сны.
Трепещет сердце у поэта.
Проснись, о дева, он стоит
И ждет отрадного ответа.
Замка средь звуков песнопенья,
И вот брюнетка на балкон
Взошла с улыбкой умиленья,
И, будто невзначай, само,
Скользнув из ручки девы милой,
Сердец поверенный — письмо
1840
Мой сад
В моем саду, в тени густых аллей,
Поет в ночи влюбленный соловей,
И, позлащен июньскою луной,
Шумит фонтан холодною волной,
Кругом росой увлажены цветы, —
Пойдем туда вкушать восторг мечты!
Не чужд ли ты волшебных чар любви?
В моем саду сильней огонь в крови;
Всё чудно там, и звезды над тобой
Текут плавней небесной синевой,
Луна дрожит и блещет, как алмаз, —
Пойдем туда: полюбишь в первый раз!
Но если уж ты любишь и любим,
Всё там найдешь, всё назовешь своим:
Фонтан, цветы, влюбленный соловей —
К луне ли взор — там тихо и светло —
1840
Простите мне невольное признанье!
Я был бы нем, когда бы мог молчать,
Но в этот миг я должен передать
Вам весь мой страх, надежду и желанье.
Я не умел скрываться. — Да, вам можно
Заметить было, как я вас любил!
Уже давно я тайне изменил
И высказал вам всё неосторожно.
Как я следил за милою стопой!
Как платья милого мне радостен был шорох!
Как каждый мне предмет был безотчетно дорог,
Которого касались вы рукой!
Однажды вы мне сами в том признались,
Что видели меня в тот самый миг,
Как я устами к зеркалу приник,
В котором вы недавно улыбались.
И я мечтал, что к вам закралась в грудь
Моей души безумная тревога;
Скажите мне, — не смейтесь так жестоко:
Могла ли в вас наружность обмануть?
Но если я безжалостно обманут, —
Один ваш взгляд, один полунамек —
И нет меня, и я уже далек,
И вздохи вас печалить перестанут.
Вдали от вас измучуся, изною,
Ночь будет днем моим — ей буду жить,
С луной тоскующей о прошлом говорить;
Но вы любуйтеся веселою луною
И ваших девственных и ваших светлых дней
Участием в страдальце не темните;
Тогда — одно желанье: разрешите,
Лицо луны — или мое бледней?
1840
Застольная песня
Фиял кипит янтарной Ипокреной,
Душа горит и силится во мне
Залить в груди огонь жемчужной пеной.
Но что забыть, что вспомнить при вине?
Красавица с коварною душою,
Ты, божеством забытый пышный храм,
И вы, друзья с притворною слезою,
И вы, враги с презренной клеветою,
Забвенье вам!
И вы, мечты, которыми прельщался,
И ты, судьба, противница мечтам, —
Довольно я страдал и заблуждался,
Надеялся, слезами обливался…
Забвенье вам!
Ты, девы грудь, вы, кудри золотые,
Ты, Грации художественный рост,
Вы, ямочки и щечки огневые,
Ты, тень ресниц, вы, глазки голубые, —
И вы, друзья святого вдохновенья
С мечтательной и нежною душой,
Вы, полные к прекрасному стремленья,
С тоской души, с улыбкой умиленья —
И вы, друзья с зелеными венками
И с хохотом в досужный Вакха час, —
Похмелья гений носится над вами!
Поднимем кубки дружными руками!
Я пью за вас!
Фиял кипит янтарной Ипокреной,
И что души тревожило покой —
Всё умерло в груди воспламененной,
Всё милое — воскресло предо мной!
1840
Скажи кольцо, как друг иль как злодей
Ты сжало мне трепещущую руку?
Скажи, что мне сулишь: ряд ясных дней
Иль черных дней томительную муку?
Нет, за тебя мне сердце говорит,
И я тебя, мой друг, кольцо, целую, —
И, вечности символ, твой круг сулит,
Как ты само, мне вечность золотую.
Что ж ты молчишь, предвестник лучших дней?
Скажи ты мне, подарок обручальный,
Скажи, далек ли миг, когда у ней
Блестит чело короною венчальной?
И счастье мне!.. Но мне ль мечтать о нем?..
Дают ли груз сокровищ несть бессильным?
Мне счастья нет в страдальчестве земном, —
Найду ль его и за холмом могильным?
Зачем же миг, зачем миг счастья мне?
Зачем в цепь узника сапфир лазурный?
Пусть я несусь по яростной волне,
Чтоб потонуть в пучине жизни бурной!
О, не мертвей, небесное лицо,
Не раздирай души твоим страданьем!
О, не блистай, заветное кольцо,
И не сжигай груди твоим блистаньем!
Прочь, счастье, прочь! — я не привык к тебе,
Ее кольцо меня с тобой сковало, —
Но, море, — вот, возьми его себе:
Его давно ты с шумом ожидало!
И не меняет моего лица
От тиши к бурям переход столь быстрый,
Но сердцу так легко: нет на руке кольца —
И нет в душе надежды даже искры!
1840
Вспорхнул твой ветреник, уж нет его с тобою!
Уже, склонясь к тебе, дрожащею рукою
Он шейку белую твою не обовьет,
Извившись талией могучею и ловкой,
И розы пламенной над милою головкой
Дыханье сладкое в восторге не вопьет.
Он ветрен — ты верна изменнику душою;
Ты плачешь здесь, а он смеется над тобою;
Рассмейся, милая, как солнце поутру,
Забудь любовника твоей душистой розы,
Дай руку мне, — а я пленительные слезы
Устами жаркими с очей твоих сотру.
1840
В мире, где радостей нет, Эпикур говорит: наслаждайся!
Дай мне восторгов, а там можешь сказать: удержись!
1840
Не силен жар ланит твоих младых
Расшевелить певца уснувшей воли;
Не мне просить у прелестей твоих
Очаровательной неволи.
Не привлекай и глазки не взводи:
Я сердце жен изведал слишком рано;
Не разожжешь в измученной груди
Давно потухшего волкана.
Смотри, там ждет влюбленный круг мужчин,
А я стою желаний общих чуждый;
Но, женщины, у вас каприз один:
Вам нужны те, которым вы ненужны!
Вам надоел по розам мягкий путь
И тяжелы влюбленные беседы;
Вам радостно разжечь стальную грудь
И льстят одни тяжелые победы.
Но ты во мне не распалишь страстей
Ни плечками, ни шейкою атласной,
Ни благовонием рассыпанных кудрей,
Ни этой грудью сладострастной.
Зачем даришь ты этот мне букет?
Он будет мне причиною печали.
И я когда-то цвел, как этот цвет,
Но и меня, как этот цвет, сорвали.
Ужель страдать меня заставишь ты?
Брось эту мысль: уж я страдал довольно —
От ваших козней, вашей простоты
И вашей ласки своевольной.
Другим отрадно быть в плену твоем,
Я ж сердце жен изведал слишком рано;
Ни хитростью, ни истинным огнем
Не распалишь потухшего волкана.
1840
Вот груди — жаркий пух, вот взоры — звезды ночи,
Здесь цитры звон и сладостный шербет.
О юноша, прекрасный Аллы цвет,
Иди ко мне лобзать живые очи
И грудь отогревать под ризой тихой ночи!
1840
Я люблю посмотреть,
Когда ласточка
Вьется вверх иль стрелой
По рву стелется.
Точно молодость! Всё
В небо просится,
И земля хороша —
Не расстался б с ней!
1840
В альбом
Пусть гений прошлого с улыбкой
Вам обо мне заговорит,
По этим строчкам пробежит.
Идет в стране своей родной,
В былые дни когда-то милой,
Теперь заглохшею тропой.
1840
Вакхическая песня
Побольше влаги светлой мне,
Ищи спокойствия на дне
И горе запивай!
Вино богами нам дано
В замену летских струй:
Разгонит горести оно,
Как смерти поцелуй,
И новый мир откроет нам,
Янтарных струй светлей,
И я за этот мир отдам
Всю нить грядущих дней.
Лишь кубок, чокнув, закипит, —
Воспламенится кровь,
В душе отвага закипит,
Свобода оживет,
И сын толпы не уследит
Орлиный мой полет!
1840
На смерть юной девы
В обширном саду, испещренном живыми цветами,
Где липа душистая солнца лучи преломила,
Природа-волшебница дивный цветок насадила —
Любимицу-розу в тени под густыми листами.
И дева могучая милым цветком любовалась,
Слезами чистейшими неба его поливала,
Дыханием груди родимой ее согревала, —
И роза с улыбкой младенца в тиши развивалась.
Ах, роза, зачем на тебя не падут мои слезы?
Еще над тобой не вздыхала в тиши Филомела
И бабочка легкой подругой к тебе не летела,
Природа не знала чела, достойного розы.
Восток загорелся, и мощная дева в печали
Стояла; цветы фимиам погребальный курили, —
В гирлянду небесную ангелы розу сломили
И этой гирляндою вечного трон увенчали.
1840
Художник к деве
Дева, не спрашивай
Ясными взорами,
Зачем так робко я
Гляжу на дивные
Твои формы?
Волной серебряной
Катится в грудь?
Ты — легкая, юная,
Как первая серна
У струй Евфрата, —
Одна достойна
Руками лилейными
Прижать к груди твоей
Широкую грудь,
Где кроется чудный дар
Бессмертных песен
Про жизнь и природу!
Лишь ты сохранишь ее
Святою и чистою;
Расскажешь небесному
Про чистые радости
Сына земли,
Когда он молча
Стоит пред изящным.
Лишь ты достойно
Венчаешь художника,
С кудрей шелковых
Рукою белою
С улыбкою снимаешь,
Чтобы украсить
Чело любовника.
Сними поскорее
Венок, златовласая!
Играют с зефиром.
1840
По лесистым утесам
Ты мчишься, вакханка?
Косматой одежды
так дерзко мне кажешь
Блестящую, стройную,
Воздушную ножку?
Зачем твои черные,
Мягкие кудри,
Взвеваясь, не кроют
Той страсти, той неги,
Что пышет зарею
На диком лице твоем?
Никто нас не видит, —
Далеко-далеко
Умчались подруги! —
Ты слышишь? — в горах там:
Эвое! Эвое!
Скорее на грудь мне…
Не дай утешиться
Вакхической буре
В пахучих грудях твоих!
Сатир не подсмотрит,
С коварной улыбкой,
Проказ молодых.
1840
На руках и на ногах гремят,
С каждым шагом дальше в край суровый —
На лице спокойствие могилы,
Что оставил край, тебе немилый?
1840
Тоска по невозвратном
Опять в душе минувшая тревога,
Вновь сердце просится в неведомую даль,
Чего-то милого мне больно-больно жаль,
Но не дерзну его просить у бога.
И снова жизнь мне грезится иная:
Так грешник-праотец, проснувшися, искал
Знакомых благ утраченного рая!
1840
Невозвратное
Друг, о чем ты всё тоскуешь?
Нет улыбки на устах,
Черны кудри в беспорядке,
Очи черные в слезах.
— Я тоскую, я горюю,
Ты ж не можешь пособить:
Ты любила, разлюбила
И не в силах полюбить.
1840
Быть может, всё оставило поэта, —
Душа, не плачь, не сетуй, не грусти!
Зачем любить и требовать ответа?
Ты изрекла мне вечное прости.
Но будет жизнь за жизнию земною,
Где буду вновь и светел и любим,
Где заблещу прославленной звездою,
Где я сольюсь с дыханием твоим!
1840
К лешему
На мшистом старом пне, скрестив кривые ноги
И вещей наготой блистая меж древес,
Ты громче хохочи и смешивай дороги,
Когда красавица зайдет в твой темный лес,
Где я люблю следить за чуткими зверями, —
От страха робкая домой забудет путь,
И, кузов уронив с душистыми цветами,
Она пойдет ко мне на пламенную грудь.
1840
1
Когда на серый, мутный небосклон
Осенний ветер нагоняет тучи
И крупный дождь в стекло моих окон
Стучится глухо, в поле вихрь летучий
Гоняет желтый лист и разложен
Передо мной в камине огнь трескучий, —
Меня томит несносная хандра.
2
Мне хочется идти таскаться в дождь;
Пусть шляпу вихрь покружит в чистом поле.
Сорвал… унес… и кружит. Ну так что ж?
Ведь голова осталась. — Поневоле
О голове прикованной вздохнешь, —
Не царь она, а узник — и не боле!
И думаешь: где взять разрыв-травы,
Чтоб с плеч свалить обузу головы?
3
Горят дрова в камине предо мной,
Кругом зола горячая сереет.
Светло — а холодно! Дай, обернусь спиной
И сяду ближе. Но халат чадеет.
Ну вот точь-в-точь искусств огонь святой:
Ты ближе — жжет, отдвинешься — не греет!
Эх, мудрецы! когда б мне кто помог
И сделал так, чтобы огонь не жег!
4
Один, один! Ну, право, сущий ад!
Хотя бы черт явился мне в камине:
В нем много есть поэзии. Вот клад
Вы для меня в несносном карантине!..
Нет, съезжу к ней!.. Да нынче маскерад,
И некогда со мной болтать Алине.
Нет, лучше с чертом наболтаюсь я:
Он слез не
