дело эпохи Возрождения. Возможно ли понять Возрождение, не поняв Рима и
291
Греции? При изучении Греции откиньте памятники ее искусств, поэзии и философии — что там станете изучать? Возможно ли какое-либо самобытное изучение всех этих явлений классического мира без полнейшего знакомства с классическими языками? Без этого знакомства невозможно шагу ступить на классической почве. Шопенгауэр — этот заклятый враг педантизма и педантов, отравивших жизнь его, говорит: знакомиться с философом по профессорским лекциям — то же, что узнавать оперу по рассказам о ней.
Дело европейской науки без теснейшего знакомства с классическими языками — вполне несостоятельно. Но не таково, быть может, отношение к классикам области, называемой европейским образованием? Об этом поговорим в другой раз.
II
От специального дела науки перейдем к отдельным кругам деятельности, называемым воспитанием и образованием, стараясь уяснить для себя их сущность и взаимное отношение.
Воспитание, как показывает самое слово, есть постепенное приравнивание еще неразвитого индивидуума к той среде, в которой ему предназначается самостоятельно вращаться. В этом смысле и лисица не покидает своего воспитанника лисенка до тех пор, пока он не научится избегать опасностей и сам добывать пищу. В этом тесном смысле — невоспитанных людей не бывает. Каждый совершеннолетний здоровый человек, сделавшись самостоятельным, тем самым свидетельствует, что окончил свое воспитание, что нисколько не ставит его вне человеческого закона: век живи — век учись. Ясно, что кругов воспитания и по объему, и по приемам существует столько же, сколько на земле отдельных деятельностей. Будущего ткача или кузнеца надо воспитывать совершенно не так, как будущего скорохода или клоуна. Человек, наилучшим образом воспитанный для известной среды, может оказаться совершенно невоспитанным в другой. Человек, не умеющий войти в комнату, не может в аристократическом кругу считаться воспитанным. Но самый благовоспитанный придворный может резким образом нарушить приличия какого-нибудь немецкого городка, в котором право повести в публичном месте под руку девушку предоставляется только объявленному жениху. Какой так называемый благовоспитанный человек сумеет не нарушить приличие в избе степного крестьянина и т. д.?
Воспитание охватывает всего человека; оно относится ко всем способностям, развивая каждую из них соразмерно запросам среды, для которой предназначается воспитанник. А так как
292
воззрений на среду — идеалов среды — бесчисленное множество, то и воспитаний будет столько же. Не будем говорить о людях, которые, ясно сознавая известный идеал, избирают не целесообразные средства к его достижению. Человек ясно сознает, что ему нужно заморозить жидкость, — и ставит ее на огонь. Как ни много и таких, но гоньба за ними увлекла бы нас слишком далеко. Обратимся к людям, которые, с одной стороны, знают, чего хотят, а с другой не принимают противоположного желаемому за предмет пожеланий. Мы видели разнообразие отдельных кругов деятельности, но все они, подобно листьям древесным, сходятся на ветвях, сучьях, стволе и т. д. общего им растения. Прежде чем быть специалистом, я член известного семейства, общества, народа, расы и т. д. Человек может по произволу избирать себе специальность, даже семейство и общество, но избрать новую народность, расу и т. д. — от него не зависит. Поэтому воспитание, применяясь в своих приемах к будущему предназначению питомца, должно оставаться неизменным по отношению к неизменной стороне дела. Воспитание всякого русского, кто бы он ни был и к чему бы он себя ни предназначал, прежде всего должно быть русским.
Под этим словом мы нисколько не подразумеваем кучерской поддевки или несуществующих в народе степенных сапогов первой французской империи. Мы разумеем тот общий нравственный строй, на котором зиждется вся деятельность человека. Воспитание должно с молоком матери развивать в душе каждого русского бесконечную любовь и преданность России, любовь, которая бы не покидала его во всю жизнь и не дозволила ни на минуту поколебаться в выборе между ее общим благом и его собственным. Все в жертву России: имущество, жизнь, — но не честь. Честь — достояние высшего круга понятий, понятия о человеке. Бесчестный человек есть в то же время и бесчестный русский человек. Но русский, в душе француз, англичанин или швейцарец, — явление уродливое. Он ничто — мертвец; океан русской жизни должен выкинуть его вон, как море выбрасывает свою мертвечину.
Средства воспитания бесконечны, как мир. Все воспитывает человека, что входит в среду его бытия. Низкая притолока, тонкий лед, предание, обычай, вера, положительный закон, пример других и, наконец, образование. Многие из этих средств или орудий, не только в своей совокупности, но и отдельно взятые, гораздо могущественнее образования в деле общего народного воспитания.
Итак, воспитание есть приравнивание воспитанника к среднему уровню предызбранной среды, и по тому самому идеал его
293
бесконечно подвижен. Не таково дело образования. Задача его — приравнивание к неподвижному в данный момент идеалу умственного развития, идеалу целого миросозерцания отдельного народа, или же — целых групп народов, сходящихся в этом миросозерцании, независимо от разделяющих их пространств и времени. Посмотрим, в чем состоят эти неподвижные идеалы?
Сколько история ни представляет нам отдельных и родных образований (культур), неподвижный идеал каждой из них состоял в наибольшем знакомстве с книгой (или книгами) преданий, послуживших краеугольным камнем известного миросозерцания. Книга положена в основу миросозерцания, и она же служит идеалом этому миросозерцанию. Это безвыходный круг — какая-то консервативная змея, укусившая свой хвост. Очевидно, что при таком идеале самая культура и весь подвластный ей мир осуждены на вечную неподвижность. История всех восточных образований (культур) и даже средневековое европейское воспитание, за малыми исключениями, могут служить наглядным подтверждением сказанного. Наше русское образование не только не избежало в своем прошедшем этой общей участи, но и в настоящем может указать на раскольников, у которых идеал человека образованного и даже ученого остался верен своей средневековой неподвижности.
И книжному искусству вразумил, —
говорит пушкинский летописец. В этом одностороннем книжном искусстве — весь идеал. Один только древний грек — этот благоуханный цветок человечества — всем гармоническим существом вынес на свет Божий атмосферу всесторонней культуры. Во всей вселенной только он один самобытно выступил из заколдованного круга односторонности. Только его идеал — убил Пифона, этого змия неподвижности и мрака. Только глубоко человеческий взор грека с одинаковым участием обращался ко всему мирозданию, только его чуткая душа населила божествами все близкое и далекое, видимое и невидимое, реальное и идеальное. Только греки, исключительно одни греки были в состоянии передавать римлянам и через них завещать позднейшим векам откровение всестороннего образования. Только человек классического мира имел право и возможность впервые сказать: «Homo sum et nil humani a me alienum puto» (я человек и ничего человеческого не считаю для себя чуждым). Это не пустая фраза, а глубоко сознанный факт. Только благодаря бесценному завещанию классического мира, благодаря прометеевскому огню всестороннего образования — Европа является тем, что она есть — главою и повелительницей всего света, какою в свое время была Римская империя.
294
И Европа ревностно блюдет завещанный ей священный огонь. Все ее музеи, академии, книгохранилища, школы, судилища, театры, цирки — не что иное, как светильники этого огня. Идеал европейского образования есть всестороннее развитие человека. В этом — его существенное различие от всех остальных идеалов образования. Выбор между этими идеалами нетруден. Факт всемогущества Европы, блистающей во всеоружии всестороннего образования — у всех перед глазами. Народу, не желающему неподвижности летаргии, духовного и вещественного рабства и, наконец, политической смерти, не остается ничего другого, как примкнуть к европейскому идеалу образования. — Не забудем, что мы говорим здесь об образовании, а не о специальном деле науки.
Мы видели, что идеальный круг воспитания способен все более и более расширяться, сообразуясь с требованиями среды, на которую метит воспитание. Восходя все выше по лестнице развития и соответственно расширяясь, идеальный круг воспитания наконец почти сольется с идеальным кругом европейского всестороннего образования, так что отлично воспитанный человек в сущности будет почти синонимом отлично образованного человека. Такое слияние на вершине воспитания с образованием не должно подавать нам повода забыть существенную разницу между этими различными деятельностями — ибо смешение их в нашем представлении ведет, как мы увидим, к пагубным ошибкам.
Можно быть в известной среде прекрасно воспитанным, даже отличным специалистом: химиком, талмудистом, музыкантом, клоуном, человеком-мухой — и явиться в европейском музее, театре, аудитории совершенно чужим, диким, не имеющим ни малейшего права на титул европейски образованного человека. Европейское образование не требует во что бы то ни стало специальности. Главная его задача в том, чтобы посредством умственной гимнастики сообщить нравственным силам человека наибольшую упругость и эластичность и избавить их от тщедушной узости всевозможных сектаторств. В деле европейского образования известные данные наук менее важны как факты, чем как орудия умственной гимнастики. «Требовать от человека, — говорит Шопенгауер, — чтобы он хранил в памяти все прочитанное, — то же что требовать, чтобы он сохранил в желудке всю принятую в жизни пищу. Посредством всего мною прочитанного я сделался именно тем, что я есть».
Если воспитатель довел воспитанника до сознательного, разумного сочувствия ко всем многосторонним проявлениям европейской культуры — он достиг своей цели, воспитав образо
295
ванного человека. Но это не так легко, как кажется. Много добросовестного труда надо положить в основу того всестороннего образования, на вершине которого человек имеет право повторить классическое: homo sum *. Греческий красавец Геркулес навсегда расчистил Авгиевы стойла тупого, одностороннего сек- таторства. Вот почему он нам так дорог, так ничем на свете не заменим. Классическая древность завещала нам драгоценные плоды своей культуры — и современная Европа благоговейно хранит эти нетленные мраморы, эти, еще более нетленные, песни и сказания. Древность, хотя и не преднамеренно, сделала все, чтобы завещать; Европа — все, чтобы сохранить. Но завещать можно только плоды образования, а такую отвлеченность, как культура, — нельзя. Каждому поколению и каждой личности предстоит труд достигнуть посредством умственной гимнастики данной высоты образования. Этого труда нельзя взваливать на соседа, а надо каждому лично зажечь свой светоч у первоначального источника. Невозможно начинать дело со средины. Непосредственное общение с источниками есть жизненный вопрос всякого образования. Уничтожить Коран — значит уничтожить ислам, разбить антики — значит убить европейское искусство, уничтожить классиков — значит уничтожить европейскую науку.
В глазах греков и римлян все остальные народы были варварами, дикарями, не столько по степени развития, сколько по природе. В самом деле, чем были все эти тевтоны, саксонцы, галлы и скифы, как не прирожденными сектаторами, дикарями? Разница между древним греком и варваром та же, что между Аполлоном и Пифоном. Первому стоило только родиться, чтобы быть источником света, — второму стоит явиться на свет, чтобы быть сектатором. Один —
