Скачать:TXTPDF
Проза поэта

Между тем к семейным воплям по Наталье присоединился вой Аннушки по Егорке, посаженном судом на полгода в острог. Филипп ходил мрачный, как туча, но никому не жаловался на свое горе. Так прошло 6 недель, и в доме все приготовилось к поминкам Натальи. Аннушка и Лукерья напекли блинов, нажарили картофелю, а Филипп пригласил священника. Отправив службу, маленький священник снял церковные одежды и вместе с двумя причетниками сел за стол, на который Аннушка поставила блины. Будучи по сану старшим лицом, он первый положил перед собою на особо приготовленную тарелку блин и стал его есть. Но, не съевши и половины блина, кашлянул, захрипел и повалился на лавку. Несмотря на общее желание присутствующих спасти очевидно подавившегося священника, все принятые меры остались безуспешны, и через пять минут на лавке, под святыми, лежал труп священника. На этот раз поднялась суета страшная. Причетники, оставшиеся единственными блюстителями церковного обряда, боясь окоченения трупа, одели его в полное облачение, но поднять из избы Филиппа не решились, и самого Филиппа отправили на подводе за становым. Приехавший за 30 верст становой дозволил отнести священника в занимаемую им церковную сторожку, и хотя не нашел достаточных причин для вскрытия, но не разрешил погребения до уведомления о случившемся духовного начальства; а священника, как преждевременно облаченного, приказал разоблачить. Филиппу снова пришлось отвозить станового за 30 верст по великопостным зажорам и просовам. Измучив пару лошадей, он запряг свежую, и на этот раз в корень попала его любимица, вороная кобыла. Был ли Филипп отуманен всеми невзгодами и плохо сдерживал рьяную кобылу, или дорога была слишком тяжка, но дело в том, что вороная кобыла у самого крыльца станового пристава пала, и Филипп дотащился до дому на пристяжной. Когда на Святой крестьяне пришли к нам христосоваться, Филиппа между ними не было. Спрашиваю старосту: «Отчего нет Филиппа?» — «Никуда не показывается, — отвечает староста. — Вот и сегодня, в большой праздник, вышел на гумно, сидит под соломенным ометом, лицом в поле и плачет. Мы было зазывали его выпить водочки. „Ну вас, — говорит, — не надо“». Мне, однако, удалось зазвать его к себе, угостить и несколько ободрить, указывая на то, что главе семейства без окончательного разорения нельзя так от всего отказываться. В самом деле, в крестьянском быту и нравственно убитый человек не может оставаться праздным. Филипп снова принялся за хозяйство, а к хлебной уборке вернулся Егорка из острога. В начале овсяной уборки Аннушка пришла к жене моей просить какого-нибудь лекарства Филиппу, который третий день не сходит с печки от засорения желудка. Это было во время утреннего кофея. Набравши всякого рода домашних лекарств, я в полдень отправился сам навестить Филиппа. Еще за порогом избы я услыхал его оханье. «Что это ты, Филипп, завалялся? — спросил я больного. — Вставай-ка, брат. Я тебе приготовил отличную десятину овса косить». — «С великою бы радостью, — отвечал больной, — да, видно, дело не к тому идет». — «Что ты! Вот дадим тебе лекарство, и завтра ты опять будешь молодцом». Действительно, я не поскупился на касторку и ушел в полной надежде на хороший исход. Другие занятия отвлекли мои мысли от больного Филиппа, а на следующее утро мне доложили о приходе старухи, соседки Филиппа. «Что скажешь, Матрена?» — спросил я старуху. «Да Филипп твоей милости приказал долго жить». — «Как, умер, когда?» — «Да вчера вечером. Ты знаешь, какое теперь время, рабочего народушку по избам-то никого. Только старый да малый дома, а то все в поле. Вот и я, старуха, осталась с ребятишками. Притворила двери в избу и на задворок и села в сенцах прясть. Вдруг почудилось мне, словно кто-то кличет. Глянула через порог на улицу и обмерла. Через порог торчит в сенцы человечья голова. „Матрена, а Матрена!“ Тут-то уж я по голосу узнала, что это Филипп из своей избы на руках приполз. „Что ты, Филипп, зачем?“ — „Помирать, — говорит, — хочу. Так пришел тебя попросить: сходи ты к барину, попроси от меня, чтоб он не оставлял моей Лушки“. Проговорил только всего и опять пополз домой. Хотела я ему подсобить подняться. „Не надо, — говорит. — Ноги отнялись. Сам доползу“».

Вечером домашние нашли еще Филиппа в живых, но уже без языка, а часам к 12 ночи он скончался. По окончании хлебной уборки я вспомнил просьбу Филиппа и, позвав сельского старосту, узнал, что опасения покойного касательно судьбы его дочери вполне оправдались. Рыжий Егорка, ставший по крестьянскому обычаю полновластным главою двора, выгонял единственную наследницу из дому, не давая ей ничего в приданое. Принудить его к выдаче наследства законным путем не было возможности. Я решился заманить Егорку в западню. Вызвав его к себе в переднюю через сельского старосту, я приказал последнему, забрав с собою двух сторонних свидетелей, обождать с ними у меня за дверью, в сенях.

«Что ж ты, Егорка, не даешь Лушке никакого приданого?»

«А что ж ей давать? Все мое».

«А холсты-то ее?»

«Холсты Аннушкины».

«Так-таки ничего и не дашь?»

«Ничего не дам».

«Врешь, этому не бывать. Отдай ей половину холстов».

«Помилуйте, за что?»

«А вот за что: ты видишь, дверь на крючке, и я тебя бить буду до тех пор, покуда ты не согласишься выдать холсты».

«Да как же так?»

«Очень просто. Сейчас за виски — и пошла писать».

«Ну, уж, видно, делать нечего, отдам половину холстов».

«У вас корова и телка. Корову оставь себе, а телку ей».

«Помилуйте, за что?»

«За виски».

«Что делать, так и быть, отдам телку».

«Из шестнадцати овец — ей восемь».

«Помилуйте, это разор

«Бить буду».

«Да уж извольте, видно, так и быть».

Таким образом, перечислив все приданое Лукерьи, я громко повторил все, следующее ей по разделу, и, заставив Егорку выразить свое согласие, приотворил двери и спросил старосту и свидетелей: слышали ли они, чем Егор награждает Лукерью? «Слышали, батюшка!» Таким образом, при небольшой денежной помощи с моей стороны Лукерья оказалась обеспеченною на счет приданого, а вскорости я узнал, что она идет замуж за односельца, вся семья которого была мне известна с самой дурной стороны. Первым делом моим было позвать Лукерью и всеми мерами постараться расстроить это сватовство. Убежденный в нелепости ее намерения, я указывал ей на безнравственность, на худую славу и на бедность семьи, в которую она шла, предсказывая, что не пройдет году, как и ее имущество будет так же беспутно промотано, а ее ожидает безотрадная жизнь. В продолжение моей речи Лукерья стояла с опущенными глазами и, перебирая руками полу кафтана, не произнесла ни одного слова. Под конец, убежденный в полном успехе, я спросил: что ж, Лукерья, надо отказаться? Уж я тебе сыщу не такого жениха. «Как же можно, — сказала Лукерья, подымая на меня глаза, — я пропита». — «Кто ж тебя пропил?» — «Сам старик». — «Филипп?» — «А то кто ж».

Напрасно старался я убедить Лукерью, что слово покойного отца, данное во хмелю, не обязывает ее погубить свою молодую жизнь. Ничто не помогло. Она стояла на своем, что такого сраму, чтобы пропитая девка отказалась от жениха, и не слыхивано. Я махнул рукой, и Лукерья добровольно вошла в семью, в которую была пропита отцом.

Из-за границы

[текст отсутствует]

Примечания

1

О мертвых — ничего, кроме хорошего (лат.).

3

какой вы! (фр.)

4

мой дорогой… моя дорогая… (фр.)

5

Апишь, идите сюда! Поклонитесь вашей дражайшей тетушке, обнимите вашего кузена. О, как вы любезны! (фр.)

6

как он язвителен! (фр.)

7

Апишь, что вы делаете? (фр.)

8

Говорите по-французски… какой вы! (фр.)

10

Апишь! начинайте (фр.)

11

как вы строги (фр.)

12

несомненно! (фр.)

13

мой друг! Что же это такое? (фр.)

14

как это хорошо! (фр.)

15

Пойдемте ко мне в комнату, друзья мои (фр.)

16

Теперь вы идите ко мне (фр.)

17

братец, как вы язвительны (фр.)

18

Она умеет танцевать… Смотрите (фр.)

19

покажите язык (фр.)

20

Идите сюда… Танцуйте, танцуйте! (фр.)

21

О, мой брат! что такое! (фр.)

23

бог из машины (лат.).

24

Она вся в ваших подарках (фр.).

25

Имею честь представить вам госпожу Шмакову (фр.).

26

Желаю удачи! (фр.)

27

Принеси (фр.)

29

вечно куропатки (фр.)

30

Семь смертных грехов (фр.)

31

Ангел мой! Ваша жена человек недостойный (фр.)

32

мой дорогой племянник! (фр.)

33

Садитесь (фр.)

34

В каком вы чине? (фр.)

35

как это хорошо. Какую честь вам это делает? (фр.)

36

как вы любезны! (фр.)

37

Что вы делаете? Идете сюда! (фр.)

38

Поклонитесь вашему дражайшему дядюшке! (фр.)

39

Кто вы такая. Что это? Отвечайте! (фр.)

40

Я бедная, несчастная! Мой дражайший папа меня не любит. Моя дорогая мама меня покинула (фр.)

41

А кто вам остался? (фр.)

42

У меня лишь моя дражайшая бабушка (фр.)

43

как хорошо! (фр.)

44

Идите играть! (фр.)

45

Он такой бездельник (фр.)

46

Он ничего мне не дает… А иногда он очень груб (фр.)

47

Покажите язык (фр.)

48

Волчий корень… рвотный орех (лат.).

49

милостивая государыня (нем.).

50

Не добром, так силой (нем.).

51

И то, чего не постигает разум разумных — то постигает детский дух в его простоте (нем.).

54

точка (лат.).

58

возобновлять несказанную скорбь ты велишь мне, царица! (Энеида) <лат>. (Примеч. А. А. Фета.)

59

Среди овечьих стад стремится за ловитвой <лат>. (Примеч. А. А. Фета.)

60

Потом кидается на раздраженных змей <лат.>. (Примеч. А. А. Фета.)

61

То, что не лечат лекарства, лечит меч (лат.).

62

Ничто не может возникнуть из ничего и нельзя обратить его в ничто (лат.)

63

ничто (лат).

64

повторенье (лат.).

65

мать ученья (лат.).

66

пылать желанием открытия истины <лат.>. (Примеч. А. А. Фета.)

67

«Ненавижу непосвященную» (лат.).

68

Кто вспомнит за вином про службу с нищетою? <лат.> (Примеч. А. А. Фета.)

69

Пить больше трех, боясь раздору,

Нагии грации претят

<лат.>. (Примеч. А. А. Фета.)

71

Бык стоял… <лат.>. (Примеч. А. А. Фета.)

72

Ненавижу непосвященную… стояла ночь… грезишь о звездах (лат.).

73

дражайший коллега (лат.).

75

Дамы и господа! (фр.).

82 1

83 2

Скачать:TXTPDF

Между тем к семейным воплям по Наталье присоединился вой Аннушки по Егорке, посаженном судом на полгода в острог. Филипп ходил мрачный, как туча, но никому не жаловался на свое горе.