Стешу или Машу-козлика» из безвестных хоров Марьиной рощи (Григорьев А. Воспоминания. С. 282). Поскольку Маша-козлик была известной солисткой хора Ивана Васильева, очевидно, и Стеша была реальным лицом.

Стр. 132. Торбанист — играющий на торбане; торбан — струнный щипковый музыкальный инструмент, вышедший из употребления во второй половине XIX в.

Стр. 133. …он сам входил в пассию… — Зд.: в возбуждение (от фр. passion).

Вспомни, вспомни, мой. любезный… — несколько измененный вариант (приспособленный для женского исполнения, с нарушенным порядком слов во второй строке) русской народной песни «Вспомни, вспомни, моя любезная…» (см.: Мудрость народная. Жизнь человека в русском фольклоре. Вып. 3. Юность и любовь: Девичество / Сост., подгот. текстов, вступ. ст. и коммент. Л. Астафьевой и В. Бахтиной. М., 1994. С. 343).

Вспомни, вспомни, моя любезная,

Нашу прежнюю любовь,

Как мы с тобой, моя любезная,

Погуливали,

Погуливали…

Осенние долгие ночи Просиживали.

Просиживали…

Забавные тайные речи Говаривали,

Говаривали…

Эта песня любовного содержания, в ней говорится о разлуке двух любящих, о боли расставания. Вот почему, когда Стеша исполняла ее, «чуть заметная слезинка сверкнула на ее темной реснице». «Сколько неги, — замечает рассказчик, — сколько грусти и красоты было в ее пении!» Любопытно, что И. П. Борисов в письме к Фету от 25 июля 1857 г. (по всей вероятности, лето именно этого года изображает Фет в своем рассказе «Кактус ») цитирует ту же песню «Вспомни, вспомни, моя любезная…»: «Не забывай никогда прежнюю мою любовь и как мы с тобой, мой любезный, погуливали» (см.: РО ИРЛИ. Ед. хр. № 20272. Л. 4об.). Женский род в цитате, как и в рассказе Фета, заменен мужским.

Слышишь ли, разумеешь ли… — русская народная песня «Слышишь ли, мой сердечный друг…», которая была переделана для цыганского исполнения И. О. Соколовым (1777—1848), организатором

402

и первым руководителем ведущего в Москве цыганского хора, впоследствии перешедшего к Ивану Васильеву (Пыляев И. И. Старый Петербург. 3-е изд. СПб., 1903. С. 413).

Вне моды. Впервые: Нива. 1889. № 1. С. 2—8. Автограф не обнаружен. Печатается по первой публикации.

Историю создания рассказа проясняет письмо Фета от 23 мая 1888 г. к писательнице С. В. Энгельгардт, с которой его связывали долгие дружеские отношения12. «В настоящее время, — писал он, — мне по вечерам перечитывают Гоголя, и я перехожу от раздражения к раздражению. Я не отрицаю великой зоркости и даровитости Гоголя, но его ничтожное умственное развитие, убогое знакомство с жизнью равняется только его ребяческой отваге. “Забирайте (говорит он по поводу Плюшкина) с собою в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, — не подымете потом”, как будто возможно в этом смысле забрать то, чего не получил от природы. Все истинные мыслители и поэты утверждают противное, вместе с народом: “каков в колыбельку, таков и в могилку”. Кто видал, чтобы человек, приехавший из увешанного хмелем сада Плюшкина в бричке, вышел на улицу под окнами, из которых смотрит чиновник, одетый в шинель на больших медведях и в теплом картузе. И что значит шинель на больших медведях. Значит, бывают шинели и на малых медведях…». Столь «раздраженная», хотя и неоднозначная оценка произведений Гоголя не была характерна для Фета в более ранние годы. Будучи знатоком творчества этого писателя, Фет неоднократно использовал его образы на страницах своих произведений (в публицистике, критике, рассказах и мемуарах)13. Почему «Мертвые души» (а возможно, не только они) стали источником «раздражения» для поэта на склоне его лет, предстоит выяснить14. Важно

12 Письма Фета к С. В. Энгельгардт впервые были опубликованы Н. Охоти- ным в сб.: Фет А. А. Стихотворения. Проза. Письма / Вступ. ст. А. Е. Тархова; сост. и примем. Г. Д. Аслановой, Н. Г. Охотина и А. Е. Тархова. М., 1988. С. 374—401. Однако письмо от 23 мая 1888 г. в публикацию не вошло и было любезно предоставлено, вместе с другими неопубликованными письмами, публикатором и Г. Д. Аслановой Н. П. Генераловой, готовившей публикацию писем С. Энгельгардт к Фету (см.: Письма С. В. Энгельгардт к А. А. Фету // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1994 год. СПб., 1998; То же …на 1995 год. СПб., 1999; То же …на 1997 год. СПб., 2002).

13 См. об этом:. Черемисинова Л. И. Гоголевские образы в прозе А. А. Фета // А. А. Фет и русская литература / Под ред. В. А. Кошелева, Г. Д. Аслановой. Курск, 2000. С. 195—204.

14 Одна из возможных причин названа в статье «Фамусов и Молчалин. Кое- что о нашем дворянстве» (1885): «Можно ли удивляться, что наши крупнейшие художники-писатели, в самый расцвет их служения художественной идее, внезапно с чужих софистических слов предались служению нравоучения не

403

отметить, что Фет испытывал потребность в обращении к творчеству Гоголя в это время, в перечитывании и новом осмыслении его. Очевидно, что помимо «Мертвых душ», Фету (страдавшему тяжелым заболеванием глаз) перечитывали и «Старосветских помещиков», которых сам Гоголь, по свидетельству Белинского, считал своей лучшей повестью в «Миргороде» (см. письмо Белинского к Гоголю от 20 апреля 1842 г.). Довольно высоко оценивал это произведение и Фет, относя его к разряду «чистого, тихого эпоса», ставя в один ряд с «Одиссеей», «Германом и Доротеей» Гете15. Возможно, с перечитыванием Гоголя связано появление сюжета рассказа «Вне моды», герои которого получили имена гоголевских «Старосветских помещиков».

Автобиографическая подоплека рассказа отмечалась исследователями (Б. Садовской, А. Е. Тархов), при этом Тархов назвал последнее прозаическое произведение Фета «наиболее “чистым” случаем автобиографизма фетовской прозы» (Соч. Т. 2. С. 384). В центре повествования — сам Фет конца 80-х гг.: его внешний облик и внутреннее самочувствие. На небольшом пространстве рассказа писатель попытался представить основы своего миросозерцания. Такой исповедальное™ фетовская проза не знала. Автобиографическое начало в нем настолько откровенно, что легко распознавалось современниками. В этом отношении интересен отзыв Я. П. Полонского, который писал Фету 31 декабря 1888 г.16: «Сейчас я прочел в “Ниве” рассказ твой “Вне моды”. Это ты себя изобразил в виде Афанасия [Афанасьевича] Ивановича? Очень милый рассказ — в особенности удивительно наблюдательный глаз Афанасия Ивановича (по отношению к природе). Описание просыпающихся на заборе голубков восхитительно! Тонко и симпатично обрисована и личность Пульхерии Ивановны. Этот рассказ мне понравился гораздо более, чем твои воспоминания, хотя и там есть немало хорошего…» (РО ИР ЛИ. Архив Я. П. Полонского. № 11843а. Л. 45об.). Высокая оценка этого произведения Полонским объясняется, помимо художественных достоинств, его не

пременно в желанном софистами направлении, так как это нравоучение называлось на софистическом языке фальшивым, но дорогим для художника именем идеи. Гоголь, Тургенев и многие другие пошли загонять клинья мнимой идеи в свои произведения, раскалывая таким образом ту художественную идею, которая составляла их сердцевину» (см. наст, том, с. 323). Фет всегда считал губительным для искусства подчинение его какой-либо идее или тенденции: оно перестает быть «живорожденным», нарушается его органическая целостность.

15 Фет А. А. Стихотворения. Проза. Письма. С. 380. Ср. также рассуждения о Пульхерии Ивановне в статье «Наши корни» (А. А. Фет. Поэт и мыслитель: Сб. науч. тр. С. 197—198).

16 Видимо, первый номер «Нивы» за 1889 г. с опубликованным рассказом Фета вышел накануне Нового года. Указанное письмо Я. П. Полонского снабжено, помимо даты, довольно точным обозначением времени его написания: «десятый час вечера».

404

поведальным характером. Считая Фета лириком по преимуществу, Полонский относился к прозе поэта весьма сдержанно. «Выходя за пределы лиризма, в драму или в эпос, ты уже вне дома: стих твой тяжелеет, не поет и в особенности не умеет разговаривать. <...> Отчего же в твоих лучших лирических произведениях — и музыка, и сила, и удивительная меткость выражений. Да просто потому, что в лирике ты царь, а в эпосе — невольник», — писал он Фету 29 марта 1888 г. (Там же. Л. 11—11об.). Рассказ «Вне моды» оказался исключением из правила в силу своего проникновенного лиризма. Это качество отличало его и от других художественных повествований Фета, и от воспоминаний, вызвавших недоумение Полонского и К. Р., которые надеялись прочесть в них откровения о тайнах рождения лирических созданий поэта, а вместо этого получили документальное описание событий, свидетелем которых был Фет17. Во «Вне моды» нарисован «внутренний портрет» поэта, и это обстоятельство обусловило высокую оценку рассказа Полонским. Прозвучавшее сопоставление рассказа с мемуарами было вполне закономерным: рассказ печатался в промежутке между двумя публикациями в РВ воспоминаний Фета18, соответственно и воспринимался — в контексте воспоминаний. Работа над ними, видимо, шла параллельно.

17 15 августа 1888 г. Полонский, прочитавший начальные главы фетовских воспоминаний в РВ, писал Фету: «Приступая к чтению твоих записок или воспоминаний, я был уверен, что я пойму или лучше сказать подгляжу, откуда выбился наружу и какими извилинами потек источник твоей лирики! Как пришло тебе в голову стихи писать и каким стихом в первый раз ты обмолвился? Кроме того мне воображалось, что в твоих воспоминаниях прежде всего я увижу домик у Спаса в Наливках, то гнездо, где жили старик со старухой, где было милое детище Аполлоша <...>. Но… ты начал с знакомства с Тургеневым… и знакомишь себя с публикой как улан или военный. Все это конечно интересно; но перебери “Русский архив” или “Русскую старину”, — сколько военных описывало свою службу, свои походы, своих товарищей и проч<ее>, и проч<ее>. Ты тут просто хороший человек и честный служака, и о своих стихах говоришь ты вскользь, как о чем-то постороннем» (РО ИРЛИ. Архив Я. П. Полонского. № 11843а. Л. 26об.). Аналогичен отзыв К. Р.: «С наслаждением и все возрастающим любопытством читал я в “Русск<ом> вест<нике>” ваши воспоминания, — писал он Фету 18 августа 1888 г. — Но, к сожалению, я не нашел в них того, что считал бы для себя самым ценным и занимательным: вы только об Одах Горация и приморских стихотворениях упоминаете в связи с ходом вашей жизни, а причины, вызвавшие большинство дорогих мне ваших произведений, остались мне неизвестными и вы не познакомили нас с обстановкой и влияниями, породившими большую часть творений ваших. Но и без этой, по-моему, главной подробности, имеющей для меня особую прелесть, я не мог оторваться от ваших записок» (К. Р. Избранная переписка / Сост. Л. И. Кузьмина. СПб., 1999. С. 296).

18 Первые главы мемуаров Фета, вошедшие впоследствии в книгу «Мои воспоминания» (1890), были напечатаны в августовском номере РВ за 1888 и в июльском — за 1889 г.

405

В основе сюжета — одна из ежегодных поездок поэта из Воробьевки Курской губ. в родовое имение Клейменово Орловской губ. Фет в 1880—1890-е