Скачать:PDFTXT
Собрание сочинений в 20 томах. Том 3. Повести и рассказы критические статьи

в 1995 г. в ИРЛИ и в Орловском гос. университете; текст его любезно предоставлен редколлегии ССиП).

Написание повести, возможно, было вызвано желанием восстановить в общественном мнении доброе имя своей родственницы и поддержать ее и ее дочь в трудную минуту, когда ребенку грозила опасность оказаться «незаконнорожденной» (это особенно должно было задевать Фета, который сам оказался на долгие годы в подобном положении).

Если следовать хронологии повести, то «тетрадь» (дневник штабс-ротмистра Ковалева) начата была в 1845—1846 гг.: «Давно не видал я этой тетради. Вот уже лет пять лежит она в числе прочих бумаг на столе, под кобурными пистолетами — нашем походном пресс- папье. Она начата, когда еще живо было во мне впечатление последней сцены в Мизинцеве…». Сцена, упоминаемая здесь, — прощание Ковалева со своими родственниками (тетушкой и братцем) перед отъездом на службу в полк. Она могла происходить в реальной жизни Фета весной 1845 г., накануне отъезда в кирасирский полк (Летопись. С. 147). Это прощание совпало с семейной драмой в Мизин- цево (Пальчиково), о которой рассказывается в главе «Чернецов».

Однако есть основания предполагать, что начало работы над повестью «Дядюшка и двоюродный братец» не совпадает с началом армейской службы Фета. Это доказывают документы, найденные Л. М. Маричевой. Непосредственным поводом для художественного оформления семейных преданий, вероятно, стало, с одной стороны, возбуждение уголовного дела против К. П. Шеншина в Орловском уголовном суде и, с другой, смерть отца Фета, последовавшая 7 мая 1854 г. (Летопись. С. 157). В последней главе повести— «Чернецов» — ностальгически звучит «тема отца», и об отце говорится в прошедшем времени. Она открывается беседой героя с отцом по поводу решения определиться на военную службу и сопровождается рассуждением: «Добрый батюшка! Поэзия жизни для него не существовала. Мечтать, предчувствовать было не его делом. Казалось, он всю жизнь развивал одну тему: “по-моему, это справедливо; я этого непременно хочу — и это непременно будет”. Постоянным девизом его была пословица: “Что посеешь, то пожнешь”. Много, неотступно трудолюбиво сеял он на веку, но много ли пожал и каких плодов?» В следующей за этой главой дневниковой записи Ковалева прямо упоминается о «близких утратах».

В повести переплетены два ретроспективных сюжета: один — «армейский», другой, помещенный внутри первого, — изображение детства и студенческой юности. Оба сюжета имеют автобиографический характер6. Армейский сюжет, которым открывается повесть,

8 Многочисленные переклички между этим автобиографическим рассказом и мемуарами Фета были отмечены (Садовской. С. 70; Соч. Т. 2. С. 382). Вряд ли можно признать убедительной попытку некоторых исследователей переосмыс-

371

возвращает читателя к истории кирасирского Орденского полка, а именно — к венгерским событиям 1849 г., в которых полк участвовал (см. об этом: РГ. С. 406, 440—449). Основной сюжет относится к 1830—1854 гг.

Очевидно, повесть была передана в 03 И. С. Тургеневым, который, как следует из письма Фета к А. А. Краевскому от 8 мая 1855 г., должен был ее «пересмотреть», однако, не успел это сделать (PHБ. Ф. 391. А. Краевский). В предыдущем письме (от 15 февраля) Фет назвал «Дядюшку и двоюродного братца» «повестью» (Там же).

На жанровую особенность произведения указано в своеобразном введении («Начало и конец»): «если не повесть, то, по крайней мере, несколько очерков». Возможно, это замечание связано с сомнениями самого автора относительно жанра написанного произведения, что отразилось в указанном разночтении в журнальной публикации. Повесть (или рассказ) состоит из девяти глав (в журнальной публикации, вероятно, допущена техническая ошибка: две главы («Жених» и «И то и се»), представляющие собой личный дневник штабс-ротмистра Ковалева, пронумерованы одной цифрой «шесть». То же — в Соч. Т. 2). Этот дневник — «писаная тетрадь без начала и без конца» — был оставлен на хранение повествователю его автором и опубликован после смерти последнего. Перед нами «рассказ в рассказе», своеобразная «семейная хроника», в которой повествуется о двух родственных семьях, о судьбах двоюродных братьев — молодых дворянских отпрысков.

Уже отмечалось, что автобиографизм составляет одно из достоинств этой повести (см. об этом выше, во вступ. ст. к прозе в наст, томе). Многие детали из жизни Фета, описанные в позднейших воспоминаниях и в повести «Дядюшка и двоюродный братец», дополняют и уточняют друг друга, помогая восстановить подлинную биографию их автора, что подтверждается письмом старинного приятеля Фета Ивана Петровича Новосильцова от 19—20 февраля 1890 г. (указано Л. М. Маричевой): «…Начну с выражения благодарности за “Дядюшку и двоюродного братца”, сейчас же по получении, т. е. вчера начал чтение и “смакую потихоньку”, и, кажется, не так давно, а пе- ремен-то, перемен, другому, пожалуй, покажется все это волшебной сказкой, а мне ясно видна действительность, чую более, чем чувствую, что все так было — и что тут нет красного словца для прикрасы. И вижу твоего отца, слышу его типические выражения с поднятой кверху ладонью и с щелчком! Спасибо тебе, когда прочту, возвращу тебе <...>. А жаль, что такая вещь сделалась редкостью, и написано и задумано хорошо <...>» (РО ИРЛИ. № 20228. Л. 225). Особенный ин-

лить этот факт, приписывая Фету намерение придать «отдельным лицам своих мемуаров черты, которые сформировались в поисках определенного художественного задания в этой ранней прозе» (Зетледельцева Т., Евгенъев С. Т. Сюжетная проза и мемуары Фета: проблемы комментария. На материале повести «Дядюшка и двоюродный братец». С. 113).

372

терес представляет сообщение о дальнейшей судьбе Капитона Шеншина: «…узнал в описаниях и княгиню Васильеву и г-жу Лыкоши- ну — которой голова походила на голову кузнечика в микроскопе! И типы же были! И кончил Апишь в монастыре на Афонской горе самоубийством, бросившись в море с отвесной скалы в самый день своего причастия! Не знаю, читала ли эту повесть или этот рассказ княгиня Оболенская, дочь Апиша: должно быть, жутко дочери помышлять о таком отце!» (Там же. Л. 227).

Повесть не была принята столь доброжелательно, как «Кале- ник». В Соер, появилась без подписи заметка, принадлежащая Н. А. Некрасову, в которой очень дипломатично, после самых высоких похвал поэзии Фета (автор заметки даже целиком выписал стихотворение «Диана»), объявлялось, что проза Фета далеко уступает его поэтическому творчеству. «Всякая похвала немеет перед высокой поэзией этого стихотворения, так освежительно действующего на душу; мы искренно пожалели, что г. Фет, которому природа дала лучший из даров своих — дар поэзии, — который так мастерски, так художественно-пластично умеет описывать “Диану”, вздумал описывать Марью Ивановну и тому подобные личности <...>. Попытка совершенно не удалась, чему мы, признаемся, душевно рады: авось вторая неудача охладит г. Фета к прозе и возвратит его к настоящему его делу — к стихам» (Заметки о журналах за октябрь 1855 // Соер. 1855. Т. 54. № 11. С. 74; Тоже: НекрасовН. А. Поли. собр. соч.: В 15 т. Т. 11. Л., 1990. С. 188—189). Характерно, чтоНекрасовк «неудачам» относит и первый рассказ Фета «Каленик».

Гораздо более резким был анонимный отклик на повесть в БдЧ: «Во главе октябрьской книжки “От<ечественных> Зап<исок>” поставлен Дядюшка с двоюродным братцем, повесть сочинения г-на Фета. От колючей поэзии господин Фет перешел к пустынной прозе. Переход совершен быстро и безопасно. Еще так недавно г-н Фет был поэтом и на наших глазах сделался настоящим прозаическим писателем, что неоспоримо доказывает его повесть. Давно уже не читали мы в “Отечественных Записках” такой прозы… Мы передали бы содержание этой повести, но “Отечественные Записки” пожалуй станут доказывать, что это сущая контрафакция, посягательство на чужую собственность и т. д.» (Журналистика // БдЧ. 1855. Т. 134. С. 6).

Начало и конец

Стр. 18. «Начало и конец». — Варьирование в предисловии этой формулы отсылает, по-видимому, к трилогии Ап. Григорьева об Арсении Виталине (См. подробнее во вступ. ст. к прозе в наст. томе).

Камелия — вечнозеленое растение из семейства чайных с декоративными цветами, которые нередко использовались в качестве дополнения к туалету.

Галопад (галоп) — старинный бальный танец в стремительно-быстром темпе.

373

Стр. 19. Корда — длинная веревка, на которой гоняют лошадей по кругу при выездке.

Когда полк наш, в свою очередь, выступил в поход — до особого приказания. — «Поход» — участие России в подавлении венгерской революции 1849 г. Полк, в котором служил Фет, во время венгерских событий находился в составе резервных подразделений, в отличие от уланского полка, в котором служил герой рассказа Ковалев. Летопись об этом сообщает: «1849. Конец мая. Главные силы русской армии, двинутой Николаем I для подавления Венгерской революции, сосредоточиваются под командой Паскевича у г. Дукла. В Орденском полку слухи о предстоящем выступлении в поход»; «10 июля. Полк выступает в поход в направлении на Ново-Миргород…»; «1 августа. Вождь венгерских революционных войск Гергей сдается авангарду русской армии»; « 7 сентября. Полк возвращается из Ново- Миргорода на постоянные квартиры в Новогеоргиевск» (Летопись. С. 151—152; см. также: РГ. С. 440—449).

Штабс-ротмистр (штаб-ротмистр) — Офицерский чин в русской кавалерии в 1801—1917 гг.; соответствовал должности командира эскадрона. 27 февраля 1858 г. Фет вышел в отставку в чине штаб- ротмистра (см.: Указ об увольнении в отставку А. А. Фета по домашним обстоятельствам в чине штаб-ротмистра с выпиской из его формулярного списка с 1846 по 1858 г. // ОР РГБ. Ф. 315/П. Картон 14. Ед. хр. 22).

I. Журнал

Ну-с! далее! — говорил Василий Васильевич. — Так звали одного из учителей, нанятого в дом Афанасия Неофитовича Шеншина. Фет позднее вспоминал: «Во время моего детства Россия, не забывшая векового прошлого, знала один источник наук и грамотности — духовенство; и желающие зажечь свой светильник вынуждены были обращаться туда же. <...> Так как мне пошел уже десятый год, то отец, вероятно, убедился, что получаемых мною уроков было недостаточно и снова нанял ко мне семинариста Василия Васильевича…» (РГ. С. 31).

Дублин, Портсмут, Плимут, Ярмут — портовые города ~ Чичестер. — Дублин — город в Ирландии, входившей в XIX в. в состав Соединенного королевства; Плимут, Портсмут — портовые города на южном берегу Англии, Грейт-Ярмут — портовый город на востоке Англии, Чичестер и упоминаемый ниже Дорчестер — города на южном побережье Англии.

Стр. 20. Подчинка — ловушка.

Я знал, где у Сережи (бедного мальчика, взятого в дом для возбуждения во мне рвения к наукам) стояли пустые клетки. — В РГ Фет пишет: «Для возбуждения во мне соревнования в науках положено было учить вместе со мною сына приказчика Никифора Федорова Митьку. <...> Если laudaturus, laudatura была какая-то мутная

374

микстура, и Архелай, Агизелай и Менелай и даже Лай являлись каким-то клубком, в котором поймать конечную нить голова моя отказывалась, то при помощи Митьки у нас скоро развелось в доме множество пойманных птиц, которым по

Скачать:PDFTXT

в 1995 г. в ИРЛИ и в Орловском гос. университете; текст его любезно предоставлен редколлегии ССиП). Написание повести, возможно, было вызвано желанием восстановить в общественном мнении доброе имя своей родственницы