говорить об их бесполезности с таким ожесточением? Новые сектаторы-пифоны говорят о классическом образовании не иначе как с пеной у рта, и со своей точки зрения они правы. Весь духовный строй древних героический, весь смысл его — свободное, но тем не менее до крайних пределов, до обоготворения доведенное поклонение героям-авторитетам. Только эта атмосфера воспитывает ту нравственную аристократию, единственно которою вправе гордиться человек, ибо делается сопричастным ей в силу доблестнейших проявлений духа, в силу любви, а не озлобления, в силу сосредоточенности, а не разбросанности и надломленности, в силу благодатного труда, а не завистливой праздности. Сколько причин неумолимой ненависти! Действительно, можно в отчаяние прийти при мысли, что человек, получивший всестороннее образование, в большинстве случаев неуязвим со стороны известных лжеучений. Софистической диалектикой его не собьешь, потому что, исходив пути мышления, он знает все камни преткновения и видит хромоту софизма. А главная беда в том, что в сознании его довольно ясно намечены главные направления героического, и трудно выдать ему Патрокла за Фирсита или наоборот. Как же не враждовать против всестороннего образования, при свете которого Фирситу прослыть Ахиллесом и хотя на время занять его место — нет ни малейшей надежды?
«Все это прекрасно, — скажут многие, — но если непосредственное знакомство с древними так благотворно в деле всестороннего образования, — как объяснить те уродливые, на глазах у всех проходящие явления, которые могут быть названы общим именем семинаризма, когда в семинарское образование в значительной степени входило изучение латинского и греческого языков?»
Уродливые явления семинаризма не только не свидетельствуют против нас, а напротив, служат наилучшим подтверждением всего нами сказанного. Во-первых, изучение классиков представляет не только предмет изучения, но и условие всестороннего образования, а известно, что органическая жизнь может развиться при различных и даже противоположных условиях, лишь бы противоположности не действовали единовременно. Трудно простудиться, не разогревшись. Молодые деревья преимущественно уродуются и гибнут не во время зимних морозов или летних жаров, а весной, когда пропеченная солнцем с южной стороны кора леденеет и мерзнет от так называемых утренников. Получая последовательное сектаторское воспитание, можно быть хорошим, честным сектатором на том же основа
301
нии, на котором всесторонне развитой человек будет вполне образованным. Но что, спрашиваем мы в свою очередь, может произойти там, где основными условиями воспитания являются неумолимое сектаторство с одной и задатки всестороннего образования с другой стороны? Заметим мимоходом: пример целой Европы доказывает, что всесторонность человеческого образования (humaniora) нимало не исключает чистоты христианской идеи и даже мученичества за эту идею. Возвратимся к условиям воспитания в наших семинариях. Результат сопоставления таких противоречивых условий может быть двоякий. Если природа воспитанника такова, что общеобразовательные приемы не возбудят в ней самодеятельности, вопреки грозной феруле сек- таторства, то нравственной борьбе, очевидно, возникнуть не из чего. Обычный поток сектаторства охватывает воспитанника, обрезает крылья слабым зачаткам всестороннего образования и вносит его в будничную колею жизни вполне целомудренным по отношению к греховному миру современного образования. Можно наперед сказать, каково будет значение и роль воспитанника на месте нового призвания. Роль эта будет чисто сектаторская. Так это бывает в большинстве случаев. Даже вполне религиозный человек, только что свободно менявшийся мыслями с аббатом или пастором, искусственно принажмет свой тон и нравственный уровень, заводя разговор с батюшкой, словно заговаривая с младенцем. Это одна сторона медали. Но вот и другая. Чем шире, даровитее природа воспитанника, тем вернее действуют на нее условия всестороннего образования, хотя бы вдвинутые во враждебную тесноту сектаторства. Вместо стройного всестороннего развития возникает страшная внутренняя борьба, кончающаяся обыкновенно нравственным ренегатством.
На этой-то стороне медали с особенною ясностью видно значение общеобразовательного воспитания (humaniora). Как ни скудно, односторонне преподавались классики, логика, риторика, философия, — умственная работа над ними приносила свои плоды. Она укрепляла ум гимнастикой и приучала к серьезному труду. Воспитанники-отщепенцы являлись в этом отношении силачами сравнительно со сверстниками других кругов воспитания. Будучи большею частью по природе людьми посредственного ума, они тем не менее временно завоевывали значительный успех, прослыв за людей сильных. Чем объяснить все эти явления, как не условиями умственной гимнастики? Семинаризм с исключительным своим оттенком выступил на литературное и жизненное поприще именно в то время, когда все другие воспитательные среды окончательно ослабели по отношению ко всестороннему образованию. С одной стороны являлись люди, по
302
лучившие известный навык в области отвлеченной мысли, известную умелость последовательно выражаться, а с другой — полное отсутствие всех этих данных в современной им молодежи. С одной стороны люди, стоявшие хотя на больных и кривых ногах, да на своих, — ас другой совершенно безногие cui de jatte*. При таких условиях равно понятны и хореографический успех первых в такой беспомощной среде и решительный их неуспех в среде людей, остававшихся сопричастными всестороннему образованию. По отношению к семинаризму умственная гимнастика нисколько не виновата, что была обставлена другими враждебными ей условиями. У нас из той же самой среды вышла целая литература, обличающая уродливость этих условий. Итак, грустный пример семинаризма нимало не опровергает нами сказанного. Напротив, он нагляднее всякого другого указывает на благотворное влияние общечеловеческого образования и на гибельные плоды узкого сектаторства.
Возвращаясь к архитектонике восходящих кругов воспитания, заметим мимоходом, что она не выдумана нами, а несомненно существует в действительности, проходя по всем ступеням иерархической лестницы человеческих обществ. В самом нижнем кругу, смежном с воспитанием животных, книжное образование — ничто (оно не входит в этот круг), в самом высшем — оно почти все. Говоря о научном образовании, а не о высшей области науки, мы должны с нашей точки зрения принять за высший круг образования тот, который будет примерно соответствовать высшему гимназическому курсу.
Для полноты соображений не упустим случая привести еще аргумент, так часто употребляемый на защиту классического образования. Сущность аргумента заключается в следующем. Так как главная цель образования состоит в развитии нравственных сил воспитанника посредством умственной гимнастики, то науки, представляющие нам большие условия такой гимнастики, будут тем самым целесообразнейшими. Не упуская из вида главной цели образования, что вы противупоставите изучению древних языков? Так называемые естественные науки? Но что такое физика, химия, ботаника и даже математика в размерах гимназического курса? В какой мере и с какой стороны могут они возбудить самобытную деятельность ума? Новейшие языки? Но лучший способ научиться им — практический, т. е. тот, которым учат попугаев повторять ту же фразу на нескольких языках. Зато способ этот оказывается совершенно бессильным в применении к другим языкам. Не тот овладел латинским или
* Зд.: калеки (фр.).
303
греческим языком, кто запомнит наибольшее количество вокабул и фраз, а кто путем умственного труда и самостоятельного мышления вдумался в совершенно чуждый строй и порядок представлений. Употребление малейшей частицы связано со строго логическим отчетом перед самим собою. Вот где скрывается трудность изучения древних языков и незаменимая заслуга их в деле умственного образования.
Сообразив все сказанное, мы придем к следующему неизбежному заключению. Высшее образование, требующее значительной затраты времени и воспитательных средств, не может быть достоянием большинства, а выпадет на долю значительного меньшинства. Всестороннее образование, вследствие непреоборимых препятствий, не может стать уделом большинства, на долю которого при наилучших условиях все-таки выпадает образование сектаторское. Чтобы убедиться в справедливости наших слов, стоит оглянуться на низшие воспитательные круги в современной нам Европе. Делу народного образования в обширном смысле слова недостаточно усвоить себе приведенный нами факт. Для правильного отношения к различным кругам народного воспитания не должно забывать, что младенцев невозможно без очевидного вреда для них самих насыщать пищею и питьем, предназначенными для окрепнувшего желудка взрослого человека. Всякий воспитательный круг представляет как бы фундамент для известного рода соответственных зданий. Бросить из высшего воспитательного круга какую-нибудь многозначительную, тяжеловесную мысль в низший — то же, что поставить Александровскую колонну на сваи, предназначенные под избушку лесного сторожа. И сваям конец — и колонне конец! Живой пример такого порядка вещей у нас перед глазами. Несколько лет тому назад социалистические теории, отвергнутые образованной Европой, попали у нас в высший, но тем не менее вполне неразвитой воспитательный круг. Справиться с этой пищей как следует сильному организму, т. е. переварить ее и из безразличной массы данных воспользоваться освежительными началами, круг этот не был в состоянии. Новая пища принята была без всякой критики, на веру, сырьем — и, не переваренная, произвела злокачественную болезнь, получившую прозвание нигилизма (ничтожества).
Могут спросить: к какому практическому выводу приводят наши соображения? Что должно делать благонамеренное воспитание по поднятому нами вопросу о классических языках? Другими словами: должно ли воспитание непременно начинать свое дело с классического образования? Отвечать огульно на этот вопрос невозможно. Так как воспитание есть целесообразная дея
304
тельность, то необходимо в свою очередь спросить: какая ваша цель? Чем хотите вы видеть в будущем вашего воспитанника? Разумеется, пока вы будете довольствоваться идеалом работни- ка-специалиста, классическое воспитание ни на что не нужно. Узкое сектаторство, в котором ваш воспитанник пребудет во всю жизнь, нисколько не помешает ему быть <ни> честным человеком, ни отличным рабочим, а обсуждать предметы, требующие всесторонних соображений, ему не придется. Но коль скоро ответ ваш будет таков: я прежде всего желаю воспитать всесторонне образованного человека и затем уже предоставить ему выбор специальностей, — дело изменяется совершенно. Понятно, что вы желаете воспитать не попугая европейской культуры, принимающего на веру все ее симпатии и антипатии, а человека, самобытно ей сопричастного. Если такова действительно ваша цель, то на каком же основании вы отнимаете у воспитанника единственное средство самобытной сопричастности этой культуре — знание древних языков?
Такова идеальная сторона дела; взглянем в свою очередь на практическую. «Хорошо так рассуждать богатым людям, —скажут мнимые реалисты, — но какая возможность добиваться всестороннего образования мальчику, поставленному в необходимость с 8 лет снискивать пропитание, как это постоянно бывает в быту крестьян-хлебопашцев? » — Никакой! Но мы только что в общих чертах отвечали в том же смысле! — «Позвольте, — перебивает реалист, — пойдем далее. Предположим, что родители в состоянии кое-как продержать мальчика до 17 лет в школе, но желали бы затем видеть его специалистом, способным добывать хлеб. Для бедняка время — самая дорогая вещь, и реальная гимназия в этом случай находка. Мальчик, кончая в ней курс, приобретает и общее образование, и положительно полезные сведения». Такое умозаключение нам кажется двойным самообольщением! Тут все построено на неясных представлениях. — Какой вы хотите специальности: сахаровара, садовника, винокура, бу- магопрядилыцика? Не знаем, возможны ли 18-летние специалисты по этим частям, но знаем наверное, что этим специальностям обучаются у котлов,
